Завоеванная Прибалтика: насилие не для всех?

Но ведь Сталин завоевал Прибалтику! — скажут мне оппоненты. Осенью 1939-го все три прибалтийские республики дружно заключили с СССР договоры о взаимопомощи. Тут же СССР разместил на их территории военные базы. Вот она, агрессия СССР. Сталин и потом давил на маленькие независимые республики — давил, давил, пока не включил их в состав Союза.

На это отвечу так: факт раздела карты Европы с Германией — имел место быть. И насилие имело место быть, и войска в страны Прибалтики Советский Союз вводил.

Все это было, было, было...

Вот только вопрос: а почему считается аксиомой, что СССР вводил войска вопреки воле народов Прибалтики? И что включение их в Союз на тот момент противоречило их национальным интересам? Более того — убеждениям их жителей?

Не вопреки убеждениям

Начнем с того, что в каждой из этих стран действовали многочисленные компартии, издавались революционные газеты.

В выборах 14 июля 1940 года в Эстонии приняло участие 591 030 граждан, или 84,1% от общего числа избирателей. За кандидатов «Союза трудового народа» проголосовало 548 631 человек, или 92,8% от числа голосовавших. Даже если предположить массовые подтасовки, все равно как-то получается, что смены власти хотели многие. Если не большинство.

Жил в Литве такой интересный человек — Константин Карлович Клещинский. Закончил Московское Александровское военное училище, затем Николаевскую академию Генерального штаба. Во время Первой мировой попал в плен, в хаосе 1918-го ухитрился послужить в польской армии, потом — попал в литовскую. Дослужился до генерал-квартирмейстера литовского Генштаба, кавалера высшего в Литве ордена — Креста Витига первой степени с мечами.

Клещинский одинаково храбро бился и с поляками, и с белогвардейцами, и с красными. Но, получив за это гражданство и 12 гектаров земли, сделался... агентом НКВД. Наверное, его бы еще долго не раскрыли: как-никак — ветеран войны за независимость. Но очень уж прямо и по-офицерски он себя вел: часто и громко ругал правительство и нахваливал коммунистов. В общем, попал под подозрение. Стали за ним следить, и в конце концов взяли с поличным при передаче секретных документов советским дипломатам. Клещинский был лишен чинов, наград, пенсии и приговорен к расстрелу.

Но неужто, доживи Клещинский до 1940 года, он бы не поддержал с радостью «своих»? И неужто он был такой всего один?

Литовцем, уроженцем хутора Рыхлики, был офицер НКВД Викентий Григанович. Но начинал трудиться он не где-нибудь, а в военной разведке Литвы. При этом прямо у себя дома собирал заседания подпольного ЦК компартии Литвы. Обсуждали планы вооруженного восстания. При этом горе-конспираторы так орали, что не раз и не два соседи приходили среди ночи, просили вести себя потише. Потом стали прислушиваться, удивились немало и, в конце концов, донесли. Григанович едва успел смыться в СССР, благо недалеко. В Москве пошел служить НКВД, был репрессирован.

Даже в Польше вожаками боевой коммунистической сети были офицеры разведки Генштаба Вольдемар Богинский и Антоний Вечоркевич.

Это я к тому, что убежденные коммунисты жили в те годы не только в Москве. И в Польше и в Прибалтике их хватало. И нечего делать вид, что все население стран Балтии поголовно ненавидело Советы и готово было бороться с ними ценой жизни.

Это, мягко говоря, преувеличение.

Литва и «вильнюсский вопрос»

Особенно лояльно приняли советскую «оккупацию» в Литве: СССР со свойственной ему тогда прямотой мгновенно решил больной «вильнюсский вопрос». К слову про оккупацию: Вильнюсский край и город Вильнюс были захвачены Польшей еще в 1923 году. Литва все это время польской аннексии не признавала. Далее по Конституции столицей республики был Вильнюс, хотя фактически ей «временно» являлся Каунас.

А потом — раз! — и с сентября 1939 года город Вильно и весь родимый Виленский край были Литве возвращены, да еще с небольшими прибавочками землицей. Нетрудно догадаться, как много очков набрала в глазах литовцев этим решением Москва — вне зависимости от степени их симпатий к большевикам.

Так что и сегодня литовские националисты в очень непростом положении. С одной стороны, язык чешется объявлять пакт Молотова-Риббентропа нелегитимным, преступным и прочая. А с другой — в результате него в Литву вернулась столица Вильнюс, да еще 6000 км2(!!!) территорий в придачу. Вот и пойми, что делать.

Как-то в студии радиостанции «Эхо Москвы» на передаче, посвященной 70-летию протоколов Молотова-Риббентропа, один литовский депутат терзал меня по телефону насчет исторической вины России перед Литвой. Я спросил:

- Значит, этот прегадкий сталинский договор надо осудить?

- Да, да, ja, ja!

- Признать незаконным и преступным?

- Признать! Признать!

- Денонсировать? Признать все его пункты не имеющими силы?

- Oh, yes! Конечно!..

- Ну, говорю, уважаю вашу принципиальность! Только давайте тогда вернем древний польский град Вильно под юрисдикцию Варшавы...

Тут, как говорится, на самом интересном месте у моего оппонента в мобильном «села батарейка». И больше до конца эфира не зарядилась, вот незадача!

Послушаем мнение народа?

В странах Прибалтики, осколках Российской империи, всегда было традиционно сильное притяжение к России. Во всех самых интимных смыслах.

Эстонский историк Магнус Ильмъярв, работавший в российских архивах, доказал, что в 20-х — начале 30-х годов президент независимой Эстонии Пяте предоставлял важную информацию посольству СССР. Получал за эти услуги значительные по тем временам деньги — 4000 долларов в год. Формально — как юрисконсульт советского нефтесиндиката, работавшего в Эстонии. Теперь эстонские националисты утверждают, что негодяй Пяте в 1939 году просто «продал Эстонию Советскому Союзу» [Тииф О. «Из воспоминаний и заметок о 1939-1969» М., 1992]. Очень похоже, что и переворот Сметоны в Литве в 1926 году финансировался из СССР [Семиряга М. И. ‛Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941“ М., 1992].

Да, потом в 1939-1940-м СССР, мягко говоря, давил на правительства Прибалтийских государств. Предъявлял ультиматумы, объявлял их «недружественными», требовал их отставки. Это было, по меркам сегодняшнего дня, грубейшим вмешательством во внутренние дела суверенных государств. Для тех, кто тогда стоял у власти в Прибалтике, это было настоящей ползучей интервенцией.

Но, во-первых, судить надо не по меркам нынешнего XXI века, а по тем, жестким имперским меркам межвоенной передышки 30-х годов XX века. Как себя в это же время вели «светочи европейской демократии» — нам уже ясно (а кому не ясно — вспоминаем европейскую политику от «версальского мира» до «мюнхенского сговора»).

А во-вторых, как это представлялось 90% простого населения тогдашней Прибалтики? Рискну предположить, что для них советизация вовсе не была чем-то кошмарным. По крайней мере — поначалу. Яркое доказательство — отсутствие не то что «партизанской войны» против Советов, а даже подобия организованного военного сопротивления вступлению в СССР. Армии стран Прибалтики просто вливались в Красную Армию.

В Литве армия в полном составе была переформирована в 29-й территориальный стрелковый корпус РККА двухдивизионного состава (179-я и 184-я стрелковые дивизии) с кавалерийским полком Прибалтийского военного округа. Военнослужащие даже сохранили старую форму! Литовские знаки различия сменились на советские — и только. Офицеры, соглашавшиеся служить в РККА, оставались при прежних чинах. К офицерам добавляли комиссаров — часто не русских, а этнических литовцев, или из эмигрировавших ранее в СССР, или членов подпольной компартии Литвы [‛Трагедия Литвы: 1941–1944 годы. Сборник архивных документов“ М.: Европа, 2006].

В СССР в школьных учебниках были фотографии: тысячи людей на улицах Риги, Таллина, Вильнюса встречают красноармейцев хлебом-солью и цветами. Теперь таких фотографий не печатают, а мы должны проникнуться чувством раскаивания и глубокой скорби.

Но давайте разберемся: было или не было? Фотографии поддельные или нет?

А коли нет, то с чего мы взяли, что вхождение Прибалтийских государств в СССР происходило на 100% вопреки воле их народов? Тут проценты еще считать и считать надо. Как бы не вышло, что действительно большинство было «за». Кто сейчас скажет точно?

Восстановление империи?

За эти рассуждения меня наверняка обзовут «империалистом», обвинят в «имперском мышлении». Обзывайтесь. Это не меняет главного — я уверен, что восстановление границ Российской империи происходило не только в интересах правящей большевистской элиты в Кремле. По сути, геополитически — если отвлечься от идиотской марксистко-ленинской фразеологии и порочной экономической модели, помноженной на сталинский репрессивный аппарат,— оно велось в интересах всего русского народа.

И, что не менее важно, в интересах самих народов Прибалтики.

Можно ли вообще говорить о советской оккупации? В определенной степени, наверное, да... Хотя, вон, англичане придумали для аналогичных событий малопонятный, но не обидный ни для кого термин «инкорпорация». Но в чем я гораздо более уверен, так это в том, что мы спасли Прибалтику в 1939-м от гораздо более страшной оккупации: немецкой.

Сравним масштабы?

Сегодня в Прибалтике «советскую оккупацию» прямо уравнивают с нацистской. Давайте сравним, во что обошлось странам Прибалтики долгое пребывание в составе СССР и короткая оккупация Третьим Рейхом. Сравниваем?

Потери Эстонии от советских репрессий составили порядка 5–7 тысяч человек. Сослано было еще 30 тысяч. Это за всё время, с 1939 по 1991 год (при этом в 1939-1940-м эти цифры вообще на порядок меньше: тогда НКВД еще не успел развернуться; в основном, репрессии пришлись на послевоенный период).

Нацисты стояли в Эстонии с 1941 по 1944 год. За это время погибли около 80 000 жителей, и еще не менее 70 000 эстонцев бежали из страны.

За неполные 4 года нацистской оккупации было разрушено около половины промышленных предприятий, уничтожена большая часть поголовья скота, практически ликвидировано сельское хозяйство. А в СССР Эстония экономически процветала. Кто постарше, наверняка помнит эту сытую, по тем меркам, вполне обеспеченную страну.

В Литве советская власть за десятки лет репрессировала 32 тысячи человек. В годы короткой нацистской оккупации погибли примерно 270 тысяч человек.

В Латвии НКВД репрессировало 20–30 тысяч человек. При нацистах погибло не менее 150 тысяч из примерно 3 млн населения.

Иногда, грешен, просто хочется, чтобы те, кто приравнивает Soviet Story к гитлеровскому «новому порядку», остались сами жить при нацистах.

Впрочем, жить у них получилось бы недолго.

В логике военного времени

Еще раз попробуем представить себя на месте руководителей СССР в 1939 году. Начинается война, большая и страшная. Наша страна к ней готова меньше, чем другие. Одно хорошо — подготовка идет намного быстрее, чем у других. У руководства СССР уже только поэтому есть причины считать социализм успешным и передовым строем (хотя на самом деле речь идет просто о краткосрочном эффекте жестко централизованной и некоррупционной экономики, сработавшей на рывок. Сработавшей, признаемся, эффективно).

Великие державы опять принялись делить мир,— Чехословакию уже, вон, разделили. Стратегическую важность Прибалтики, надеюсь, нет необходимости разъяснять. Если СССР не займет этого важнейшего плацдарма, его займет неприятель.

Причем СССР уже в «географическом» проигрыше: Германия (Восточная Пруссия), начинается сразу к западу от Литвы. У нацистов уже есть свой плацдарм в Прибалтике, и они оттуда позвякивают оружием.

Отказаться от «раздела мира вместе с Гитлером»? Изобразить брезгливую гримасу? А смысл? Скорее, просто глупо. И даже больше — отказ от этого граничит с предательством национальных интересов, потому что платить за чистоплюйство неизбежно будут солдаты и офицеры Красной Армии. Своими жизнями.

Логика СССР 1939 года — это не логика выдуманной сатанинской «империи зла». Это просто обыкновенная логика обыкновенного воюющего государства.

Хочу тут еще раз процитировать заклятого друга СССР У. Черчилля, некогда в 1918-м — главного организатора британской интервенции против Советской России. Вот что писал он по поводу пакта Молотова-Риббентропа:

«В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи. В умах русских каленым железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году, когда они бросились в наступление на немцев, еще не закончив мобилизацию. Теперь их границы были значительно восточнее, чем во время Первой мировой. Им нужно оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут».

Предельный реалист был этот сэр Уинстон, не так ли?

А если?!

Давайте представим себе на мгновение, что Сталин отказался «делить мир с Гитлером». Не будем также говорить о реакции Запада, который мгновенно начал бы выяснять через все агентурные каналы, в своем ли уме глава Советского государства, не падал ли он с высокой кремлевской башни и не кушал ли салат из подмосковных мухоморов.

Но представим себе: Прибалтику заняли не мы, а нацисты. От Восточной Пруссии до Ленинграда — около тысячи километров. Нацисты появились под Ленинградом 6 сентября: через 77 дней после начала наступления.

Но от границ Эстонии до Ленинграда — лишь 120 километров. За первые 18 дней наступления 4-я танковая группа вермахта с боями прошла более 600 километров с темпом 30–35 км в сутки. Если бы враг ударил с этой позиции, тогда он мог бы оказаться под Ленинградом не в сентябре, а в конце июня, причем враг свежий, с полными бензобаками танков и практически нерасстрелянным боекомплектом.

Бравые дивизии вермахта, которые наваливаются на Ленинград на 10-й, если не 5-й день войны,— вот цена, которую мы заплатили бы за игры в «независимость Прибалтики». Нет-нет! Представьте себе это поярче, поподробнее: танки с крестами на броне катят по Невскому проспекту... Веселые ребята в форме с орлом и в характерных касках танцуют на набережной Невы, повесив на шеи готовые к употреблению «маузер-геверы»...

Много «веселого» можно представить. Хочется, конечно, верить, что и в этом случае город удалось бы отстоять. Но я лично — не верю. Равно как не верю, что тогда бы нам удалось остановить немцев у Москвы. Может, у Куйбышева, а может — в предгорьях Урала.

Конечно, мы бы все равно победили. Победили не потому, что «мудрый» Сталин вел нас в бой, а потому — что очень быстро эта, как зовут ее сегодня некоторые горе-историки «нацистко-советская война» превратилась в Великую Отечественную.

Гитлер полагал, что он будет воевать со сталинским режимом? Глупец! Наивный глупец, повторивший ошибку куда более талантливого человека — Наполеона. Воевать ему пришлось не с режимом, а с народом. Народом, который защищал не государство, а Родину, Отечество. А когда наш народ защищает Отечество, победить его можно, только тотальным уничтожением. В этом, наверное, самая большая наша тайная сила. Такая Россия странная страна. Ей можно нанести ряд поражений, можно даже выиграть у нее военную кампанию, а может,— и целую войну. Но только до той поры, пока эту войну ведет государство. Пока она, как сказал бы Ленин, «не перерастает»... только не из империалистической в гражданскую, а из обычной войны — в Отечественную.

Вот такую войну у России выиграть нельзя. Никакой ценой.

Так что Победа все равно была бы, даже если бы мы не взяли тогда Прибалтику, не отодвинули границу по итогам финской войны от Ленинграда.

Только цена той победы — была бы еще страшнее.

Цена, которую заплатил бы наш народ за придурочную политику своего правительства: мол, мы такие либералы, руководствуемся «общечеловеческими ценностями», и Прибалтику — не возьмем.

Цена для Прибалтики

Если бы в 1939-м не пришли русские — пришли бы немцы. О страшной цене немецкой оккупации Прибалтики 1941- 1944 гг. я сказал. Что ж, еще на два года больше были бы под немцами. Сколько дополнительных жертв это стоило бы прибалтам — считайте сами. Если бы война затянулась, дальнейшее существование народов Прибалтики вообще оказалось бы под большим вопросом. Присоединив страны Прибалтики, СССР дал всем населяющим его народам дополнительный шанс на дальнейшее историческое бытие. И одинаковой степени и русским, и эстонцам, и латышам, и литовцам...

Так какой миф нам нужен?

Очень простой: о единой исторической судьбе народов бывшей Российской империи. Только какой же это миф? Это реальность.

В советское время в эстонском городе Тарту (немецком Дерпте, русском Юрьеве) стоял памятник. Изображал он крепостную стену, на стене стояли двое: один невысокий, круглоголовый, почему-то с арбалетом в руке. Другой, в кольчуге русского витязя, показывал первому — куда стрелять. Так сказать, братья по оружию.

В 1991 году националисты встрепенулись: фигуры-то развернуты лицами на ЗАПАД! В кого же это собрался стрелять эстонец из арбалета?! И развернули фигуры на 180 градусов, лицами на Восток. Возникла просто комедийная ситуация: русский витязь указывает эстонцу направление огня — Россия.

Может, пора развернуть фигуры в прежнем направлении? Лицами туда, куда они и были поставлены?