Императив истории человека — свобода или смерть!

Кратко раскрыты смысл и значение свободы в истории становления человека человеком как истории перехода из царства необходимости в царство свободы, место финансового капитала как последней удавки свободы и человечности человека, поставившей необходимость перехода к коммунизму (социализму) и упразднения экономической общественной формации как вопрос жизни или смерти человека и человечества.

Статья является общим заключением к предшествующим статьям автора об общественной природе финансового капитала, его закономерностях, месте и роли в истории человечества, о глобальном системном кризисе экономической общественной формации, его ходе в течение последнего столетия и закономерном исходе, а также о практической нужде человечества в развитии до органической целостности учения Маркса.

Истребление мiра финансовым капиталом и неизбежность кризисов.

Человечество ныне — это единый производственный организм, в котором каждое из национальных и всех прочих государств занимает строго определённое место и играет роль, исторически (экономически, политически и идеологически) предписанную ему мировым порядком, существующим внутри единого общественного организма человечества.

Единый производственный организм здесь отнюдь не звонкая фраза, но действительность, основанная уже не на систематической регулярной торговле (обмене товарами) только, как во времена возникновения мирового рынка как общего рынка разных обособленных производственных организмов.

Единый производственный организм основан ныне на единой общемировой технологической и социальной организации процесса производства и распределения товаров. Это — единое разделение труда в рамках его всеобщей кооперации, имманентно (внутренне) присущее системно единому и органически целостному общественному производственному организму, охватывающему весь мир, а не извне накладываемое международным разделением труда (мировой торговлей) и этим организующее множество разных обособленных общественных производственных организмов в общий, но внешний для каждого из них рынок.

В действительности, например, КНР без США и Европы, как и без Вьетнама, Южной Кореи, Японии, Бразилии и т.д. — экономический ноль точно такой же, как и каждое из этих государств без всех других нынешних национальных государств. Как только какое-то из них пытается существенно изменить своё место и роль в этой общемировой общественной организации труда, так сразу же получает наибольшие и практически неразрешимые проблемы именно для себя самого.

Существенно нарушая своими действиями пропорции, не говоря уже о разрыве единых для всего мира технологических цепочек, производства и распределения товаров, такое государство само в той или иной существенной для своей национальной экономики мере выпадает из единой системы общемировой общественной организации труда с присущим ей имманентным разделением и кооперацией труда.

Отсюда неизбежно происходят мировые кризисы (перерывы постепенности развития) того или иного масштаба и глубины — вот уже не менее полувека никаких кризисов, не являющихся мировыми кризисами, в мире больше нет, и быть не может. Вопрос не в этом, а в масштабе и глубине, то есть в тотальности и, следовательно, в значении каждого кризиса в перерыве постепенности процесса воспроизводства всего человечества в его целом.

Но в то же самое время современные национальные государства уже только в силу неравномерности их экономического и политического развития, не говоря уже о конкуренции и закономерной тенденции к концентрации финансового капитала вплоть до его централизации,  не могут существенно не нарушать пропорции общественного производства в рамках общемирового общественного производственного организма. И отсюда также необходимо и неизбежно возникают мировые кризисы

Объективными закономерностями функционирования финансового капитала и исторического развития человечества всё это диктуется каждому из национальных государств независимо от воли и сознания правящих в каждом из них «верхов». И хотя таковых закономерностей они не знают, однако веруют и уверены они в ином — в том, что именно им (этим конкретным «верхам») дано схватить и прочно удерживать Бога за бороду.

Всё их (этих социальных «верхов» национальных, то есть буржуазных, государств) практическое отношение к мiру и человеку сводится к истребительному использованию мiра и человека в своих узкокорыстных целях. Ничего другого, кроме этого, в качестве своего национального блага помыслить, представив его как общее и всеобщее благо, они не могут ни субъективно, ни объективно, как бы они и их идеологическая и политическая прислуга ни лицемерили или ни обманывали самих себя и всех других.

На службу этому узкокорыстному общенациональному интересу буржуазия вообще и её «верхи», в особенности, закономерно ставят весь интеллект своей нации, который уже с самого момента возникновения данной нации как таковой поставлен на службу этому общему интересу нации.

Интеллект — это всего лишь инструмент практического отношения к мiру и человеку, включая также и самого себя. Интеллект есть и у животных, в том числе у хищников, — он служит каждому из животных в осуществлении его интереса. А интерес всякого волка как волка тождествен интересу его сородичей волков, хотя интерес всякого волка состоит в том, чтобы первым наброситься на добычу.

Природа человека и переход из царства необходимости в царство свободы.

Свобода в мiре присуща исключительно и только человеку. Исключительно и только человек способен систематически творить не только по мерке всякого вида, но и творить самые эти мерки своего творчества всякого вида, в то время как всякое животное может творить исключительно и только по мерке своего вида.

Именно в этом — в свободе — заключается и проявляется коренное, сущностное отличие человека от животных, исключающее человека из числа животных («изгнание из рая» — это об этом самом исключающем выходе человека из числа всей прочей твари сказуется).

Свобода человека — это свобода от ограниченности животного (от скотской ограниченности или, иначе, от ограниченности скотины) для творческого всемогущества, всецело подобного, если уж и далее говорить богословским языком, творческому всемогуществу Творца.

Здесь нет места для либеральной дилеммы между «свободой от…» и «свободой для…» — здесь всегда есть диалектическое единство и тождество первого и второго, в случае утраты которого самая свобода как таковая тут же утрачивается незаметно и безвозвратно.

Но человек — это отнюдь не индивид, но весь род человеческий в его целом во всей исторической череде его поколений. Иными словами, человек соборен по самой своей природе и по исторической «вертикали», и по исторической «горизонтали».

И конкретный человеческий индивид есть человек лишь в той мере, в какой он (индивид) сам соборен, будучи органически неотъемлемым, абсолютно необходимым и абсолютно незаменимым членом соборного человечества (= человека).

В действительности этим сказано то же самое, что и определением сущности (природы) человека как ансамбля (не совокупности, но именно ансамбля как оркестра) всех общественных отношений, сформулированным Марксом в тезисе 6-ом о Фейербахе.

Однако изначально (исторически) человек лишь эвентуально (в потенции) свободен, будучи одновременно и ограничен общественными условиями своего воспроизводства, и «по безвыходности» призван стать актуально свободным посредством исторического изменения и развития (соборного творческого созидания, со-творчества) всех объективных общественных условий своего воспроизводства и, следовательно, самой своей общественной природы.

Иначе говоря, человек изначально возник для того, чтобы совершить и завершить переход из царства необходимости в царство свободы, начатый самим актом исторического возникновения человека как человека и с этого самого акта ставший необратимым процессом становления человека подлинным человеком.

Весь этот переход из царства необходимости в царство свободы есть предыстория человека как человека, ибо подлинная история человека как человека есть история подлинного царства свободы человека или, что есть то же самое, история царства подлинной (действительной) свободы человека.

Вопрос жизни или смерти человека, поставленный финансовым капиталом.

Общественное воспроизводство, организованное как воспроизводство финансового капитала и всецело подчинённое этому воспроизводству финансовому капитала, низводит человека до скотской ограниченности и удерживает его в состоянии этой скотской ограниченности, уподобляя большинство человечества рабочему скоту, а меньшинство — хищным зверям, живущим за счёт кормящего их большинства.

Этим самым, идеологически декларируя гуманизм (человечное практическое отношение к человеку) и либерализм (свободу) как свои знамёна (имена), буржуазное общество в действительности последовательно и неуклонно упраздняет тотально и человека как человека, и свободу как свободу.

По мере превращения капитала в финансовый капитал это закономерное, то есть необходимое и неизбежное следствие общественного бытия буржуазного общества, вытекающее из самой его природы, ибо имманентно присущее этой его общественной природе, становится предельно очевидным не только посредством беспрецедентных Мировых войн, но и посредством тотального геноцида всех народов Земли как таковых.

Глобальное господство финансового капитала тождественно геноциду человека как человека, но господство финансового капитала не возможно ни в какой иной форме, кроме как в форме господства, стремящегося к глобальному и тотальному господству и становящегося таковым.

Именно финансовый капитал неотвратимо ставит, и уже давно поставил перед человеком (= перед человечеством) экзистенциальный вопрос его жизни и смерти в форме «либо — либо».

Либо финансовый капитал окончательно упразднит человека как человека, и этим самым уничтожит (буквально задушит) и человечество, и самоё себя (финансовый капитал).

Либо человек снимет, наконец, с себя эту удушающего человека общественную форму его воспроизводства, упразднив финансовый капитал и этим самым сняв последние путы, удерживающие человека от успешного завершения исторического перехода из царства необходимости (= из царства скотов) в царство свободы (царство человека).

Любовь вместо страха — абсолютное условие перехода в царство свободы.

Однако «парадокс» (мнимый буржуазным общественным сознанием парадокс) истории заключается в том, что завершающий этап перехода из царства необходимости в царство свободы (из предыстории человека в подлинную историю человека) не может быть совершён и завершён посредством основанного на страхе практического отношения к человеку и мiру.

Иными словами, этот переход не может быть совершён и завершён посредством осуществления практического отношения к человеку и к мiру, основанного на социально-классовом разделении людей на господствующих и подвластных, на управляющих и управляемых, не эксплуататоров и эксплуатируемых.

С социализмом не имеет ничего общего, кроме «слов», всякий декларируемый переход от буржуазного общества к социалистическому обществу, если этот переход насаждает и утверждает страх, подавляет и, тем более, подавляет тотально свободу человека, превращая его в «винтик механизма».

Наоборот, такой переход в действительности есть «возвращение того же самого» (Ницше) буржуазного общества, но под видом его формального отрицания — производство и/или воспроизводство буржуазного общества, осуществляемое под видом формально-логического (мнимого) отрицания буржуазного общества вместо его действительного упразднения (= диалектического отрицания).

Переход из царства необходимости в царство свободы может быть завершён исключительно и только посредством утверждения практического отношения к человеку и мiру, основанного на любви, последовательно и необратимо замещающего упраздняемое (диалектически снимаемое) практическое отношение к человеку и мiру, основанное на страхе.

Русский народ издревле исходил и доднесь исходит из того, что жизнь заставляет даже сопливого любить, но насильно мил не будешь, во-первых, что созидает только любовь, в то время как страх лишь разрушает, во-вторых, ибо только любовь и есть Бог, в-третьих.

«Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём. …В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся не совершенен в любви» (1 Ин. 4:16, 18).

Так что вопрос жизни и смерти человека (и человечества) в действительности и есть вопрос утверждения либо любви (жизнь), либо страха (смерть) как основы практического отношения к человеку и мiру.

И этот вопрос стоит ныне перед каждым народом и всем человечеством как очередная их историческая задача, подлежащая неотложному практическому решению.

По существу это и есть вопрос, стоящий ныне перед каждым человеком как личный экзистенциальный вопрос, — быть или не быть человеком лично ему, а равно и всему человечеству.

Но каждый человек свободен в своём выборе своего личного ответа на этот вопрос.

И никто не может и не сможет снять ни с себя, ни с кого другого бремя личной ответственности за тот ответ на этот вопрос, который каждый из них практически уже дал или ещё даст на него посредством дел своих, лично им самим соделанных.

«…и судимы были мёртвые по написанному в книгах [и в иной книге, которая есть книга жизни], сообразно с делами своими. …и судим был каждый по делам своим» (Отк. 20:12-13).

Василиев Владимир, 15 марта 2020 года.

Первичная публикация статьи доступна здесь: http://www.dal.by/news/178/16-03-20-1/