Причины поражения советских ВВС.

“Причины поражения советских ВВС оказались в точности такими же, как и причины разгрома Красной Армии в целом. Вооруженные силы были частью нерушимого с виду, но тяжело больного внутри общества, авиация была лишь частью – хотя и весьма специфической – вооруженных сил, созданных как инструмент порочного, жестокого и агрессивного режима. Все произошедшее летом 1941 г. Было неизбежным, и лишь еще большая жестокость, порочность и глупость гитлеровского режима, гигантские размеры и ресурсы страны, а также помощь со стороны могучих сил демократического Запада позволили ценой огромной крови вернуть потерянное в первые месяцы, пересилить врага и завершить войну в Берлине.

 Что же касается именно авиационно-технических проблем и выводов, то их можно сформулировать следующим образом:

1.      Главным элементом системы ”самолет-летчик” является летчик. Это верно даже сегодня, в эпоху бортовых ЭВМ и самонаводящихся ракет….

2.      Боевая подготовка летчика есть неразделимый сплав умения и желания. Умения летать, бомбить, находить, уклоняться – и готовности жертвовать своей жизнью ради победы своей эскадрильи, своей армии, своей страны. В сталинской армии одинаково плохо было как с первым, так и со вторым компонентом боевой подготовки. В результате и боеспособность Вооруженных сил (авиации в частности) оказалась на удивление низкой: отсутствие должной мотивации в первые месяцы войны усугублялось низким уровнем летной, стрелковой, тактической подготовки.

3.      Для успешного боевого применения в системе ”самолет-летчик” желательно иметь самолет с тактико-техническими характеристиками, сопоставимыми с ТТХ самолетов противника. Границы диапазона этой ”сопоставимости” весьма и весьма широкие. Небольшое (10-15%) преимущество (или, напротив, отставание) в том или ином параметре (скорость, потолок, располагаемая перегрузка, дальность стрельбы оружия и пр.) не имеет существенного значения и почти всегда может быть компенсировано выбором оптимальной тактики.

4.      Результативность и эффективность всей системы ВВС еще менее зависят от ТТХ самолетов и в еще большей степени определяются тактикой ведения боевых действий отдельных элементов системы (эскадрилья, полк), их взаимодействием друг с другом и сназемными войсками, работой службы связи и оповещения, наземных технических служб, развитием аэродромной базы и, прежде и важнее всего, наличием компетентного руководства. Почти все вышеперечисленное нельзя купить, своровать, скопировать. Все это необходимо создать внутри своей страны, своей армии. Возможность создания всего этого в решающей степени определяется тем, что принято называть ”человеческий фактор”.

 5. Сталин (этим именем мы будем для простоты и краткости называть высшее военно-политическое руководство СССР) по крайней мере с середины 30-х сосредоточил все свои усилия – и все ресурсы богатейшей страны мира – на всесторонней подготовке к будущей войне. В частности, была поставлена цель создания самой мощной военной авиации мира.

6. Лучше и успешнее всего была решена подзадача создания материально-технических средств ведения войны. В частности, была создана авиапромышленность, способная выпускать боевые самолёты в количествах, недоступных ни одной европейской стране, созданы многочисленные научно-исследовательские и конструкторские организации. Успех был обусловлен беспримерной концентрацией материальных и финансовых ресурсов, а также удивительной, граничащей с государственной изменой недальновидностью западных политиков, позволивших Сталину превратить награбленные финансовые ресурсы в новейшие военные технологии.

7. В результате  к началу 1939 года в распоряжении Сталина было огромное (во много раз большее, чем у любого из участников начавшейся в том году мировой войны) количество самолётов, которые по своим ТТХ по меньшей мере не уступали лучшим боевым самолётам мира.

8. Значительно хуже решались вопросы создания сложной системы, называемой “военная авиация”. К тому было много причин. Системный подход в принципе трудно совместить с марксистско-ленинским мировоззрением, основанным на абсолютизации отдельных частностей.

 Недопустимо низким был и общий уровень образования и культуры нашего коллективного “сталина”. Наконец, совершенно другим был и кадровый потенциал: если в НИИ и ОКБ ещё допускалось присутствие (а порой – и руководство) “социально чуждых”, беспартийных специалистов, настоящих инженеров и учёных старой русской школы, то в руководстве армии, авиации, военной промышленности к концу 30-х годов “чужаков” уже не было. Сталинские “выдвиженцы” в лучшем случае были способны к очень интенсивной, но крайне неэффективной работе. В худшем случае это были безграмотные проходимцы, интриганы и выскочки, которыми в нормальном обществе не доверили бы руководить бригадой мусорщиков.

9. Таким образом к началу Второй мировой войны сложилась совершенно парадоксальная, почти неописуемая нормальным человеческим языком ситуация: много самолётов, много лётчиков, много аэродромов, много авиазаводов, много авиашкол и лётных училищ. При этом повсеместно не хватает бензозаправщиков, шлангов и воронок, аккумуляторов и автостартёров, радиостанций и телефонных проводов. Есть новейшие скорострельные зенитки, но нет  снарядов к ним, есть уникальные системы наддува топливных баков инертным газом, но на аэродромах нет азота, есть огромный самолётный парк, но нет тракторов для расчистки аэродромов от снега, есть гигантская сеть лётных школ, но курсанты заняты шагистикой и разгрузкой вагонов, есть крупнейшая в Европе нефтедобыча, но нет высокооктанового авиационного бензина….Короче говоря, всё есть, нет только боеспособной военной авиации.

10. Накануне войны Сталин предпринял отчаянную попытку исправить сложившееся положение. Для этого Сталин – в ещё большей степени, чем раньше – распространил на авиацию, авиационную промышленность и науку специфические “сталинские методы” руководства, т.е. административный нажим, массовые репрессии, насаждение атмосферы страха, зависти и кровавых интриг. В результате были разгромлены сложившиеся научные коллективы, физически уничтожены (или надолго отстранены от творческой работы) лучшие специалисты, естественный процесс обновления самолётного парка советских ВВС был заторможен на 2-3 года.

11. За несколько недель и дней до начала войны с Германией Сталин истребил большую и, вероятно, лучшую часть командного состава ВВС. Причины того, почему именно весной 1941-го именно руководство военной авиации стало очередной жертвой очередной волны массового террора, выяснить не удалось. Последствия же этой резни – в плане дальнейшей деморализации вооружённых сил – очевидны и не требуют разъяснений.

12. По состоянию на 22 июня 1941 года даже та часть (примерно половина) советской авиации, которая была развёрнута на территории западных военных округов, многократно превышала авиацию противника по всем количественным параметрам (число самолётов, экипажей, эскадрилий, аэродромов базирования). Техническое состояние и ТТХ боевых самолётов были вполне удовлетворительными, в целом соответствующими требованиям войны. В любом случае материальная часть советских авиаполков не уступала авиации западных союзников, в боях с которыми люфтваффе понесло тяжелейшие потери (Франция) или тяжелейшие потери и поражение (Англия).

 13. Миф о “внезапном нападении”, долгие годы культивируемый в советской историографии, вымышлен от начала и до конца. Не говоря уже о том, что действовавшие в тот момент боевые уставы  авиации предусматривали необходимую систему мер, исключающих возможность “внезапного удара” по аэродромам базирования, все западные округа, все соединения военной авиации получили до начала военных действий необходимые приказы о приведении частей в полную боевую готовность.

 14. В первые же часы и дни войны авиация первого эшелона ВВС западных округов начала паническое “перебазирование” в тыл, фактически представлявшее собой массовое дезертирство.

 Бегство авиации (причём авиации истребительной, так как именно истребительные авиаполки и находились ближе всего к границе) позволило вражеской авиации беспрепятственно бомбить части наземных войск Красной Армии, что стало одной из причин беспорядочного панического отступления, которое, в  свою очередь, ещё более подталкивало авиационных командиров к принятию решения о срочном “перебазировании”. Таким образом молниеносно сформировалась система с “положительной обратной связью”, действие которой привело в конечном итоге к тому, что почти весь самолётный парк авиации западных округов был брошен на аэродромах.

15. Безостановочное отступление (порой – паническое бегство) частей Красной Армии вынуждало высшее командование использовать всю уцелевшую бомбардировочную авиацию в качестве ударных самолётов поля боя (т.е. для бомбометания по танковым колоннам противника, по мостам и переправам) днём,  с малых высот и без истребительного прикрытия. Это с неизбежностью привело к огромным потерям и стремительному сокращению численности бомбардировочной авиации. В результате уже через несколько недель после начала войны советские ВВС полностью потеряли то количественное превосходство над противником, которое они имели к началу боевых действий.

16. В условиях численного равенства с советскими ВВС немецкая авиация получила решающее преимущество за счёт более высокой подготовки и боевого духа лётного состава, за счёт отработанной тактики боевого применения и взаимодействия с наземными войсками, за счёт безупречной работы системы связи и управления. Только непрерывное наращивание сил за счёт переброски авиационных частей внутренних и дальневосточных округов, только непрерывное формирование новых авиаполков позволяло командованию советских ВВС наносить ответные удары, обеспечивать минимальное авиационное прикрытие наземных войск.

 17. “Блицкриг” в воздухе был сорван по той же самой причине, по которой не состоялся “блицкриг” на земле: немцы не успевали “перемалывать” всё новые и новые части противника, не успевали (да и не имели для этого необходимых ресурсов) восполнять растущие потери. Причём в воздухе этот процесс  - процесс потери немцами инициативы и превосходства – произошёл значительно быстрее, чем на земле. Численность люфтваффе на Восточном фронте непрерывно снижалась и уже к осени 1941 года сократилась в полтора-два раза по сравнению с первоначальной. С другой стороны, по мере восстановления дисциплины, порядка и управляемости в советских ВВС, по мере накопления боевого опыта у лётного и командного состава действия советской авиации становились всё более и более эффективными. Вероятно, уже к зиме 1941-42 года в воздухе сложилось хрупкое равновесие сил “. (Марк Солонин “На мирно спящих аэродромах……”, Москва, 2007 год, стр. 560-566)

“Как историк я могу лишь высказать предположение, что двадцать лет диктатуры “партии Ленина-Сталина” весьма способствовали моральному разложению армии;  что раскулачивание, “голодомор” и система колхозного рабства заметно снизили готовность мобилизованных мужиков воевать за такую жизнь и за такую власть. Не вызывает, на мой взгляд, сомнений и тот факт, что массовые репрессии 37-38-го годов превратили значительную часть командных кадров Красной Армии в смертельно и пожизненно испуганных людей, что применительно к военному делу означает полную профнепригодность. Дикие “ужимки и прыжки” внешней политики 1939-1941 годов, когда правители СССР то объявляли Гитлера людоедом, то публично поздравляли его с военными победами в Европе, также не способствовали повышению готовности бойцов Красной Армии отдать свою единственную жизнь в очередной драке за передел разбойничьей добычи между Гитлером и Сталиным.

 Являются ли эти обстоятельства ИСЧЕРПЫВАЮЩИМ объяснением причин превращения Красной Армии в неуправляемую толпу (каковое превращение стало основной причиной катастрофы)? Разумеется – нет.

История России не в 1917 году началась. Более того, злосчастные события 17-го года не были случайностью – они долго и больно вызревали внутри российского общества.  Да и сами господа Ульянов, Бронштейн и Джугашвили не с луны же в Смольный упали, а выросли и нашли себе тысячи приверженцев внутри самой России.  Возвращаясь ближе к теме, стоит напомнить, что неорганизованность и бестолковщина не были таким уж редкими явлениями в военной истории России.  В середине XVII века Иван Посошков в трактате “О ратном поведении” писал:

“У пехоты ружьё было плохо и владеть им не умели, только боронились ручным боем, копьями и бердышами, и то тупыми, и на боях меняли своих голов по три, по четыре и больше на одну неприятельскую голову. На конницу смотреть стыдно: лошади негодные, сабли тупые, сами скудны, безодежны, ружьём владеть не умеют, иной дворянин и зарядить пищали не умеет, не только что выстрелить в цель. Убьют двоих или троих татар и дивятся, ставят большим успехом, а своих хотя сотню положили – ничего! Нет попечения о том, чтобы неприятеля убить, одна забота – как бы домой поскорей. Во время боя того и смотрят, где бы за кустом спрятаться ….”

  Стоит напомнить, что после триумфа 1812 года русская армия с удручающим постоянством демонстрировала мизерные результаты при чудовищных затратах. “Русской армии не приходится особенно хвалиться. За всё время существования России как таковой русские ещё не выиграли ни одного сражения против немцев, французов, поляков или англичан, не превосходя их значительно своим числом. При  равных условиях они всегда были биты ….” Такое субъективное мнение высказал в своё время товарищ Ф. Энгельс.

 С этим мнением был согласен и политический оппонент Энгельса, русский анархист М. Бакунин. “Надо быть чрезвычайно невежественным или слепым квасным патриотом, - писал он, - чтобы не признать, что все наши военные средства и наша пресловутая, будто бы бесчисленная армия ничто в сравнении с армией германской. Немецкие офицеры превосходят всех офицеров в мире теоретическим и практическим знанием военного дела, горячею и вполне педантическою преданностью военному ремеслу, точностью, аккуратностью, выдержкою, упорным терпением, а также и относительною честностью. Вследствие всех этих качеств организация и вооружение немецких армий существует действительно, а не на бумагах только, как это было при Наполеоне III во Франции, как это бывает сплошь да рядом у нас ….”

 С этими мнениями можно и не соглашаться, но нельзя отрицать тот факт, что Первая мировая война, в ходе которой Россия понесла людские потери большие, чем её западные союзники, закончилась для союзников победой, а для России – “Брестским миром”, условия которого мало чем отличались от капитуляции. Так что вопрос о том, кто более виноват в катастрофе 1941 года – Сталин, Ленин, Николай Второй, Пётр Первый или, не к ночи будь помянут, Иван Мучитель, - всё ещё остаётся открытым.” (Марк Солонин “23 июня: “день М”, Москва, 2007 год, стр. 434- 436”).