Города - епархия дьявола?

            Талант поэта определяется талантом его читателей. Стихи – лишь повод для проявления чувств, причина, вызывающая работу мысли. Питает нашу мысль информация, хранящаяся в подсознании. Сама по себе эта информация примерно одинакова для всех и нейтральна,  по сути, бесцветна. Раскрашивает ее в индивидуальные и неповторимые расцветки наше отношение к ней, обусловленное нравственностью (либо безнравственностью) человека, его жизненным опытом, оценками «авторитетных» людей или организаций. Поэтому мысли и чувства, вызванные прочитанным, с одной стороны, индивидуальны, а с другой стороны, едины в главном.

          Памятуя об этом, риску поделиться с нашими читателями теми мыслями, которым помогло родиться стихотворение В.Яковлева «Чума».

          Образ града греха, обрекающего своих жителей на гибель, напомнил что-то очень знакомое. Засыпанные пеплом руины Помпеи, заросшие  в джунглях древние города Индии, их близнецы в Южной Америке ( Чичен Ица, Мачу Пикчу) и Камбодже (Ангкор Ват), уничтоженная извержением вулкана Санторин Минойская цивилизация на Крите, легендарная Атлантида, Чернобыль, наконец. Все, отягощенные грехом, городские цивилизации прошлого погибли. То же ждет и нашу цивилизацию мегаполисов, если мы не определим, в чем заключается ее «Грех» и не найдем путей его преодоления.

                                                                    ЧУМА

                                                              «О город греха!»

                                                                                       Ф. Петрарка

Надежным камнем с четырех сторон

От злого духа, недруга и вора,

От виноградников стеною защищен

Глухой и чопорный средневековый город.

Здесь молятся, воруют, пьют вино,

Здесь жгут колдуний и боятся сглаза.

Утрами шумными соседу под окно

Опорожняются ночные вазы.

Здесь каждый дом к соседнему прижат.

Здесь каждому свое добро дороже.

Здесь на горбатых улицах лежат

Живые свиньи, между дохлых кошек.

Прохожий писарь несказанно рад:

Он от помоев увернулся ловко

(Излишествами посчитал абат

Канализационные ливневки.)

У нищего на паперти лицо

Изъедено, белки подъяты к выси.

В подвалах у запасливых купцов

Мешки с мукою прогрызают крысы.

С мансарды – радугой – каминная зола.

Вшей дружно ищут куры на насесте.

Без ветра вольного, без света и тепла

Лысеют рано бледные невесты.

А над благоуханьем папских роз

Парит, как голубь божий «аллилуя».

И в распаленный полдень водонос

Речной водой у входа в храм торгует.

Каскады кровель. Теснота дворов.

Иное дело участь дворянина:

Он недоступен даже для клопов

Под шелковым покровом балдахина.

Ему роптаний быдла не понять.

Его мольбы убогого не тронут.

Копыта его белого коня

На не мощенных улицах не тонут

Заботы черни - не его ума.

Он многих выше по своей природе!

Сравнять паршивцев, словно гнев господен.

Где чистая, как память о былом,

Поблескивает Рона, словно рана,

И опустевший Нотр Дам де Дом

Мерцает молча золотом органа.

Гниющим заживо понадобилось жить.

Они  друг к другу тянутся со стоном.

Но некому их стало хоронить

На улицах святого Авиньона.

                         Владимир Яковлев