Слышать то, чего не слышат слышащие…

Стоит жить только ради великой идеи. Но чтобы слышать, должен прободиться слух. Чтобы видеть, должно открыться зрение. Чтобы дышать – открыться дыхание. Чтобы любить - открыться любовь. Чтобы собеседовать – открыться собеседник… сакрально и никак иначе.

Существует музыкальный Бог,
Музыкальный Отец, музыкальный Христос.

Первое бетховенское откровение
о  в с е о б щ е й   с л е п о г л у х о т е.


Слепоглухонемые тетери, призраки тогдашней Европы с её музыкальной Веной и аристократическим Парижем, с её революционерами, завоевателями и реформаторами, художниками и кабацкими пьяницами, проститутками и монахинями…

Нет. Что-то не так в человеческом мире. Стоит жить только ради того, чтобы изменить его… Но прежде надо изменить себя. Бетховен глохнет. Жить ему не хочется. Не то, чтобы жизнь опротивела. Но разве не думала (не три, не четыре, а тысячи раз!) о суициде гимнастка Елена Мухина, чемпионка Олимпийских игр, после того, как сломала позвоночник на тренировке?. И как не задуматься о переходе в иной мир, иную сферу (в инобытие), стайеру с ампутированными ногами? Глухота прогрессирует. Бетховен перестает слышать, что говорят люди.

”О чем там они шепчутся? Какие сплетни сегодня несут друг другу?... Какая разница. Их бытовая речь отвратительна, как бездарная музыка, как уличный “Чижик-пыжик”, как лощеный придворный композитор, пишущий по заказу”
Существует пошлость в музыке, которую он ненавидит. Существует пошлость в бытии, вдвойне отвратительная. Людвиг хватается за книги. Энциклопедист Вольтер и романтик Руссо ни о чем ему не говорят. Кант слишком сложен…
Обращается к религии. Но что скажет капеллан из соседнего прихода, случайно заглянувший к нему? “ По грехам, 0 разведет руками. – И ничего нельзя сделать “.
Вершина элогимского менталитета: смысл страдания – всего лишь погашение греховной чаши.
Бог ты мой, какая тоска! Их грехоцентризм ему оскорбителен. Скрупулезное копание в своих грехах не выводит за рамки эгоизма и сродни инфантильному чревобесию (младенец остается в утробе матери и не отводит взора от своей же пуповины).

Нет! Для чего-то иного родился человек, помимо того, чтобы заниматься самокопанием в стиле классических философов. Бетховен разочарован в католицизме и протестантизме. Его ничуть не интересуют собственные грехи (улитка закрывается в раковине и давай рассматривать свой перламутровый живот). Нет, он пришел в мир не для того, чтобы по-деревенски зевая, в 12 ночи поправлять чугунные гирьки на часах с кукушкой. Существуют иные часы, отсчитывающие иное время – инобытие и иномирие. Да, он перестает слышать, о чем говорят люди. Но у него открывается другой слух. Что, если существует музыкальный Бог? Музыкальный Отец? Музыкальный Христос? Что, если мир вообще не может принять музыки, и необходим музыкальный мессия, новое музыкальное апостольство?..
Чем больше Бетховен глохнет, тем больше понимает: человечество оглохло. Отец отнимает у него слух, чтобы он начал слышать то, чего не слышат слышащие!
Не Людвигу впору покупать пистолет и побыстрее покончит с собой.

Не он, а человечество на грани суицида, великой катастрофы!

Бетховен берется за Евангелие… Христос ему близок. Христос трогает его сердце.
Божественный Сын настоятельно повторял, что у Него ничего своего, ничего из головы выдуманного. Он не философ, не жрец, не богослов. Говорит он только о том, что слышал от Отца, и учит об Отце. Его цель – привести к Отцу.
Евреи не познали Отца, потому и не услышана ими весть Христа.
А познало ли Отца христианство? Познало ли Отца человечество?
… Потом до могилы и тысячу лет после, Бетховена будет преследовать женский голос, который он услышал в том кризисе.

Нет, его больше не интересует женитьбы на какой-нибудь ученице-аристократке, наплевать ему на человеческие лавры. Ему открылась das Ewig-Weibliche, Небесная Женственность. Какой удивительной добротой веяло от Неё!
Людвиг не знает, как Её назвать. Она запретила о себе говорить средствами человеческого языка. Но Она - Мать в универсуме. О себе Она говорила: “Я Мать человечества.” И дальше шла цепочка: Мать сфер, Мать универсума, Мать премудрости… Матерь всего творения Божиего: Матерь солдат и философов, священников и домработниц, композиторов и слуг… Кто однажды видел эту прекрасную Женщину, поверьте, больше никогда не будет помышлять о земном браке.
От кого Она пришла? Она так похожа на Богородицу… Явившись Бетховену, Она запретила думать о самоубийстве и велела выбросить пистолеты. Бетховен послушно исполнил Её просьбу. Она сказала, что подаст великое утешение и знамение ему, суицидному узнику, концентрационному зеку.

Уши Бетховена кровоточат. Его глухота – стигматы, таинственный знак особого призвания.
Он хотел бы пострадать а человечество, стать закланным агнцем, мучеником любви… Но прежде ему должен открыться истинный Христос, нашептать что-то жаркими словами прямо в слуховую раковину, связанную с сердцем.
О, тогда Людвиг посвятит Ему все свои симфонии с Первой по Девятую, все с Первой по Тридцать Первую сонаты и каждое дыхание своей жизни!
Внезапно его осеняют мелодии одна другой прекраснее. Что это? Зачем писать музыку, исполнение которой он никогда не услышит? Чего стоит безногий стайер, если он подобен кошке, крадущейся во сне, воображает себя бегущим, сидя в инвалидной коляске? Не сумасшествие ли? Как может он писать, если сам не слышит написанного?...

Но внезапно открывается: вся музыка мира живет внутри него… Что это? Безумие… или проекция каких-то великих сфер в его внутренняя?...

Иоанново евангелие гласит: “ Бог есть Слово“. Но кто сказал, что Бог говорит только словами? Ведь музыка – та же таинственная речь, чем-то превосходящая слова!
Бетховену открывается превосходство музыки над человеческой речью: речь разъединяет, а музыка сочетает.
Словесная проповедь может быть доступна немцам на немецком, испанцам на испанском. И что дальше? Шекспир и Гёте непереводимы на другой язык, сколько бы талантливых поэтов ни пытались трансформировать их эмоциональную словесность. Язык же музыки не требует перевода. Так вот чего хочет от него Отец!

Отныне он будет говорить на языке, соединяющем всё человечество!

(отрывок из новой книги блаженного Иоанна “ Белая Церковь “)