Ядерная зима: Что осталось от инвестиционного бизнеса в России

В 2019-м инвестиционного бизнеса в России нет. На ландшафте ядерной зимы — только государство
В 1995 году я работал в небольшой компании, специализирующейся на финансовом консалтинге, и своими глазами видел, как российский фондовый рынок превращается из веселой закусочной для городских сумасшедших в недурной ресторан с интеллигентной публикой.
Летом 1995-го брокеры создали биржу РТС, Центробанк налево и направо раздавал банковские лицензии (правда, отзывал тоже — после локального кризиса на рынке межбанковских кредитов), а Минфин пропагандировал растущий рынок гособлигаций, к которому стали присматриваться иностранные инвесторы.
Иностранцы во многом и создали российский рынок капиталов и на годы вперед определили траекторию его развития.
В том же 1995 году потомок белых эмигрантов, американский инвестбанкир Борис Йордан с новозеландцем Стивеном Дженнингсом (оба работали в московском офисе банка CSFB) и двумя российскими партнерами учредили, пожалуй, самый успешный и, точно, самый рисковый российский инвестбанк «Ренессанс Капитал».
За год до кризиса 2008-го он стоил миллиарды долларов.
В 2019-м инвестиционного бизнеса в России нет. Дженнингс давно улетел в Африку, где строит с партнерами новые города.
У Йордана остался бизнес в России («Ренессанс Страхование» и группа «Спутник»), но миллиардером его сделал не российский рынок капиталов, а американская компания Curaleaf, которая выращивает марихуану и изготавливает из нее лекарственные средства, ее капитализация на Канадской фондовой бирже в Торонто — $3,4 млрд.
Большую часть года Йордан проводит в Америке, как, кстати, и нынешний владелец «Ренессанс Капитала» миллиардер Михаил Прохоров — как бизнес ему намного интереснее баскетбол.
Американский финансист Майкл Калви зарегистрировал первый фонд прямых инвестиций в 1994 году, за 25 лет фонды Baring Vostok Capital Partners вложили более чем в 80 российских компаний $3,5 млрд, а в феврале 2019-го, аккурат в день открытия Российского инвестиционного форума в Сочи, стало известно об аресте их основателя.
Басманный суд Москвы постановил взять под стражу пятерых топ-менеджеров Baring Vostok и банка «Восточный» по подозрению в хищении у банка 2,5 млрд рублей. Калви сейчас под домашним арестом и не может даже выйти на террасу своего пентхауса с видом на Большой театр, так как, по мнению обвинения, велик риск его падения вниз.
Мы попытались ответить на вопрос, который в связи с арестом Калви, финансиста с безупречной репутацией, до сих пор задают не только инвесторы, но и многие отвечающие за экономику чиновники: что вообще происходит?
Тут можно задать и риторический вопрос: стоило ли продолжать вести бизнес в России после введения санкций и постепенного превращения российско-американских отношений в театр абсурда.
Россия токсична, поэтому Morgan Stanley вообще покинул российский рынок, а от локального бизнеса Deutsche Bank, Credit Suisse, Bank of America остались рожки да ножки.
Шумная затянувшаяся вечеринка на российском инвестиционном рынке закончилась, остались лишь разбитые бокалы и пятна на скатерти.
И не так важно, кто виноват, важно, к чему мы пришли почти через 30 лет финансовой эволюции: нет рынка, нет бизнеса, нет ничего.
На ландшафте ядерной зимы — только государство.
Николай Мазурин
Комментарии
Пичалька ...
Мы это проходили в 90ые-тоже поверили США...но мы же РОССИЯ-быстренько послали всех вместе с инвестициями по известному адресу..
Технологии..?. Да какой же дурак вам продаст новые технологии?
И зачем они нужны России, если в машиностроении, энергетике и авиастроении она на передовых позициях в мире?
Я бы не стал так категорично утверждать...вы заблуждаетесь !
Мы по-прежнему – всей страной – делаем за месяц:
- 200–300 металлорежущих станков,
- 250–270 кузнечно-прессовых машин,
- 250–260 деревообрабатывающих станков,
- 100–120 молотов и прессов.
Не тысяч, как когда-то, не десятков тысяч, а 200–300 штук в месяц. Это ничтожно мало.
Зависимость от импорта в станкостроении – 90%.
По наиболее сложным станкам – 100%.
По инструменту – 85–95%
Зависимость от импорта в тяжёлом машиностроении – 80–90%.
В медицинской промышленности – 60–80%.
Мы не делаем операционных столов, зондов и ещё многих вещей, без которых медицина не существует.
Катетеры? Зависимость – 96%.
Протезы? Выше 90%.
Сельскохозяйственные тракторы? Почти до 100% импорта.
Зерноуборочные комбайны – 67%.
Промышленные роботы и манипуляторы? 95% импорта.
Тяговые двигатели для тепловозов? Доля импорта – 100%.
Вычислительная техника? 80–100% импорта.
За месяц производим её на $ 20–22 млн, примерно по 15 центов на 1 российского жителя.
Коробка передач с автоматическим управлением в Р...
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором