"Сталин - клинический случай несексуального садизма". Эрих Фромм, классик психоанализа

И.В.Сталин и А. Н. Поскребышев

Доставка продуктов – «О'КЕЙ»okeydostavka.ruМоскваМясо и птицаМолочные продуктыОвощи и фруктыБакалеяБыстрая доставкаЕжедневные скидки и акцииОборудованный транспортПерейти₽

«Несексуальный садизм Сталина»

Сталин постоянно и изощренно издевался над своим ближайшим окружением в частности Молотовым (арест и осуждение жены), Калининым (арест жены), Кагановича (арест и гибель брата), Отто Куусинен (арест сына и жены), а также арест жены личного секретаря вождя в течение многих лет – Поскребышева.

Несчастному секретарю Поскребышеву при этом предложено «найти другую бабу» вместо арестованной жены. Как будто шкаф поменять.

Сталин получал извращенное удовольствие, каждый раз общаясь с этими морально раздавленными людьми практически ежедневно или ежедневно, как со своим секретарем канцелярии Поскребышевым.

Подобно удовольствию кошки от игры с мышкой. При этом такая мера применялась к абсолютно лояльным соратникам.

Классик психоанализа в своей книге "Анатомия человеческой деструктивности" Эрих Фромм определял "методы" Кобы как «несексуальный садизм Сталина».

Коба сделал простой практический вывод: если человек смирится с абсолютно несправедливым лишением свободы или расстрелом родственников и близких, значит, он абсолютно сломлен морально и даже начнет через некоторое время оправдывать «Хозяина». Проверил, так сказать, на окружении Кагановиче, Молотове, Ворошилове, Калинине, личном секретаре Поскребышеве. Чтобы потом распространить опыт.

Подозрительный Коба провоцировал свой «ближний круг» на неосторожно сказанное слово.

Пить алкоголь высокопоставленные "друзья" обязаны были до полной невменяемости. При этом лить на Кобу водопады лести до самого момента алкогольной отключки, которая с точки зрения Сталина, свидетельствовала о преданности и искренности гостя. Особенно преуспевал в славословии Лаврентий Берия (почти земляк, схожие ментальность и проблемное детство), быстро ставший фаворитом.

А до тяжелого опьянения каждый должен был поневоле исполнять свои потешные роли в сталинском мини-цирке. Хрущев - специалист по украинскому гопаку, пел и плясал, сучил ногами, вращаясь на "пятой точке опоры".

Вождь очень любил когда наркому Микояну после произнесения им длительного тоста, другие гости подкладывали на стул кусок торта. На который нарком непременно садился (будто не предполагая "шутку", ставшую привычной). Потому пережил сообразительный Микоян многих других и даже Кобу, понимая, что лучше сесть на торт, чем в попасть в застенки НКВД.

"Единственный друг", по выражению Сталина, Серго Орджоникидзе такой жизни пережить не мог. Поссорился с Кобой и застрелился сам. Хорошо представляя себе результат ссоры. Другие терпели.

Александр Павлович Серебровский

Людоедская забота

Супруга заместителя наркома тяжелой промышленности Александра Серебровского Анна вспоминает о неожиданном звонке Сталина в 1937 г. «Я слышал, что Вы сейчас ходите пешком? — сказал Сталин. — Это не годится, люди придумывают разную чушь. Пока Ваша служебная машина в ремонте, я пошлю Вам другую». Уже на следующий день Серебровская получила машину из кремлевского гаража. А еще через пару дней Александр Серебровский был арестован прямо в больнице, где проходил лечение. Расстрелян в 1938 году.

Иван Алексеевич Акулов

В 1938 г. Иван Акулов, бывший "первый прокурор", позже секретарь ЦК ВКП(б), упал, на ледовом катке. Было диагностироано тяжелое сотрясение мозга. Иосиф Виссарионович распорядился, чтобы И.А. Акулова прооперировали лучшие иностранные хирурги. После долгой реабилитации Акулов вышел на работу. В этот же день был арестован и очень скоро расстрелян.

Младший сын Каменева Юрий был расстрелян в 1938 году, не дожив одного месяца до 17 лет, в 27 лет - сын Зиновьева Степан (арестован в 24 года).

Что же говорить о массовых расстрелах членов ВКП(б), занимавших высокие партйные и советские посты по личному назначению Сталина. Они многими тысячами оказывались шпионами, террористами и вредителями всех мастей.

Сталин получал острое удовольствие от известия о том, что очередной ранее знакомый ему «видный деятель» с его санкции окончил свои дни. Такой человек становился "врагом" в глазах Кобы по доносу, или просто чем-то ненамеренно не угодив вождю, то есть, зачастую, абсолютно случайно.

"Несчастный я человек, никому не верю," - жаловался однажды Сталин Хрущеву.

Об испытываемом чувстве он сам однажды прямо проговорился.

Троцкий, ссылаясь на Каменева, писал, что как-то Сталин, Дзержинский и Каменев в один из дней 1923-го года однажды долго сидели, выпивая грузинское вино. Заговорили, у кого какие способы отдохнуть, порадовать самого себя.

Сталин заявил: – Высшее удовольствие для мужчины – выявить врага, подготовиться, отомстить, а, потом, выпив стакан хорошего вина, пойти спать.

Здесь Коба употребляет слово « враг». Повторим, весь вопрос состоит в том, чтобы вождь зачислил кого-то во враги достаточно было, с его точки зрения, неудачно сформулировать тезис, не произнести именно того, чего он ждал, не угадать желание вождя в данный момент. Или сделать что-либо лучше чем сам Сталин, с его же точки зрения. Или поддерживать знакомство с человеком, который не по душе Сталину.

В этих расстрельных и тюремных резолюциях, которые хранят архивы вождю очень трудно было соблюдать хотя бы видимость справедливости. Страсть есть страсть.

Иногда его восточное терпение могло привести к отсрочке «наказания "врага", на несколько лет, а то и на десятилетие. Все равно, когда и где кто-либо «обидел» товарища Сталина. Коба умел ждать, когда это было целесообразно. "Я постепеновец", – говорил Сталин.

Всегда был склонен к скрытому самолюбованию

Коба всегда выбирал реальную власть. И если страстью Наполеона были военные победы, то всепоглощающей страстью Сталина была реальная тотальная власть, способность распоряжаться судьбой отдельных людей, а дальше - больше, отдельных общественных классов и в конце концов – отдельных народов, стран и групп стран.

Уверенность в собственном величии, тем не менее, должна была постоянно подпитываться лестью, различными дифирамбами, часто формирующими отношение вождя к конкретному человеку. Хотя сам Сталин всегда был склонен к скрытому самолюбованию, своих ошибок в своем сознании он не замечал.

Он собственноручно вписывал самые лестные эпитеты в свой адрес, редактируя "Краткую историю ВКПБ(б)", свою автобиографию: "руководящая сила партии и государства, величайший теоретик, гений, полководцем с незаурядной интуицией и великий мастер оперативного искусства".

Репрессиями и террором Сталин целенаправленно «убивал в людях людей». Всеобщее доносительство стало каждодневной практикой. И чем масштабнее были репрессии, тем больше Сталин говорил о гуманизме, светлом будущем и социальной справедливости.

Сталин порой все же вычеркивал из обширных списков подлежащих репрессиям людей, когда-либо «дружественно отнесшихся к нему, с его точки зрения» (при условии, если это не были реальные или воображаемые соперники в борьбе за власть, вот здесь никакой благодарности Сталин никогда не проявлял).

Зато ему также хотелось отомстить многим, кто когда-то, пусть и давно чем-то обидел его. И он постоянно делал это, не упуская возможности «поквитаться сполна» с теми, кто вел себя, пусть и много лет назад, по его мнению, «неправильно».

Например, когда-то поэт Борис Пастернак положительно отозвался о двух юношеских стихотворениях Сталина и включил их в малоизвестный поэтический сборник. Вождь прочитал его (Сталин всегда читал очень и очень много). Бориса Пастернака карательные органы никогда не трогали.

То есть "хочу казню - хочу милую". Коммунистический царь.

Коба был непоколебимо уверен в том, что мир – это арена непрерывной схватки между людьми, где помогают победить хитрость умноженная на огромное терпение и жесткая, но хорошо замаскированная агрессия, осуществляемая руками подручных. И этих подручных, так сказать, расходный инструмент (Ягода, Ежов, Агранов, Фриновский, Евдокимов и тысячи злодеев), всегда можно «убрать», обвинив в «перегибах» и «искажении линии партии.