«Почему только евреям нет места в добром сердце великого писателя?»

В романе Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста» есть самый отвратительный еврейский персонаж во всей английской литературе – Феджин, которого автор по большей части называет просто «еврей» и описывает так:

«...очень старый, сморщенный еврей с всклокоченными рыжими волосами, падавшими на его злобное, отталкивающее лицо». 

 У Диккенса Феджин – воплощение традиционной средневековой веры в еврейского Сатану и в абсолютное зло.

 Как и Шекспир, молодой Диккенс не был знаком с евреями. Но если во времена Шекспира евреев в Англию не пускали, то во времена Диккенса они уже торговали на лондонских улицах, входили в разные слои общества и их борьба за гражданские права, поддерживаемая лейбористами, освещалась в английской прессе.

После «Оливера Твиста» стереотипы отрицательных еврейских персонажей эпизодически появлялись и в других романах Диккенса. Только в 1854 году, двадцать лет спустя после выхода романа «Оливер Твист», самый старый и самый известный еврейский еженедельник «Джуиш кроникл» впервые задал вопрос: «Почему только евреям нет места в добром сердце великого писателя и горячего друга всех угнетенных?»

На это Диккенс ответил: «Я не вижу причины, по которой евреи могли бы считать, что по отношению к ним я настроен враждебно. Наоборот, я думаю, что вношу свою лепту в борьбу за предоставление им гражданских и религиозных прав».

Прошло еще несколько лет, и евреи снова призвали Диккенса к ответу, когда он решил продать свой дом, которым заинтересовался еврейский банкир. В письме к другу Диккенс написал: «Если не будет никаких препон, которых я и не ожидаю, владельцем дома станет еврей-ростовщик. Престранная смена жильцов!» И еще через несколько дней Диккенс написал тому же другу: «Если еврей-ростовщик купит дом (я говорю «если», потому что, само собой разумеется, не поверю ему до тех пор, пока он не заплатит деньги)...» Но «еврей-ростовщик» оказался джентльменом, и Диккенс написал, что «ни с кем денежные отношения не были улажены столь достойным и доверительным образом».

А в 1863 году супруга нового владельца дома Элиза Дэвис написала Диккенсу, что «...перо романиста (...) все еще направлено против Сынов Израиля. Уже не раз говорилось, что Чарльз Диккенс, человек с таким большим сердцем, чьи книги столь красноречиво и благородно призывают милость к угнетенным в его стране (...) допустил ужасающую несправедливость (...), ибо в образе Феджина я вижу только отрицательное истолкование этого персонажа. Но пока писатель Чарльз Диккенс жив, он может искупить свою вину перед рассеянным по всей земле народом за допущенную по отношению к нему огромную несправедливость».

Диккенс не замедлил с ответом:

«Должен сказать, что, если в самом деле часть интеллигентных евреев чувствует, что я причинил им то, что Вы назвали «огромной несправедливостью», они значительно менее чувствительны, значительно менее справедливы и значительно менее терпимы, нежели я всегда полагал.

Феджин в «Оливере Твисте» – еврей потому, что, к сожалению, это было правдой в то время, которое описано в романе, когда среди этого класса преступников почти всегда были евреи, и, во-вторых, он назван «евреем» не из-за своей религии, а из-за своей расы».

На это миссис Дэвис написала Диккенсу, что «еврейская раса и религия неотделимы; если еврей переходит в другую веру, он перестает быть евреем и для своего народа, и для неевреев (...) Я не подвергаю сомнению, что во времена «Оливера Твиста» были некоторые евреи-скупщики краденого (...) но я полагаю, что автор только выиграет, если постарается получше и поближе изучить нравы британских евреев и представить их такими, какие они есть». 

Всего через год после переписки с миссис Дэвис Чарлз Диккенс создал образ хорошего еврея мистера Райа в своем последнем романе «Наш общий друг»: «старый еврей (...) с длинными седыми волосами (...) спутанной бородой (...) в поношенном пальто и такой же поношенной и вышедшей из моды широкополой шляпе». В силу обстоятельств этот хороший еврей вынужден быть ростовщиком. С другой стороны, Диккенс наделил его ролью «доброй феи» по отношению к бедной женщине, которую он устроил на фабрику еврейского хозяина. Диккенс попытался ответить на претензии миссис Дэвис относительно его стереотипа евреев устами единственного еврейского персонажа романа: «С евреями все по-другому. Люди очень быстро находят среди нас плохих, но берут худших из нас, как примеры лучших (...) и говорят, что все евреи – на одно лицо».

Миссис Дэвис была так довольна появлением в романе Диккенса «хорошего еврея», что послала ему в подарок роскошно изданный новый перевод Ветхого завета с надписью: «Чарльзу Диккенсу, эсквайру, в знак благодарности и признания его благороднейших человеческих качеств, позволивших ему искупить несправедливость, как только он понял, что допустил ее (...)».

В письме к миссис Дэвис растроганный Диккенс выразил надежду, что теперь «не осталось никакого дурного осадка у еврейского народа, к которому я отношусь с большим уважением и по отношению к которому никогда не допустил бы никакой несправедливости».

Этим Диккенс не ограничился, и в переиздании «Оливера Твиста» в 1867 году, за три года до смерти, он резко сократил повторение слова «еврей», заменив его на «Феджин». И оставил «еврей» только один раз в главе «Последняя ночь Феджина».

Владимир Лазарис, «Детали»
На фото: Чарльз Дикенс, 1858 год. Фото: George Watkins, Wikipedia public domain