Христианство и идеология рынка

 Христианство и идеология рынка

Одной из мучительных неопределенностей нашего времени, тянущейся вот уже второе десятилетие, является идеологическая бесформенность общественного сознания – неспособного до конца осознать происходящее со страной и как-то назвать вещи своими именами. Отказавшись от социализма и фактически давно уже встав на рыночно капиталистические рельсы социально-экономических отношений, общество никак не решается принять данную реальность на официальном идеологическом уровне, стыдливо прячась за туманными понятиями «гражданского общества», «цивилизованного рынка», «социального государства» или «конкурентноспособной экономики». Эта стыдливость осталась как бы до ныне не преодоленным идеологическим комплексом начала 90-х, когда капиталистические принципы хозяйствования, в самых «диких» его формах, внедрялись в реальную жизнь общества в обход прямого общественного осознания – под видом идеологического расплывчатого «курса реформ». Де-факто мы уже давно в капитализме, но официальная власть по-прежнему не решается ясно объявить нам об этом в идеологически внятной форме. Наоборот, иногда вообще создается впечатление, что она (власть) как бы и сама еще идеологически не определилась, периодически задаваясь вопросом о поисках «национальной идеи». Это, конечно, лишь игра на публику, да и общество прекрасно понимает, что происходит – только не решается до конца признаться себе в этом. Потому что немножко стыдно. И перед национальной историей, и перед национальными идеалами, и перед личной совестью. И в этом есть некоторый обнадеживающий момент: национальное самосознание не спешит легитимизировать капиталистические формы отношений на государственно-идеологическом уровне, чувствуя их внутреннюю неприемлемость для национальной совести. И этому есть свои веские основания…

Переход от социализму к капитализму не есть просто смена экономической системы: как якобы менее эффективной, на более эффективную. За этим переходом стоит кардинальный переворот мировоззренческой парадигмы – смена духовно-нравственных ценностных ориентиров. Сущностное, цивилизационное различие между капитализмом и социализмом лежит не в сфере производства, или перераспределения прибыли – а в области морали и этики. Поверхностное общественное сознание, легко подверженное обработке СМИ, чувствуя лишь некоторую экзистенциальную дискомфортность, не склонно глубоко анализировать морально-нравственное значение свершившегося переворота, пассивно принимая новые, невесть кем установленные правила игры как простую историческую данность. Труднее понять молчаливое принятие этого темного мировоззренческого перехода со стороны христианского сознания, и шире – самой Православной Церкви…

Антихристианская сущность капитализма многократно обличалась христианской (славянофильской) мыслью еще в XIX веке. Неужели капитализм с тех пор преобразился в нравственном смысле? …Отнюдь. Его начала незыблемы и универсальны в истории. Единственной нравственной альтернативой капитализму являлся социализм – именно на позициях нравственной критики капитализма он формировался в истории. В своей работе «Христианство и социализм» С.Булгаков пишет: «Капитализм есть организованный эгоизм, который сознательно и принципиально отрицает подчиненность хозяйства высшим началам нравственности и религии; он есть служение мамоне… Никогда еще в истории не проповедовалось и не проводилось в жизни такое безбожное, беспринципное служение золотому тельцу, низкая похоть и корысть, как ныне… Если по духовной природе своей капитализм в значительной мере является идолопоклонством, то по своему общественному значению для социальной жизни он покрыт преступлениями, и история капитала есть печальная, жуткая повесть о человеческой бессердечности и себялюбии. Одним словом, мы должны, не обинуясь, сказать, что социализм прав в своей критике капитализма, и в этом смысле надо прямо и решительно признать всю правду социализма».(18-стр.225) Еще более глубокое обличение антихристианских начал капитализма, как бесчеловечной власти капитала (или мамоны), мы находим у многих православных святых, в частности у пр. Симеона Нового Богослова и св. Иоанна Златоуста. Последний пишет: «Сребролюбие возмутило всю вселенную; все привело в беспорядок; оно удаляет нас от блаженнейшего служению Христу: ибо не можете, – говорит Он, – Богу работати и мамоне (Мф. 6.24.); ибо мамона требует совершенно противоположного Христу. Христос говорит: подай нуждающемуся, а мамона: отними у нуждающегося; …Христос говорит: будь человеколюбив и кроток, а мамона напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай ни за что слезы бедных…».(…) Могла ли, и может ли, русская душа принять для себя эти принципы в качестве нормы социальных отношений?

Основная трагедия нынешнего «ига» не в том, что разрушается промышленность, государственность, и даже не демографическая депопуляция, а в том, что под видом «новой экономики» нам навязывают – «новое мировоззрение». Рыночная экономика несет с собой подспудно и как бы незаметно новую идеологию, новое мировосприятие совершенно ломающее и калечащее традиционное русское самосознание. В этом действительная и главная угроза гибели русской цивилизации. Факт состоит в том, что капиталистические принципы хозяйствования никогда не были (если не считать незначительного предреволюционного периода конца XIX – начала XX в.) свойственны русскому народу и русской государственности; и не столько по причине исторической отсталости, сколько по специфике национального духа, по христиански отрицавшем стремление к обогащению, индивидуализм, ростовщичество и т.д. Эти же принципы, как подсознательное христианство, полностью были сохранены в советской России XX века. Тем более странным выглядит на этом фоне сегодняшнее молчаливое принятие церковным сознанием капиталистической формы государственной самоорганизации – несущей с собою губительное для национального духа «рыночное» мировоззрение. Надо понимать это четко: невозможно иметь «американскую» модель хозяйственно-экономической организации и при этом сохранять русское православное мировоззрение! Еще в начале 90-х митр.Иоанн говорил: – идет «дикий процесс экономической дехристианизации Руси»! – неужели сейчас это не актуально?

Рыночная экономика предполагает особую социокультурную организацию общества, т.е. особую рыночную идеологию, которая перестраивает всю систему общественных отношений в соответствии с законами рынка. Если основой социальных отношений в традиционных обществах всегда являлись исторически и национально устоявшиеся нравственные нормы, освященные глубоким религиозным смыслом, то рынок предлагает новую, универсальную безнациональную и безрелигиозную социальную онтологию – вне-нравственную социальную механику меркантильного интереса. Фундаментальной управляющей «нормой» социально-общественных отношений становиться Мамона! При этом «рынку», как независимому денежному механизму, для своей эффективности, необходима свобода от различных нравственных, моральных и религиозных ограничений – отсюда идеология экономического либерализма, преображающаяся на личном уровне в идеологию эмансипации индивида от традиционных норм общественно-социальных связей.

Индивидуализм – фундаментальный антропологический корень капитализма, его исходная духовно-психологическая интенция. Протестантизм не случайно стал одним из основных родоначальников европейского капитализма; – в его доктрине личной избранности, индивидуального спасения, в отсутствии понятия о соборном единстве церкви – дух капитализма нашел себе первичное «религиозное» оправдание. Здесь дух капитализма оказывается как бы локализованным в индивидуально отчужденномсознании «протестанта», – откуда и исходит во внешний мир в качестве экономической реализации духа индивидуализма. Симптоматично, что протестантизм является конечной ветвью европейского христианства, где христианство по существу иссякает, сливаясь с миром. То есть в историческом и духовно-религиозном смысле можно сказать: там, где кончается христианство – начинается капитализм!

Капитализм не мыслим вне индивидуализма, любое рыночное «предпринимательство» всегда ориентировано на себя, на свой личный интерес. Оговорки типа: «…зато, я даю людям рабочие места» всегда вторичны. Возможны, конечно, и исключения – но они не отменяют правила. Даже при самых благонамеренных попытках христианского оправдания предпринимательской деятельности основанной на «личном интересе», при самых обтекаемых и сбалансированных формулировках – никогда не преодолевается этот принципиальный нравственно ущербный барьер – служение себе. Наглядный пример подобной ущербной (если не сказать «извращенной») попытки христианского оправдания новой «предпринимательской нравственности» дает «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании»(…), принятый на VIII Всемирном Русском Народном Соборе. Этот документ невозможно читать без какой-то внутренней тошноты, настолько густо он замешан на духовно-нравственном лукавстве. Каждый его пункт, каждая мысль, как бы «высоко и благородно» не поднималась, – в итоге все равно замыкается на себя, на отчужденную от общества самость предпринимателя, ищущей даже в самых «высоких заповедях» свой личный предпринимательский интерес. В нем нет ничего специфически христианского или русского, в своей нравственной обтекаемости он вполне удовлетворит и любого предпринимателя-иудея (…что, видимо, и подразумевалось разработчиками), – так как всегда оставляет некую нравственную нишу для относительного (личного) понимания о мере экономическойсправедливости в отношениях с обществом и ближним. Это же относится и к мере жертвенности и благотворительности – в любом случае она ограничивается личной (остаточной) мерой достатка, которую предприниматель определяет для себя сам. В то время как христианское понимание жертвенности предполагает полную (абсолютную) самоотдачу Богу и ближнему по примеру «лепты вдовы…» (Мк.12.41-44).

В высшем евангельском смысле «ниша отчуждения» предпринимателя есть по существу скрытая духовная язва, незаметно разъедающая душу и духовную жизнь человека, сделавшего «предпринимательство» смыслом и содержание совей деятельности. Эта деятельность всегда двоится и разрывается между стремлением к «богатству неправедному» и нравственной чистой христианской совести. Это ее принципиальное и неотъемлемое свойство. Поэтому в системе «конкурирующего рынка» русская христианская совесть всегда(!) будет уступать внехристианской «предпринимательской совести» – иудейской, мусульманской, атеистической, – но и сама в себе никогда не сможет преодолеть это внутреннее нравственное раздвоение. «Ибо не можете служить Богу и мамоне»…

Социальная проекция данной «предпринимательской дилеммы» выражается иначе: «служение обществу – или служение себе». В начале 90-х на этой почве был очень популярен лозунг: «богатые граждане – богатое государство»; или, по простому: обогащая себя – обогащаешь общество. В последнее время об этом молчат, слишком очевидна ложь подобной установки: по количеству миллиардеров мы уже догнали Америку, однако по уровню благосостояния – находимся на уровне слаборазвитых стран. Этот лозунг был нужен всего лишь для преодоления нравственно-психологического барьера, для старта капиталистической гонки.

Сущность предпринимательства – стремление к прибыли; оно же главный двигатель капиталистической экономики. Но что это такое если не любостяжание?! Если не выгодно, никакой предприниматель ничего делать не будет. По существу здесь страсть к любостяжанию (грех) ложится в экономическое основание общества. Но так как экономика является главным формообразующим началом социальных отношений, то и вся общественная система оказывается пронизанной греховным началом. Рыночники утверждают, что не существует более эффективного «естественного» экономического начала: погоня за прибылью (как страсть!) способна развивать максимальную экономическую эффективность. Может это и так… Но тогда не будем говорить о христианстве.

Обратная сторона рыночной эффективности – потребление. Чем выше уровень потребления, тем эффективнее экономика, поэтому она неизбежно сопровождается разжиганием духа потребления – т.е. той же страсти! С одной стороны страсть к прибыли, с другой – страсть к потреблению; христианство здесь, действительно – «третий лишний». Не случайно «Бог умер» (Ницше) –одновременно с торжеством капитализма. По существу «рынок возможен только в атеистическом мире, в безрелигиозном пространстве… – пишет В.Варава, – Что такое христианство? Любовь, жертвенность, соборность, нестяжательство, сострадание, простота, борьба с любостяжанием, сребролюбием, чревоугодием. Все то, чего нет и не предполагается рыночной идеологией».(45) Здесь и открывается принципиальная духовно-нравственная противоположность двух «экономических систем» организации общества. По словам Ф.Карелина: «основное НРАВСТВЕННОЕ различие между капитализмом и социализмом как раз в том и состоим, что капиталистический способ производстваЭКОНОМИЧЕСКИ нуждается в грехе (алчности предпринимателей и развращенности потребителей), а социалистический способ производства ЭКОНОМИЧЕСКИ нуждается  в добродетели (честность, бескорыстие, справедливость). В принципе, капиталистический способ производства ставит ставку на самые темные стороны человеческой природы, социалистический – на самые светлые». (46)

Суммируя все вышесказанное, можно вслед за Ю.Булычевым повторить: «западной формуле «секуляризм, либерализм, капитализм» мы можем логически и практически противопоставить русскую формулу «христианство, соборность, социализм», подразумевая, конечно, что соборность, в отличии от коллективизма, имеет свой идеал в церковности и не противоречит личности. Вполне очевидно, будут внутренне противоречивы и практически негодны модели, включающие в один ряд христианство, либерализм, капитализм; христианство, соборность, капитализм; или христианство, либерализм, социализм».