Военно-полевые бордели Вермахта на Украине 1941-44 гг
На модерации
Отложенный

“Поведение немцев на территории рейхскомиссариата (Украина) должно определяться пониманием того, что мы имеем дело с народом, неполноценным во всех отношениях. Поэтому об общении с украинцами не может быть и речи. Светское общение запрещено. За половые сношения - строжайшее наказание. Никто не смеет распускаться. Не может быть и речи, чтобы девушки на улицах Ривного (Ровно в Западной Украине) ходили в шортах, использовали косметику и курили”, - заявил в августе 1942-го Эрих Кох, шеф рейхскомиссариата Украина.
Эти слова показывают, что Гитлер и его приближенные были против любых контактов своих военных с жителями оккупированных территорий. Украинских. Во Франции, например, таких ограничений не было.
В 1941 году, ворвавшись в общежитие Львовской швейной фабрики, немецкие солдаты изнасиловали и убили 32 молодые женщины. Кроме того, пьяные немецкие военные часто ловили львовских девушек, затаскивали их в парк Костюшко и насиловали. И несмотря на это, галицаи охотно шли к гитлеровцам на службу, в полицию и войска СС.
Чтобы пресечь волну насилия, на первых порах немцы “импортировали” на Украину публичные дома из Европы. В них трудились, как правило, немки либо девушки, происходящие из близких к арийской расе народов, - голландки и датчанки. Например, “голландский” бордель нацисты открыли в Житомире после того, как среди расквартированных в городе войск участились случаи венерических заболеваний. В подобных “европейских” борделях работали, как правило, от пяти до 20 женщин, причем они считались служащими министерства обороны.

Официальные сотрудницы немецкого борделя
Все прифронтовые жрицы любви проходили строгий отбор на предмет расовой чистоты. Среди них частенько попадались немки-нацистки, работавшие даже не за деньги, а из патриотических побуждений.
Солдатам для посещения таких заведений продавали специальные талоны, в обычном случае - до пяти штук в месяц. Каждый “мандат”, дающий право на 15-минутный секс, стоил три рейхсмарки. Кроме того, талоны выдавали и бесплатно, в качестве дисциплинарного поощрения. В таком случае лимит “пять в месяц” не действовал - секс мог быть и более частым.
Женщин в домах терпимости регулярно проверял врач, а воякам перед каждым посещением заведений выдавали кусок мыла, маленькое полотенце и три презерватива. Вскоре немцы поняли, что обойтись силами арийских проституток им не удастся. Масштабы не те. И тогда оккупационные власти стали комплектовать бордели местными женщинами, наплевав на чистоту крови и слова Коха. Впрочем, с каждым месяцем войны гитлеровцам приходилось от чего-то отказываться.

Для славянских кадров расписали ряд строгих конкурсных требований. Претендентки обязательно должны были владеть немецким языком, а их рост, цвет волос и глаз - максимально приближаться к белокуро-голубоглазому арийскому “стандарту”.
Женщин из оккупированных народов брали на работу в дома терпимости далеко не всегда по их согласию. Кому-то предлагали отработку телом через биржи труда, которые функционировали в оккупированных городах, кого-то забирали силой. А кто-то шел на панель, спасаясь от голода.
Порой немецкие власти просто обманывали славянок. Например, в Киеве городская биржа труда одно время предлагала украинкам работу официантками. Но после двух-трех дней в офицерских столовых их насильно отправляли в офицерские же бордели. В Киеве тогда функционировало два подобных заведения: во Дворце пионеров - Дойче-хауз, и на Саксаганского, 72.
В Сталинске (Донецк), борделей тоже было два. Один из них специализировался на оказании услуг итальянским солдатам и офицерам и назывался Итальянское казино. В нем ублажали клиентов 18 девушек. Второй донецкий дом терпимости, предназначенный для немцев, располагался в старейшей гостинице города - Великобритании. Его созданием немцы озаботились в начале 1942-го: в марте в городской газете Донецкий вестник власти поместили объявление о наборе персонала и в конце концов выбрали 26 тружениц постели, в основном из числа местных жительниц.
Херсон был оккупирован 19 августа 1941 года. А уже к новому 1942 году сексуальное обслуживание немцев набирало полные обороты. Оккупационные власти расположили бордель-хаус (публичный дом) во вполне подходящем для этой цели здании бывшей Лондонской гостиницы (сегодня – улица 9 Января, 20). Обслуживающий персонал полностью состоял из молодых горожанок и женщин окрестных сел в количестве 20–30 человек. «Работа» шла в две смены: днем – для рядовых, вечером – только для офицеров. Сменная «выработка» доходила до нескольких десятков немецких военнослужащих. Оплата – в карбованцах, оккупационных и рейхсмарках. Последние ценились, как сегодня доллары. За них можно было приобрести почти все. Впрочем, многие предпочитали брать половину стоимости оказанных услуг натуроплатой: хлеб, консервы, мыло, лекарства. Периодически наплыв передислоцирующихся воинских частей через Херсон был настолько велик, что у входа в публичный дом выстраивались длинные очереди.
В Николаеве по адресу Московская, 31 (угол Потемкинской) в гостинице офицеров люфтваффе был открыт первый элитный бордель, где трудились женщины, приехавшие из Германии. Однако уже в начале 1942 года появились два заведения для нижних чинов, фольксдойче и сотрудников местной жандармерии. Одно располагалось по адресу: 2-я Слободская, 44, во дворе продуктового склада, второе -- на Спасском спуске, 14 (угол Шоссейной -- бывшая Фрунзе).
Известны случаи, когда бордели официально и не оформлялись. В некоторых столовых и ресторанах, где обедали немецкие солдаты, были, так называемые, комнаты свиданий.
Спустить пар сладострастия в том же Херсоне оккупанты могли в ресторане обрусевшего немца Рудольфа Мезина (находился по нечетной стороне улицы 21 Января, в квартале улиц Декабристов и 9 Января). Официантки, посудомойки помимо основной работы на кухне и в зале, дополнительно оказывали сексуальные услуги. Хозяин расплачивался с ними продуктами. Еще одним местом любовных утех фрицев был их военный госпиталь (ныне – проспект Ушако-ва, 16). Прачки, няни, кухонные работницы при виде буханки хлеба или консервной банки в руке выздоравливающего уже понимали, что от них требовалось. И это было убедительней фразы: «Айне нахт, фрау» (одна ночь, мадам).
Кем бы ни были укомплектованы дома терпимости - арийками или местными, - немцы педантично регламентировали порядок предоставления плотских утех и режим дня. Жрицы любви в прямом смысле этого слова жили по часам: в шесть утра - медосмотр, в девять - завтрак, 9:30-11:00 - выход в город, 11:00-13:00 - пребывание в гостинице, подготовка к работе; 13:00-13:30 - обед; 14:00-20:30 - обслуживание солдат и офицеров. В девять вечера полагался ужин, а после наставало время отбоя.
Индивидуальный подход
Кроме борделей на оккупированной территории появилась уличная проституция. Для некоторых женщин она стала единственным способом избежать голода, прокормить своих маленьких детей или больных родителей.
В одном из отчетов киевского СД - немецкой службы безопасности - за 1942 год по этому поводу говорилось:
“Часто местные женщины пытаются завязать тесные отношения с немцами или же союзниками, чтобы получить от них какую-то еду”.
Свою роль в том, что немцы охотно шли на контакты со славянками, сыграла привлекательность украинских девушек. Александр Верт, военный корреспондент британской газеты The Sunday Times, в своей книге "Россия в войне 1941-1945 годов" приводит слова некой харьковской парикмахерши, с которой британец разговаривал после освобождения Харькова. “Некоторые офицеры прямо с ума сходили по нашим женщинам, совсем голову теряли. Но наши женщины и правда гораздо интереснее немок. Немки эти были настоящие суки”, - рассказывала харьковчанка.
Украинки, по той или иной причине соглашавшиеся на сожительство с немцами, рисковали оказаться в изоляции среди соотечественников: даже если они при этом не занимались проституцией, общество все равно их осуждало.
Например, Лев Николаев, антрополог и анатом, переживший оккупацию Харькова, в своем дневнике написал о том, как одна медицинская сестра рассказала его жене, что сошлась с немцем. Германец обеспечивал ее продуктами, помогал содержать мать. Медсестра не видела в сожительстве ничего предосудительного, но сам Николаев считал, что ее поведение - проституция, пусть не за деньги, а за паек.
“О том, что немец - враг, о том, что он убивал или будет убивать красноармейцев, о том, что это - измена Родине, данная особа, конечно, не думает. Да, наряду с нашими партизанками, наряду с женщинами-героинями, спасавшими раненых красноармейцев, есть немало таких потаскух, которые продали себя немцам за немецкие подачки”, - размышляет в дневнике антрополог.
Были и проститутки “в чистом” виде. В воспоминаниях краеведа Дмитрия Малакова о жизни в оккупированном Киеве можно найти упоминание о том, что в городе попадались славянские жрицы любви. Они частенько в сопровождении клиентов-немцев ходили на базар и отбирали у своих сограждан продукты питания. Излюбленным местом “обитания” таких девиц в столице в годы оккупации был Подол.
Немцы не были бы немцами, если бы не упорядочили и труд подобных индивидуалок. Оккупационные власти выдавали им разрешения на надомную работу, но только после того, как проститутки регистрировались в соответствующих списках в Отделе службы порядка и получали контрольную карточку.
Например, в херсонском гебитскомиссариате (оккупационная администрация) при гостинице «Дойче хаус» («Немецкий дом», сегодня – гостиница «1 Мая», угол улиц Ленина и Октябрьской революции) организовали институт санитарно-поднадзорных женщин. Говоря сегодняшним языком – свободные проститутки по вызову. Все они имели особые билеты с еженедельной отметкой врача.
Работа не прикрепленных к борделям ночных бабочек тоже подчинялась строгому регламенту. Российский историк Борис Соколов в своей книге "Оккупация. Правда и мифы" приводит интересный документ, изданный 19 сентября 1942 года комендантом Курска. Бумага, озаглавленная по-канцелярски прямо - Предписание для упорядочения проституции в г. Курске - содержит такие правила: “Проституцией могут заниматься только женщины, состоящие в списках проституток, имеющие контрольную карточку и регулярно проходящие осмотр у специального врача на венерические болезни. Проститутка должна при выполнении своего промысла придерживаться следующих предписаний: а) заниматься своим промыслом только в своей квартире, которая должна быть зарегистрирована ею в жилищной конторе и в Отделе службы порядка; б) прибить вывеску к своей квартире по указанию соответствующего врача на видном месте; в) не имеет права покидать свой район города; г) всякое привлечение и вербовка на улицах и в общественных местах запрещена; д) проститутка должна неукоснительно выполнять указания соответствующего врача, в особенности регулярно и точно являться в указанные сроки на обследование; е) половые сношения без резиновых предохранителей запрещены”.
В предписании также предусматривались наказания для провинившихся жриц любви. Смертью карались женщины, заражающие немцев или лиц союзных наций венерической болезнью, если они перед половым сношением знали о ней. Тому же наказанию подвергалась проститутка, имевшая сношения с немцем или лицом союзной нации без, как писалось в документе, “резинового предохранителя” и заразившая его. Полгода работ могли получить те девицы, которые занимались древнейшим ремеслом, не подав документы на внесение в список проституток.
Аналогичным образом регламентировалась индивидуальная проституция и на других оккупированных территориях.
Однако строгие наказания за заражение венерическими болезнями приводили к тому, что проститутки предпочитали не регистрироваться, занимаясь промыслом нелегально. Референт СД в Белоруссии в апреле 1943-го сокрушался: “Вначале мы устранили всех проституток с венерическими болезнями, которых только смогли задержать. Но выяснилось, что женщины, которые были раньше больны и сами сообщали об этом, позже скрылись, услышав, что мы будем плохо с ними обращаться. Эта ошибка устранена, и женщины, больные венерическими болезнями, подвергаются излечению и изолируются”.
Интересно, что от подобных методов борьбы с болезнями страдали и немцы. Соколов небезосновательно подмечает в своем исследовании, что “многие солдаты вермахта ничего не имели против того, чтобы подцепить гонорею или триппер и несколько месяцев перекантоваться в тылу, - все лучше, чем идти под пули красноармейцев и партизан”. “Получалось настоящее сочетание приятного с не очень приятным, но зато полезным”.
От сексуального сотрудничества украинок с оккупантами рождались дети с «арийской» кровью. Прижитого за годы оккупации «немчонка» женщины не всегда оставляли в живых. В страхе перед будущим порицанием и презрением они их душили подушками, топили, бросали в выгребные отхожие ямы, закапывали в землю. При освобождении Херсонщины произошел случай, у свидетелей которого кровь стыла в жилах. С приходом советских войск жительница одного из сел Белозерского района вынесла на трассу прижитого от немца годовалого сынишку и с криком «Смерть немецким оккупантам» – раскроила ему голову булыжником.
Но были на Украине женщины, которые предпочли голод, холод, угон в Германию на принудительные работы, чем добровольное сожительство с оккупантами. Их было настолько много, что гебитскомиссар Херсонщины полковник Вальтер Родде в оккупационной газете «Голос Дніпра» опубликовал свое распоряжение:
«Участились случаи отказа женщин Херсона солдатам и офицерам доблестного вермахта Третьего Рейха. Они забыли, что именно немецкие воины ценой своей крови освободили их от большевизма. Уличенные в нежелании удовлетворения потребностей воинов будут наказаны по закону военного времени».
История военных публичных домов в Украине закончилась в 1943-1944 годах, когда Красная армия изгнала с этой земли оккупантов. С жрицами любви не церемонились - если они не умудрялись спрятаться и сменить место жительства, их могли отправить в лагеря или даже расстрелять.
Комментарии