Про Маркиза. Из серии "Кто кому меньшие братья?"

Понадобилось моей подруге съездить на недельку к родителям. Но следовало куда-то пристроить кота – королевского сиамца по имени Маркиз. Думаю, что он был, строго говоря, даже не сиамский, а тайский: красавец, приятно округлый, морда не треугольная, уши – не локаторы, хвост – не крючком, а совсем короткий, похожий на помпон; аквамариновые глаза, элегантная «маска» на мордочке, изящные «носочки» и нежнейший палевый окрас туловища... Короче, кабанчик килограмм на пять минимум, избалованный хозяйкой до совершенно неприличного состояния.

Решение было очевидно: на время отсутствия Галки кот перекочевывает ко мне. Однако имелось несколько «но», из-за которых Маркиз был против такого варианта. Во-первых, у меня жил песик Бим; правда, он сам был воспитан кошкой и даже во взрослом состоянии по массе не превышал Маркиза, но голубая кровь кошачьего аристократа буквально в жилах сворачивалась от одной мысли о таком соседстве. Во-вторых, ко мне часто приходили веселые и шумные гости, которые в пылу полемики могли красавца и с кресла спихнуть, а в силу поэтической рассеянности – вообще об него споткнуться, не говоря уже о том, что уважения к личной территории и режиму сна особы августейших кровей ожидать не приходилось. А в-третьих, лентяй вообще не хотел трогаться с належенного места и отпускать куда-то прирученную хозяйку, но тут уж ему пришлось покориться судьбе.

Итак, сумбурные, нестабильные, совершенно непонятные 90-е. Лето, зной, жара. Звонок в дверь. Открываю. Стоит обвешанная сумками Галя – потная, взъерошенная и слегка шатающаяся под весом кошачьей туши, вольготно раскинувшейся у нее на руках.

– Галочка, да как же ты все это тащила? Зачем столько сумок?

– В одной еда и посуда, в другой туалет и подушка, в третьей я Маркиза собиралась везти.

– Так и везла бы! Зачем же на руках тащить?

– А ему там не понравилось…

Ладно. Отпаиваю Галю холодным компотом, и мы вдвоем уговариваем Маркиза не падать в обморок от возмущения чужим местом и соседством с песиком. (Тот, кстати, даже не протестует, а только обреченно вздыхает – опять кошки!) Расставляем все кормилки-поилки и прочие кошачьи принадлежности. Я, на всякий случай, понадежней закрываю аквариум под причитания подруги «да мой Маркиз на этих килек и не посмотрит». Потом начинается кулинарный инструктаж. Выясняется, что наш аристократ ест лишь рыбу – причем исключительно один вид и только определенным образом зажаренную. Вот пару килограммов именно этого свежего продукта Галя и притащила, справедливо рассудив, что найти его можно далеко не в каждом магазине.

Убедившись, что ее любимец не умер от нервного потрясения и что на его королевскую шкуру никто не покушается, кошачья хозяйка, охая, вздыхая и повторяя последние наставления, удаляется, а мы с Маркизом и Бимом остаемся втроем. Но ненадолго.

Едва я успеваю поджарить коту рыбку, раздается очередной звонок в дверь. А надо сказать, что, вопреки (а может, благодаря) той неразберихе, которая творилась в это время в стране, полной неустроенности и буквально нищете, в которую попали многие люди, не сумевшие быстро перестроиться на предпринимательски-коммерческий лад, на этот период пришелся пик творчества многих моих разносторонне одаренных приятелей. «Культурный центр», по умолчанию, угнездился именно у меня, к чему располагали свободная квартира (детей моих в то время не было дома) и мои природные «совиные» качества. Это давало возможность ночи напролет слушать новые творения – а что может быть ценнее для творческой натуры, чем свободные и благодарные уши, особенно если в наличии имеется что-то съестное?

Да, это была первая гостевая ласточка. И, попав в квартиру, она сразу полетела на кухню, где на столе благоухала горячая жареная рыбка...

Надо ли говорить, что мои вопли о том, что без этой рыбки почиет в бозе особа королевских кровей, а за ней и я, умерщвленная ее хозяйкой, были выслушаны под аппетитное гостевое почавкивание? Следует ли разъяснять, что подтянувшихся на аромат поэтов было больше, чем нас с Бимом и Маркизом, и силы оказались неравны? Но в этот вечер стихи звучали особенно вдохновенно и прерывались только моим периодическим залезанием под стол, чтобы проверить, жив ли еще забившийся туда потомок славного экзотического кошачьего рода...

Неделя пролетела очень быстро. И очередной звонок – сначала по телефону, а потом в дверь – оповестил о том, что Галя спешит на встречу со своим несчастным любимцем. Лавина вопросов хлынула еще из-за порога.

– Ну, где он? Почему он меня не встречает? Небось, каждую минуту считал?

– Да они там с Бимом играются, не переживай. Сейчас позову. Марик! Марик, ты меня слышишь?

– А ты что, дома не одна?

– В каком смысле?

– Ты меня с кем-то познакомить хочешь? С каким-то Мариком?

– Да вот он! По-моему, вы знакомы.

– Боже, мой кот! Мой Маркиз! Мой птенчик! Ты откликаешься на Марика? Какое неуважение! Тебя затравили? Дай я на тебя посмотрю! Нет, ничего вроде... Даже поправился... И самостоятельный какой – на руки не идет! Что ты с ним сделала?

Пришлось признаваться во всем: и в том, как аристократ был ограблен в первый же вечер шайкой новоявленного Робина Гуда, и в том, что питаться ему потом пришлось тем же, чем Бимке, то есть в основном кашей и супом, и что – очевидно, для экономии посуды, – они начали есть из одной тарелки; в том, что на личной подушке Маркиза хвостатые тоже валялись по очереди или в обнимку и что Маркизу под конец даже понравились шумные сборища, где его и гладили, и тискали, и гоняли от стола, и угощали собственными бутербродами...

Конечно, хозяйка была в шоке. Но, глядя на довольную и даже разрумянившуюся котскую морду, она только ахала и приговаривала: «Ну, все хорошо, что хорошо кончается... Домой, Маркиз, домой. Там отдохнешь, мой котик»…

...Утро. Телефонный звонок.

– Галочка, что случилось? Что-то с Маркизом?

– Да... Он мне всю ночь спать не давал!

– В чем дело? Заболел?

– Нет, даже слишком здоровый. Он со вчерашнего дня барабанит лапами в дверь и орет нечеловеческим голосом... Насколько я понимаю, в переводе с кошачьего – «хочу к Биму»!

– Так это нормально! Он же хоть и аристократ, но не дурак! Конечно, ему здесь было веселее. Ну, приезжайте!

Но Гале нужно было ходить на работу, Маркиза самого отпустить она побоялась – так и остался он в одиночестве, под присмотром заботливой хозяйки. Постепенно смирился, перестал ломать дверь, и только иногда, лунными ночами, мягко вскакивал на подоконник и пел странную песню, где явно слышны были иностранные слова: «Ав, ав, ууу»...