Потребность в политическом феминизме

В последнее время бытовые новости в России всё больше напоминают сводки с фронта. В Cерпухове муж отрубает жене кисти рук. В Иркутской области парень кричит «Какая же ты живучая, сучка!», поворачивая в груди бывшей девушки нож. Защищаться женщина у нас не имеет права: 91% осуждённых за превышение пределов самообороны женщин пытались спастись от партнёров и родственников-мужчин. Про недавний дикий случай в Санкт-Петербурге и реакции на него сейчас не хочется и вспоминать. И на этом фоне власти возвеличивают «традиционные ценности», пытаясь сделать общество всё более «маскулинным» и потому привычным к насилию, как делали это ранее фашистские режимы всех мастей.

На этом фоне растущего гендерного противостояния меркнут, на мой взгляд, все политические различия – и возникает новый фундаментальный водораздел. По одну сторону его находятся те, кто мыслит в категориях «традиционных ценностей» и «государственной целесообразности», рассматривая женщину как естественный низший класс и средство для воспроизводства государевых душ. По другую сторону находятся все те, кто считает её равным мужчине человеком, признавая её право на свободу, распоряжение собой, и равные карьерные возможности. В таком дремучем обществе, каким, увы, оказался российский социум XXI века, традиционные «-измы» меркнут перед ответом на один-единственный вопрос: признаём ли мы в женщине человека, равного по правам и возможностям мужчине. Ответ на него отделяет официальный российский политический класс и его адептов от здоровых сил общества.

Сегодня, когда тенденция к авторитаризму выглядит явно доминирующей, мне кажутся смешными и неуклюжими любые попытки апеллировать к существующим структурам – политическим, правоохранительным или судебным – в попытках защитить российских женщин (можно не вспоминать, как часто они бездействуют до тех пор, пока жизнь очередной россиянки не заканчивается трагически). Но меня не перестаёт удивлять то, почему в России столь вопиющее попрание прав большинства населения не провоцирует политической самоорганизации. В любом нормальном обществе Маргарита Грачева, которой, слава Богу, врачи смогли спасти одну из кистей и заменить другую бионическим протезом, выстави она свою кандидатуру в парламент, была избрана с куда большей вероятностью, чем любая фигуристка, хорошо вертящая ладно приделанными ногами и руками. И чем больше бы таких людей оказывались в политике, тем меньше была вероятность принятия законов о декриминализации домашнего насилия и тем лучше бы работала полиция в городах, мэрами которых оказывались женщины, которым участковые хоть раз отказали в помощи. Однако если в России и возникают «женские партии», то лидерами их становятся только терешковы и лаховы, а шансы на широкую поддержку оказываются нулевыми.

Мне кажется, мы несправедливо забываем, что самая достойная в российской истории революция, по ошибке названная Февральской, стала следствием массовой забастовки, начало которой было положено выступлениями женщин-работниц, отметивших таким образом 8 марта. Мы недооцениваем то влияние, которое сегодня оказывают на настроения в обществе российские женщины, более всего затронутые экономическими проблемами и более всего опасающиеся за судьбу своих детей (было бы интерес¬но узнать гендерный расклад мнений российской молодёжи, 53% которой, согласно недавнему исследованию, готовы эмигрировать из страны). Мы не хотим признаваться себе в том, что российские женщины более образованны, чем мужчины; вносят больший вклад в воспитание подрастающего поколения; более тщательно следят за своим здоровьем; намного менее склонны к любому виду радикализма. Они, на мой взгляд, являются единственной силой, способной вернуть гибнущее общество к нормальности.

Я убеждён: Россия сегодня нуждается не в насаждении ценностей домостроя, а в активном политическом феминизме. И вопрос состоит не в обеспечении «равного представительства», которое легко мож-но создать чисто бюрократическими методами, а именно в формировании политической силы, вся идеология и программа которой должна состоять из требований гендерного равенства (а также утверждающих действий [affirmative action] в тех случаях, когда равенство по объективным причинам отсутствует [например, в резком изменении норм правоприменения при обороне от насилия со стороны мужчин]). При этом я не говорю о том, что речь должна идти именно о «женской партии» – напротив, мужчинам, представляющим либеральные силы, давно пора понять, что женский вопрос в России в разы важнее их смешных разногласий относительно методов борьбы с коррупцией или устройства демократических процедур. Потому что быть либералом, отрицающим гендерное равноправие, можно, но быть защитником последнего, не оказываясь при этом либералом и демократом – нельзя.

Отсутствие такого движения – растущего снизу, апеллирующего к вопиющим проблемам общества и готового бороться за политическое представительство – это следствие успеха государственной пропаганды, заставившей российских женщин поверить в собственную слабость. Эта вера – почти единственное, на чём стоит нынешняя власть. И открытое сомнение в ней – самый верный залог её конца.