Экономика России может быть готова к самоизоляции лучше западной — эксперт

Иллюстрация: banki.ru

Внеплановые недельные каникулы для россиян и введение властями чрезвычайных мер по предотвращению распространения коронавируса незамедлительно породили множество алармистских прогнозов по поводу того, какими последствиями это обернется для российской экономики. Очевидно, что рассчитывать на долгожданное ускорение ее роста — по крайней мере в первом квартале, — рассчитывать уже точно не приходится, однако в нынешних обстоятельствах, которые никто не мог предсказать, именно российская экономика может оказаться более адаптивной, чем экономика многих западных стран. Независимый эксперт-макроэкономист Александр Полыгалов в интервью EADaily называет главным фактором, который дает преимущество России в этих условиях сравнительно небольшую долю сферы услуг, которая сейчас испытывает самые большие сложности. При этом коронавирус, по его словам, лишь подчеркнул те проблемы, с которыми раздутый сектор услуг сталкивался по всему миру уже довольно давно.

— Главный вопрос, который сейчас беспокоит всех: каков запас прочности российской экономики в условиях карантина?

— В той ситуации, в которой мы все неожиданно оказались, российскую экономику вряд ли приходится рассматривать как некую монолитную систему. Какие-то сегменты, вероятно, даже не почувствуют этот кризис, но другим действительно придется очень плохо. Если в отношении к наиболее уязвимым сегментам пустить ситуацию на самотек и ничего не делать, то запаса прочности у них, скорее всего, нет: ряд отраслей и предприятий — прежде всего в сфере услуг — очень быстро схлопнутся. Ведь что такое сфера услуг? Это, если упростить, когда одни люди что-то делают для других людей, что в ситуации карантина просто физически невозможно для многих отраслей.

Например, в Москве наибольшее беспокойство вызывает очень развитый сегмент общественного питания, в том числе потому, что многие его предприятия формально не соответствуют тем критериям, на основании которых оказывается господдержка малого бизнеса. Скажем, сеть кафе с относительно небольшими оборотами может иметь персонал, существенно превышающий максимально установленную численность сотрудников, при которой компания считается субъектом малого предпринимательства. Кроме того, нет формальных признаков форс-мажора: посетители сами перестали ходить в кафе, опасаясь коронавируса. Соответственно, автоматические регуляторы, на основании которых предоставляется помощь бизнесу при форс-мажорных обстоятельствах (например, если бы ограничения на посещение кафе были введены государством, чего в феврале и в марте, за исключением последних дней, не наблюдалось), не сработают — необходимы экстренные решения в ручном режиме. Об этом, кстати, говорилось на встрече предпринимателей с президентом 26 марта, и Путин пообещал, что меры будут приняты.

С другой стороны, финансово-экономическая «подушка безопасности» у Москвы гораздо больше, чем у среднестатистического региона. Поэтому при своевременной расшивке «узких мест» ситуация выглядит управляемой в рабочем порядке — если, конечно, абстрагироваться от макроэкономических факторов типа падения цен на нефть.

— Какие отрасли выглядят наименее уязвимыми в нынешней ситуации?

— В первую очередь это производственные сегменты.

Объективно Россия лучше готова к такому форс-мажору, чем западная экономика, где доля сферы услуг местами достигает 80 процентов. В России сфера услуг, если брать долю от ВВП, меньше развита, а если не брать Москву, то заметно меньше.

Хотя, понятное дело, всё же больше, чем в Китае — если судить по доле сферы услуг в совокупном ВВП. Экономика сферы услуг напоминает круговорот: если он останавливается даже на какое-то короткое время, если прекращается финансовый и клиентский поток, то рушится все. Поэтому на встрече с Путиным представители сферы услуг и поставили вопрос ребром: нам нужно всех сейчас увольнять и банкротиться, или мы еще можем сопротивляться, если нам помогут? Производство же как цикличный процесс может некоторое время поработать на склад, особенно если речь идет о производстве товаров длительного пользования. Но все это, конечно, с важной оговоркой: если карантин ограничится нынешней, объявленной нерабочей неделей.

                                                                 Экономист Александр Полыгалов

— Насколько критичной в случае продления карантина может оказаться ситуация для тех, кто не имеет сбережений? Таких, если верить соцопросам, в России порядка 60 процентов взрослого населения.

— Самые бедные и уязвимые слои (пожилые люди, матери с детьми и т. д.) власти уже решили поддержать — за счет самых богатых. На это, собственно, и направлено нашумевшее решение о налогообложении процентных доходов по депозитам свыше миллиона рублей. Речь идет о достаточно внушительной сумме — по разным оценкам, от 50 до 100 миллиардов рублей, и избежать этого изъятия будет достаточно сложно. Если вы не хотите попасть под этот налог, имея больше миллиона на депозите, вам придется разбивать его на несколько частей или закрывать, но в таком случае вы можете потерять все проценты — проще отдать 13 процентов с процентного дохода. Опять же,

для жителей Москвы это сравнительно небольшие суммы — например, при наличии вклада в миллион рублей по ставке 5% придется заплатить налог в примерно 6500 рублей в год. Это означает, что вам придётся, условно говоря, в течение года отказаться от одного-двух бизнес-ланчей в месяц.

— Вы считаете, что это было однозначно правильное решение?

— Конечно, есть нюансы. Люди, у которых есть вклады в объеме более миллиона рублей, — это не обязательно какие-то богачи. Такие сбережения могут быть и у пенсионеров, которые копили эти деньги годами и используют процентный доход от них для того, чтобы, например, раз в год поехать отдыхать. Понятно, что для таких людей отдать даже 6,5 тысячи рублей из 50 тысяч годового процентного дохода — очевидная несправедливость. В целом сама идея поддержать наименее обеспеченных за счет тех, у кого есть большие сбережения, понятна, но определенные уточнения в нее стоило бы внести. Судя по всему, решение принималось поспешно, в ручном режиме, когда на детали просто не было времени.

Тем не менее, во всех действиях государства в истории с коронавирусом видна последовательная логика. Задача номер один — создать все условия для того, чтобы максимально снизить риски для пожилых людей. Если допустить такой сценарий, что среди них будет много зараженных, то в этой ситуации критическим фактором станет наличие достаточных мощностей системы здравоохранения, от аппаратов искусственной вентиляции легких до банальных коек в больницах — с этой проблемой, собственно, и столкнулась Европа. Поэтому, видимо, и был введен всеобщий карантин в Москве, где количество выявленных случаев коронавируса наибольшее. Важно не допустить ситуацию, когда в один момент заболеет много людей.

Сейчас, по сути, общество приносит определенную жертву, чтобы в случае критической опасности выжило как можно больше пожилых граждан или людей с патологиями дыхательных путей.

С этой точки зрения, рациональным выглядит даже налог на депозиты пенсионеров — в конечном счете, система сейчас работает на то, чтобы снизить риск для их жизни. Одним словом, с точки зрения этики, нет однозначного толкования этой ситуации. Любая налоговая система работает по принципу перераспределения от одних к другим, и решение по налогу с процентных доходов в эту логику укладывается.

Можно отметить здесь и ещё один момент. Мне приходилось слышать такую постановку вопроса: почему налог на депозиты введён для всех, если основные проблемы сейчас испытывает московский бизнес — мол, пусть Москва из своего здоровенного бюджета им и помогает. Но тут надо понимать две основные вещи. Во-первых, налог на процентные доходы по депозитам был анонсирован как расширение НДФЛ, а НДФЛ — налог преимущественно региональный. То есть налоги с депозитов москвичей пойдут в Москву, а налоги с депозитов жителей регионов — в эти регионы. Во-вторых, налогообложение депозитов направлено вовсе не на компенсацию потерь бизнесу. Такие потери будут компенсированы в рамках уже имеющейся налоговой системы, которую надо просто несколько откорректировать сообразно с выявленными узкими местами, такими как невключение сетей кафе и ресторанов в перечень малого и среднего бизнеса по причине высокой численности персонала в любом кафе, о чем я уже говорил. А налог на депозиты, как было анонсировано, пойдёт именно на помощь уязвимым слоям населения в каждом конкретном регионе: пожилым, матерям с детьми и так далее. То есть тем, у кого нет миллиона на депозите.

- Насколько, по вашему мнению, актуальна для России идея раздачи населению «вертолетных денег», как это было сделано в США? И в целом может ли сейчас получить новые аргументы теория базового безусловного дохода, которым государство должно обеспечить всех?

— Начнем с того, что выдать каждому американцу с доходами до 70 тысяч долларов в год по 1200 долларов — решение, конечно, популярное, но, во-первых, пока разовое, а во-вторых, по меркам экономики США это совсем небольшая сумма. В России, обратим внимание, сторонники подобных мер называют существенно меньшие суммы — например, по 10 тысяч рублей каждому из Фонда национального благосостояния, то есть на порядок меньше, чем в Штатах.

Если же рассматривать такую раздачу денег как постоянную меру, то в аргументации сторонников таких решений есть одно слабое звено. Предполагается, что, получив этот самый «базовый безусловный доход», люди будут по-прежнему предъявлять спрос на товары и услуги, но где гарантия, что их производство в таком случае не прекратится? По той простой причине, что многие предпочтут не работать, а получать от государства гарантированные деньги. В результате окажется, что для того, чтобы заманить человека на производство товаров и услуг, нужно будет резко повышать зарплаты, а это увеличит издержки производителей, а следовательно, и цены. Поэтому на выходе мы получим банальный рост инфляции. Можно, конечно, и не печатать деньги, как предлагают адепты Современной монетарной теории, но в таком случае придется ответить на другой классический вопрос: где их взять? Снова с владельцев миллионных депозитов?

Если посмотреть на сегодняшнюю ситуацию с точки зрения макроэкономики, то следует признать, что

причиной нынешнего кризиса стал, конечно же, не коронавирус, а увеличение доли ненужного сверхпотребления, ресурсы для оплаты которого имеют виртуальную природу. В отличие от тех же США, где эта тенденция приобрела совершенно отчетливые очертания, в России она была сосредоточена разве что в Москве и в нескольких крупных городах, и теперь, сидя на карантине, многие люди, надеюсь, поймут, что они спокойно могут обойтись без тех вещей, на которые они раньше тратили большие деньги.

Безусловно, производство таких вещей — как товаров, так и услуг — сейчас находится под наибольшей угрозой, и в случае углубления кризиса может полностью схлопнуться. Оздоровление экономики в итоге, несомненно, произойдет, но какой-то период — скажем, до двух лет — очень многим людям, вовлеченным в эту сферу, будет очень плохо.

— Может ли для России в прохождении этого кризиса определенным буфером стать неформальная экономика, как это уже не раз было? Насколько она окажется устойчивой перед лицом чрезвычайных мер?

— Мне кажется, что многие люди очень прагматично подойдут к этим мерам, и не только в неформальном секторе. Несмотря на объявленную неделю отдыха, многие работодатели просто перевели своих сотрудников на удаленный режим работы, обратившись к ним с соответствующей «настоятельной просьбой». Судя по тому, что я наблюдаю в Москве, жизнь в городе не парализована — на улицах много машин, работают магазины, доставщики еды и т. д. К государственным распоряжениям у нас принято относиться как к некой природной стихии — жизнь продолжается вне зависимости от того, солнце на улице или дождь. Тот самый глубинный народ найдет, как, не беспокоя лишний раз государство, заработать себе на хлеб, так что неформальная экономика точно к карантину адаптируется. К тому же Россия имеет естественное преимущество в виде своего размера: плотность населения у нас в стране не такая, как в Европе, поэтому угрожающая ситуация с распространением коронавируса и возникла только в регионах с европейской плотностью населения, таких как Москва, Подмосковье, Санкт-Петербург.

— Как вы прокомментируете текущую ситуацию на валютном рынке? По сообщению ряда СМИ, цена на российскую нефть упала уже ниже 20 долларов за баррель, но рубль держится ниже «психологического» рубежа 80 пунктов, в связи с чем возникают различные гипотезы, что его «держат». Насколько они состоятельны?

— Известная формулировка «рубль отвязался от нефти» — это не просто слова. Привязка курса к стоимости нефти, хотя и остаётся, но сейчас гораздо меньше, чем пять лет назад, не говоря уже о ситуации 15-летней давности. В первой половине марта шоковая реакция курса была спровоцирована совокупностью факторов — крахом сделки ОПЕК+, коронавирусом и т. д. Сейчас рубль стабилизировался, и нет ощущения, что его «держат». Переход к плавающему курсу в долгосрочной перспективе дал для рубля немало плюсов. На валютных рынках есть разные игроки: одни играют на понижение, другие на повышение, и конкретный уровень курса — это всегда баланс между ними. Рынок в определенный момент находит равновесие: после достижения некоего уровня курса игра против рубля всегда встретит противодействие.

Другое дело, если бы у нас был фиксированный курс: ресурсов государства на его поддержание хватило бы в лучшем случае на несколько дней. Центробанк не может долго играть против рыночных тенденций — он способен их только корректировать.

— Вы согласны с тем, что кризис 2014 года многому научил ЦБ и лично ее председателя Эльвиру Набиуллину, так что теперь их действия гораздо более точны и уверенны, чем во время предыдущего кризиса?

— В 2014 году многие действия ЦБ совершались в пресловутом режиме ручного управления и за ними какое-то время ощущалась некая растерянность, которую ощущали очень многие. Сейчас такого даже близко нет, и, соответственно, страхов по поводу «доллара за сто» на уровне общественных настроений гораздо меньше, чем тогда. Желающие увести рубль в эту зону сейчас просто начинают играть против тех, кто покупал доллар за 57, а теперь продаёт за 85, играя тем самым уже на укрепление рубля.

— Можно ли утверждать, что ситуация с коронавирусом обнуляет — по крайней мере временно — те задачи ускорения экономического роста, которые анонсировались перед новым составом правительства России?

Скорее всего, нынешний год действительно будет потерян с точки зрения роста — сейчас, прямо скажем, правительству не до этого. Кому-то из чиновников в этом плане, видимо, повезло, потому что их теперь вряд ли спросят, где обещанный экономический рост, но это не значит, что и в дальнейшем эта задача останется на втором плане. Проблема 2024 года никуда не делась, и как только ключевые риски, связанные с коронавирусом, будут сняты, требование показывать результаты в экономике вновь станет актуальным — не в этом году, так в следующем. То, с какой скоростью Путин начал движение в сторону принятия конституционных поправок (практически в пошаговом режиме), наводит на мысль, что определенный план действий, включая ускорение экономического роста, без которого идею поправок будет весьма трудно «продать» населению, у него присутствовал. Коронавирус этот план едва ли обнулит, но в то же время он создает новые вызовы для экономической политики.

В эпоху транзита власти крайне опасно оставлять с чувством неудовлетворенности в экономике как обычных людей, так и элиты — если нет роста экономики, то уменьшающегося «пирога» на всех точно не хватит. Пока ситуация так или иначе разрешается в режиме «тришкиного кафтана», но долго так продолжаться не может. Чем ближе к 2024 году, тем более актуальной станет повестка успехов в экономике — нужно будет хотя бы продемонстрировать восстановление после кризиса, связанного с коронавирусом.

— Что в этой ситуации делать обычному человеку? Как ему перестраивать свое экономическое поведение?

— От нас с вами сейчас мало что зависит — каждому нужно просто продолжать делать свое дело, не соблазняясь идеей, что блогеры понимают в эпидемиях больше, чем вирусологи. Коронавирус поставил нас всех перед фактом: теперь будет так, а не иначе. В качестве некоего утешения можно не сомневаться в том, что определенные базовые структуры российской экономики точно не пострадают: налоги как перераспределялись через центр, так и будут перераспределяться, а экспортные потоки коронавирус точно не остановит.

Пока я бы исходил из того, что нынешние ограничения продлятся одну, две, максимум три недели, и как только появится понимание, что риски чрезвычайной ситуации минимизированы, их отменят и экономика вернется в более или менее нормальный режим.

Карантин введён не для того, чтобы никто не заболел, а для того, чтобы в какой-то момент не оказалась перегруженной медицинская система, и как только риск подобной перегрузки снизится, карантин будет снят. Именно в этот момент, а не тогда, когда, скажем, будет окончательно отлажена антикоронавирусная вакцина и вирус будет окончательно побеждён.

Безусловно, сейчас беспокоит сильное падение цен на нефть, но нельзя забывать о том, что российский бюджет в последние пару лет снова вышел на профицит, и возвращение к его дефициту будет, конечно, неудобным, но точно не смертельным. По поводу введения плавающего курса рубля в своё время тоже были опасения в духе «сейчас все рухнет», но никакой катастрофы в экономике, как мы видим, не произошло.

Николай Проценко