Неосоветизм выдает себя за русский патриотизм

Неосоветизм – мышление не просто деструктивное и малоприятное, но в худшем смысле старческое и выжившее из ума. Если в 90-е в нём было немало оправданного, в 2000-е – симпатичного, то сегодня это сплав страха, невежества и уныния.

Так вышло, что август ещё долго будет ощущаться в России месяцем рубежным. К августу будут привязываться раздумья о завершении советской истории. Ныне самый актуальный из её вопросов полон для одних неверной надежды, для других – недоумения. Как получилось, что идеология, к 1991 году растерявшая авторитет и в несколько лет утратившая политическую власть поистине вселенского размаха, в сегодняшней России сочится изо всех щелей? На любую тему находятся комментарии, по форме порой удивительные, но по сути предсказуемые: «А в СССР были вот такие пенсии, никакого ЕГЭ и сок из конусов!».

Давно говорят о советском ренессансе в отдельно взятой бывшей РСФСР. Однако спросим: правильно ли этот процесс (несомненно идущий) звать ренессансом, или возрождением? Не является ли он чем-либо иным и даже обратным – то есть декадансом, разложением? Вправду ли эта идеология – та самая?

В мусоленье «сока из конусов» узнаваем отнюдь не творческий энтузиазм (каким отмечены известные национальные возрождения или вспышки новых идей и стилей), но массовый невроз. Помимо бесконечной ругани, «советский ренессанс» выражается, конечно, в бесчисленных публицистических текстах, и в книгах с претензией на художественность, и в сверхинтересе телеподельщиков к советской тематике. Но о чём это всё? Худлит с апологетикой советской эпохи – это бесконечные похождения «попаданцев», отменяющих реальную советскую историю ради другой, гораздо лучшей.

Ещё интереснее, что едва ли не бóльшая часть просоветской публицистики (если не «про войну») сводится к апологетике не столько советского строя, сколько лично Сталина. Впору расшифровывать одну из «С» в «СССР» как «Сталинских». Причём апологетика эта строится на очернении внешнего мира, но гораздо больше – на демонизации русской истории. И что совсем уж интересно, на деконструкции истории советской.

Советские изводы истории держались на умолчаниях: тут помним, тут забыли давно, тут недавно из памяти выпало. В мире открытой информации всплывшие факты приходится как-то объяснять. В результате появляются феномены вроде сталинского эпоса от историка Юрия Жукова. В подобных исследованиях картины советской же пропаганды с «весёлой и добротной гайдаровской жизнью» отринуты. Вся довоенная история СССР предстаёт кишением каких-то подонков, с которыми едва сумел что-то поделать единственный человек во Вселенной – Сталин.

Но и советская история после 1953 года, с такой суперсталинистской точки зрения – путь упадка, растраты сталинского импульса: золотой век сменился серебряным, серебряный ухнул в железный... Сталин превращается в уникальную, ни с чем не сопоставимую величину, в единственную точку отсчёта (во всяком случае – для такой ничтожной вне Сталина страны, какой на этот взгляд предстаёт Россия). Любого исторического персонажа подходящих лет можно измытарить на предмет отношения к Сталину: наш или не наш человек? Ещё немного – и сталинская чёрная дыра всосёт в себя всю советскую материю и остановит время, ведь настоящая жизнь была только со Сталиным…

Самое трагикомическое, что изрядная часть поклонников сталинского социализма никакими коммунистами не является и вообще забыла (а то и не знает), что в СССР официально «строили коммунизм». Однако и называющие себя коммунистами, попади в реальный СССР (причём любого доперестроечного года), за свои сегодняшние суждения удостоились бы неприятностей разной степени фатальности.

Что же происходит? Допустим, что никакого красного ренессанса нет, имеет место противоположный процесс: дряхление и распад советского мировоззрения.

Можно возразить: советское мировоззрение на много лет пережило советскую систему и заметно обновилось, не предположить ли, что оно переходит в новую, более приспособленную и победительную форму? Нашло, положим, свой китайский путь, о котором так любят говорить необольшевики?

Нет, сегодняшний неосоветизм – это беспросветно пессимистический взгляд на прошлое и будущее. Прислушаться к новым красным, так Россия – худшая в мире страна с позорной историей (необольшевики постепенно превосходят худших российских русоплёвов и нагоняют зарубежных). Невероятный успех «красного проекта» был случайностью и продолжался считанные годы, а СССР представлял собой осаждённую богадельню, в конце концов источенную изменой. Уникального Сталина больше нет и не предвидится. Остаётся, в самом деле, поклониться китайцам, раз они удержали красную магию… В общем, почти любой красный прожектёр (на советский же взгляд) высказывает мнения чудовищные и преступные.

Неосоветизм – это мышление не просто деструктивное и малоприятное, но в худшем смысле старческое и буквально выжившее из ума. Что объяснимо, если мы примем две взаимодополняющие гипотезы.

Во-первых, как советский режим, так и советское мировоззрение – явления не национальные, а революционные. У революции есть конец, и он довольно скор – даже у глубочайшей советской. Как ни везло революционной системе, сколько за её удачи ни расплачивалась Россия, а всё равно химера не протянула дольше срока человеческой жизни.

Во-вторых, отживающее ныне советское мировоззрение значительно моложе советского режима. Истории обоих можно разложить на фазы, выделенные Львом Гумилёвым в жизненных циклах этносов. Поясню. Не столь уж важно, верна ли теория Гумилёва или фантастична, существует ли пассионарность, живут ли этносы по полторы тысячи лет.

Главное, изложенная Гумилёвым смена фаз логична для развития социальных систем, что подтвердят, например, экономисты. Вероятно, приписывание этого алгоритма истории народов было подгонкой задачи под ответ. А вот политический режим или идеология, особенно родившиеся взрывообразно, вполне способны развиваться по гумилёвской схеме.

Итак, советская система – большевистская диктатура, в первое десятилетие, если пользоваться терминами Гумилёва, пережила фазу подъёма: сложилась, закрепилась, созрела для рывка.

Следующая четверть века пришлась на акматическую фазу, или фазу перегрева: советский мир в изматывающей борьбе расширился внутрь общества и наружу, за границу. Каждый человек в СССР стал безусловно советским (от революции ещё можно было сховаться, от событий 30-40-х – уже нет). К началу 50-х возник соцлагерь.

Дальше настала фаза надлома: вынужденной частичной ревизии, борьбы за власть и дальнейший курс, а также бурного творения канонических произведений культуры.

К концу 60-х СССР перешёл в инерционную фазу, когда всё как будто надолго расписано, власти и общество ценят покой и не жалуют активничающих, а культура нарастает экстенсивно, постепенно теряя пафос.

В 80-е, хотя СССР во многих отношениях ещё развивался и наращивал блага, революционная система вступила в сумеречную полосу обскурации: начался распад режима и его идеологии, сначала подспудный, а потом и явный.

В 90-е советский мир завершился мемориальной фазой: от вчерашнего стержня мироздания вдруг остались одни воспоминанья. Если счесть советскую идеологию квазирелигией, то в 90-е предметами скорби или надежд на спасение становились явления светские: уже в 1990-1991 годах мало кого (даже из людей системы) интересовало будущее партии и соответствие возможного выхода из кризиса марксистско-ленинской белиберде.

А теперь зададимся вопросами: из чего возникло сегодняшнее неосоветское мироощущение? Когда сложилось мировоззрение основной массы людей, заставших кризис 90-х годов? По какому укладу жизни он ударил? Что за мифология пережила тогда надлом? Для нынешних сталинистов (особенно не живших в сознательном возрасте даже в 80-е) ответ очевиден: злодейски был разрушен прекрасный сталинский мир. Но если подумать получше, потрясения сломали уклад и поколебали идеологию, что сложились в 50-70-е, во времена советского надлома и инерционной фазы.

В этом случае всё проясняется. Позднесоветский мир – мир людей «оттепели» и «развитого социализма» зародился после войны и в середине 50-х вступил в период явного подъёма. Именно во второй половине 50-х, вокруг 40-летия революции, закладывается позднесоветская мифология, связная и стабильная, с добродушным интеллектуалом Лениным, благородным Дзержинским, интеллигентными краскомами и чекистами.

В брежневскую эпоху (инерционную для режима) и две трети 80-х мир советского послевоенного обывателя проживает свою акматическую фазу. Он становится в разных отношениях обильнее, обзаводится стандартами, запросами, возможностями, культурными клише и приземлёнными героями. Но при этом накапливает противоречия, сомнения, ереси, перегревается и расшатывается.

Перегрев общества подтолкнул революционное государство к распаду, распадом режима был ускорен общественный надлом – но мир советского обывателя всё равно стоял на пороге смуты, даже если бы XXVIII съезд КПСС ничем не отличился от XXVII.

 

Тогда, в 90-е, и стали множиться различные изводы национал-большевизма и неосменовеховства: «Неважно, какого цвета кошка, главное, чтоб она была за наших». Претензии к советскому миру, недавно массовые и острые, прощались под напором новых обид и страхов (так и оставшихся основанием неосоветизма). Ответом на обиду и страх стал интерес, ещё довольно робкий, к Сталину, до перестройки подзабытому и распиаренному именно либералами, что ссылками на него шельмовали (часто подло и глупо) любых оппонентов и гибнущую советскую повседневность. Многие из тех, кого сталинский образ привлёк от противного, по-прежнему воспринимали Сталина как человека «безмерно страшного» (К. Симонов) и в антилиберальных ссылках на него видели отчаянный эпатаж. Сталиным потрясали, точно головой Медузы.

С российской стабилизацией 2000-х немалая часть общества, что ощущала себя могиканами разгромленного советского мира, вошла в инерционную фазу. При этом обновлённую веру в то, что «советское значит отличное», принялись эксплуатировать не только из здоровой ревности и хозяйственности, но также из лени и нелюбопытства. Внимание к Сталину, как к яркой, потребительски привлекательной фигуре, тоже раздували люди, далёкие от симпатий к нему. Чем находить иные исторические темы, создавать художественные миры, проще оказалось делать из всего общества «попаданцев к Сталину». Потребительский дух 2000-х, что захватил и адептов возникающей неосоветской веры, заставил их выдумывать, будто в СССР то же потребительство было и обильнее, и справедливее, и духовнее.

#{author}Дальнейшее очевидно даже для самих носителей неосоветской идеологии. Их вера, скучная и скудная, целью поставившая оправдывать то, что вусмерть дискредитировано, и объявлять живым то, что давно умерло, вступила в фазу обскурации, то есть сумерек. Неосоветизм разрушается. Если в 90-е в нём было немало оправданного, в 2000-е – симпатичного, то сегодня это сплав озлобления, страха, невежества, цинизма, недопотребительства и всё углубляющегося уныния. Он по-прежнему пытается выдавать себя за русский патриотизм, убедителен для людей близоруких и мелочных, но утешения им не даст и дороги не покажет.

Время выходить из советского распада в новый цикл. России помирать ещё рановато.