Шевцова: Вот несколько «обманок» российской власти с разрушительным эффектом

На модерации Отложенный

Это именно то, что делает российская власть. Потому, что исчерпываются ресурсы, которые могут гарантировать ей бесконечное всевластие.

Вот и приходится блефовать и химичить. Политика становится воспроизводством воздуха. Парадокс в том, что власть оказывается жертвой собственного надувательства.

от несколько «обманок» с разрушительным (для самой власти) эффектом.

Избирательная кампания в Мосгордуму и выборы губернатора Санкт-Петербурга. Выборы в России являются конституционным способом легитимации правления. Но превратив выборы в издевательство, власть сделала их фактором самоподрыва. Если у населения нет возможности сменить правящих на выборах, у него остается только улица.

Силовики против крупного бизнеса: Майкл Калви, Давид Якобашвили и Сергей Петров. Проблема даже не в рейдерстве. Речь идет о формировании Триады: «власть— собственность –репрессивные органы». В этой Триаде силовики обеспечили себе право контроля. Что это означает? Смерть экономики и угрозу для субъектности самой власти. Жесткое путинское «Произвол!» о деле журналиста Ивана Голунова можно рассматривать, как недовольство Кремля беспределом ее силового ресурса, начавшего дискредитировать власть.

 

Кадровые чистки. Они стали повседневностью для управленческого аппарата и силовых структур. Власть должна очищать себя от ржавчины, которая ее разъедает. Но чистки подрывают принцип жизнеобеспечения власти, который состоит в предоставлении аппарату и силовикам права кормления и права на произвол в обмен на их лояльность.

 

Мобилизационный сценарий. Кремль пытается воспроизвести советский опыт сплочения нации перед угрозой врага. Но возможна ли мобилизация, если нет идеологии; если Кремль волнуется, что сорвется Северный Поток— 2; если власть лебезит перед западным инвестором? Насколько готовы к мобилизационному сценарию силовики, которые хотели бы отдыхать не в Крыму, а за пределами Родины?

Милитаризм, как средство укрепления системы. Милитаризм требует от народа готовности жертвовать и своим жизненным уровнем, и своими жизнями. Есть сомнения в народной готовности к таким лишениям.

Россия возвращается на глобальную сцену. Возврат России в ПАСЕ, готовность Запада к диалогу с Москвой, выталкивание Украины на обочину мирового внимания – все это породило в российской среде эйфорию победы: «Мы выстояли, а они сдались»!

Разве встречи Путина на «Двадцатке», его саммит с Трампом, настроенность Макрона на диалог с Кремлем, решение Турции закупить ракетные системы С-400 не подтверждение кремлевского успеха?

 

Между тем, дело сложнее. Запад опасается усиления агрессивности России в случае ее изоляции. Но готовность Запада к «разговору» не означает возврата России в мировой клуб. Запад ищет новую формулу отношения к России, как враждебному субъекту, которого стоит опасаться, которого нужно сдерживать (отсюда укрепление НАТО), но которого не следует провоцировать. Западные рукопожатия означают не вдруг возникшее доверие, а вынужденное лицемерие.

 

Путин, как центр российской вселенной. «Путиниана», т.е. размышления о том, как Путин продлит свою власть после 2024 г, уводят внимание от более важной проблемы: строительства в России сословного государства с наследственным неравенством. Владимир Путин является важнейшим инструментом этого процесса.

Но успех в становлении сословного государства скорее всего потребует смены политического режима, что позволит тем, кто окажется в Кремле, возложить ответственность «за все плохое» на нынешнего персонификатора. Путинское лидерство в этом контексте оказывается не самоцелью, а средством движения к цели. Но захотят ли россияне жить в сословном государстве, куда их загоняют?

Фактор силы. Необходимость демонстрировать силу при отсутствии возможности самоутвердиться другим способом оказывается еще одной ловушкой для нашей власти. Власть не может отступить. Ибо это признание слабости. Поэтому будут насиловать Питер Александром Бегловым. Поэтому не уступят в Шиесе. Поэтому будут думать, как компенсировать отход в Екатеринбурге и во всех местах, где приходится отступать.

В ситуации, когда институты стали муляжами, насилие становится единственным инструментом политики. Но сила всегда формирует противодействие. Эффект бумеранга в политике никто не отменял.

Можно, конечно, и дальше играть в обманки. Но рано или поздно придется столкнуться с ответной реакцией. И кажется, что в воздухе уже есть ощущение этой неизбежности и общий страх перед ней…