Чему иезуиты научили Россию

На модерации Отложенный

В середине XIX века российский протоиерей Иоанн Рождественский писал: «Уж если бороться с иезуитами, так… следовало бы начать… с интриг секретных внутри России. Лукавый дух у нас гнездится везде, от канцелярии Синода до бурятской кибитки, и всюду приносит плоды…» (Русская старина /РС/. Т. 106. 1901. С. 292).

30 апреля с.г. исполнилось 300 лет со дня изгнания иезуитов из России Петром I. Общество Иисуса не раз принимали в России и снова выдворяли вон. Однако за десятки лет пребывания в стране они успели многое сделать, прежде всего продвинули вперед отечественное образование. Тема стоит внимания и потому, что до сих пор сохранилось «вульгарное представление» об иезуитах, как выражался Николай Лесков.

Изменчивая политика

Знакомство русских с орденом состоялось в XVI веке. При Иване Грозном Московию посетил иезуит Антонио Поссевино, преследуя откровенно прозелитические цели. Свое особое представление об ордене имело российское духовенство. В римской иезуитской школе, скажем, учился архиепископ Феофан (Прокопович), ставший позже одним из ближайших сподвижников Петра I.

Во время путешествия по Европе в 1697–1698 годах общался с иезуитами и сам русский царь-реформатор. Он даже отчасти подпал под их влияние. Боярин Борис Шереметев, виднейший деятель петровского царствования, будущий фельдмаршал, был принят папой Римским Климентом XI и, согласно этикету папского престола, целовал туфлю понтифика.

Политические интересы русского монарха, надежды на поддержку папы и союзничество с Австрией, где иезуиты обладали значительным влиянием, распахнули ордену двери в Россию. В 1707 году Общество Иисуса, помимо окормления местных католиков, открыло в Москве школу для мальчиков, и никто из местных не мог соперничать с иезуитами в деле преподавания. «Их излюбленным правилом было: работать возможно больше и говорить возможно меньше; делать дело и молчать» (РС. Т. 136. 1908. С. 382). Бояре отправляли в ту школу своих сыновей. Апраксины, Лопухины, Головины – «птенцы гнезда Петрова» – набирались в юности ума под началом католических монахов. Обучались геометрии, немецкому языку и другим премудростям. Один из выпускников школы даже вступил в Риме в орден иезуитов. Для простого народа иезуиты устраивали церковно-театральные зрелища – мистерии. Авторитет католиков рос. «Многие из русских расточали им похвалы» (Там же. С. 384).

Но в 1719 году, с переменами во внешней политике России, Петр приказал выслать иезуитов из страны, видя в их лице не вполне контролируемую силу. Вопрос о пастырях для российских католиков тоже разрешили: иезуитов сменили капуцины, не имевшие связей с Австрией, к которой Петр относился к этому времени уже враждебно.

В Петербурге иезуитам дали на сборы 24 часа. Не церемонились с ними и в Москве. Здание, где они жили, окружили 60 вооруженных солдат. Начался обыск, завершившийся конфискацией всех бумаг. Затем, на виду безмолвных блюстителей закона, на дом напали простолюдины, разграбив его до основания. К границе их повезли окольными путями, на остановках заточали в тюремные казематы. Обращение было грубейшим. Лишь вне Руси они вздохнули свободно.

Екатерининский ренессанс

В XVIII веке обстоятельства не благоприятствовали иезуитам. В 1773 году по желанию правительств Испании, Португалии и Франции папа Климент XIV распустил орден, издав соответствующую буллу. Свой запрет он хотел распространить и на Россию, в пределах которой в связи с разделами Польши оказалось немало представителей Общества Иисуса. Но самовластная Екатерина II сочла это вмешательством в дела империи.

 

 
Генерал ордена Габриэль Грубер 
пользовался особым расположением 
императора Павла I. 
Гравюра Душана Коцмута

Условием пребывания иезуитов в России она назвала их гражданскую верноподданность, оставив их в стране ради развития образования в Белоруссии – «для воспитания тамошнего юношества», как писала сама императрица (Сборник Императорского русского исторического общества /СИРИО/ Т. 1. С. 489). Однако поставила их деятельность строго в рамки российских законов.

 

Создав в 1774 году в Белоруссии католическое епархиальное управление, монархиня подчинила иезуитов католическому архиепископу Станиславу Сестренцевичу, преданному интересам России. Это означало, что орден не станет государством в государстве. При этом, как свидетельствовали современники, иезуиты «приискивали непрестанно уклониться от зависимости архиерейской» (Русский архив /РА/. 1870. № 10. Стб. 1748).

Таким образом, Общество Иисуса продолжало действовать. И новый папа Пий VI вынужден был с этим смириться, приобретя, впрочем, в лице иезуитов опасных для себя врагов, как утверждал князь Михаил Оболенский (СИРИО. Т. 1. С. 423).

Центром деятельности иезуитов в Российской империи стал Полоцк. Здесь находился их знаменитый коллегиум – закрытое среднее учебное заведение. Действовали и другие иезуитские школы. Для этого имелась хорошая материальная база. Сверх прочего иезуиты владели в России фабриками и заводами. Императрица разрешила иезуитам обосновываться в разных местах империи. Все священнические места в католических приходах в Петербурге стали принадлежать представителям этого ордена.

Едва ли не лучшей порой для иезуитов было царствование Павла I: монарх благоволил к ним, согласился на открытие их миссий едва ли не повсюду, так что иезуиты появились даже в Сибири. Ходил анекдот, что Павел желал поставить тогдашнего их российского главу Габриэля Грубера президентом Совета по делам… артиллерии. Правда, тот отказался.

По свидетельству графа Федора Толстого, генерал ордена Грубер пользовался особым уважением в Петербурге. «Известный тогда во всем свете глубокой, обширной ученостью и громадным умом», он слыл знатоком физики, химии, астрономии и других наук. При этом был «большой политик», «отличался прямым характером, был справедлив и добродушен». «При обширных занятиях, сопряженных с его саном, при занятиях науками, Грубер любил художества, был хорошим миниатюристом на слоновой кости» (РС. Т. 7. 1873. С. 27, 41).

Наконец, в 1801 году папа Римский разрешил своей буллой деятельность Общества в России. Казалось, оно прочно вошло в отечественную жизнь. Имена известных иезуитов стали едва ли не нарицательными. «Патером Грубером» назвал героя войны 1812 года генерала Ермолова великий князь Константин Павлович (РА. 1884. № 6. С. 279).

Обвинения в прозелитизме

Образцовая организация иезуитских школ не вызывала сомнений. В Петербурге действовал иезуитский коллегиум под управлением Габриэля Грубера. Помимо прочего там преподавали политическую географию, античную литературу, гражданскую и военную архитектуру, математику, астрономию, физику, психологию, гражданское и государственное право, живопись, музыку, танцевальное искусство. Это означало, что из учебного заведения выходили блестяще образованные люди. Здесь учились представители известнейших дворянских родов: Одоевские, Ростопчины и др.

Большой авторитет приобрел также пансион, открытый в Петербурге в 1803 году. Считающийся иезуитским, он был аристократическим учебным заведением. Его содержал знаменитый аббат Шарль Николь (1758–1835). Здесь получили образование не только выходцы из католических семей, но и многие представители русской золотой молодежи: Голицыны, Нарышкины, Орловы и др. У каждого воспитанника пансиона, число которых не превышало одновременно 33 человек, была отдельная комната. Обучение шло на французском языке.

«Вера не препятствует знанию» стало главным постулатом преподавателей-иезуитов, как и индивидуальный подход к учащимся.

Следует заметить, что прозелитические цели подобных учебных заведений не афишировались. «Иезуиты вели себя так осторожно, что их нельзя было не только обвинить, но и заподозрить в пропаганде… хотя впоследствии некоторые из русских учеников оказались католиками… переход их к Римской церкви совершался как бы сам собою…» – вспоминал Осип Пржецлавский (РС. Т. 66. 1890. С. 160).

 

 
Полоцкий коллегиум в в XVIII веке был центром 
педагогической деятельности Общества Иисуса в империи 
Романовых. Рисунок Дмитрия Струкова

Обращение в католицизм происходило и за пределами учебных заведений. Иезуиты находили подход ко многим: умели и утешить человека, и ободрить его. Тогда как Российская православная церковь «благодаря невежественным и некультурным служителям ее внешне производила отталкивающее впечатление на людей чувствительных», писал дореволюционный историк Казимир Валишевский (Цит. по: Мемуары графини Головиной… // Русские дневники, письма, воспоминания. М., 2000. С. 34).

 

Дошло до того, что католиком стал племянник синодального обер-прокурора Александра Голицына. Перешли в католичество и другие представители знати: князь Петр Голицын, княгиня Александра Голицына, княжна Елизавета Голицына, ставшая католической монахиней, граф Григорий Шувалов, тоже принявший монашество, князь Андрей Разумовский, княгиня Елизавета Гагарина, графиня Варвара Головина, Наталия Нарышкина, сын знаменитого генерала Петр Ермолов, Владимир Печерин, Михаил Лунин и др. Число перешедших в католицизм явно недооценивается, ведь от прозелитов «требовали», чтобы те «сохраняли в тайне свое отступничество» (Исторический вестник /ИВ/. 1899. Январь. С. 48).

Обратно в православие прозелиты, как правило, не возвращались. Исключением стал богослов Степан Джунковский. Порвав в 1865 году с орденом иезуитов, где был активным деятелем, он неожиданно женился и, вообразив себе возможную месть иезуитов, решил спасаться в России (РС. Т. 107. 1901. С. 552).

Как бы то ни было, образовательные проекты иезуитов получали широкое признание. В 1811 году упоминавшийся выше синодальный обер-прокурор Александр Голицын подал записку монарху о преобразовании Полоцкого коллегиума в академию, что вскоре и осуществилось, причем академия получила университетские права.

Но иезуиты имели сильных противников – верхушку православного духовенства, решительно выступавшего против прозелитизма. Не жаловал их и Сестренцевич, утверждая, что они во все времена отличались «едиными только ухищренными намерениями и пронырствами» (РА. 1870. № 10. Стб. 1767). Архиепископ пытался удалить иезуитов из столицы, но те находили себе сильных покровителей. Иезуиты отвечали Сестренцевичу «взаимностью».

Некоторые недоброжелатели готовы были вешать на иезуитов всех собак. Скажем, внимание ордена к графине Варваре Головиной объясняли большим состоянием графини. Впрочем, это свойственно не только католическим духовникам. Разве не обхаживают состоятельных верующих православные монахи?

В царствование Александра I в «разоблачении» деятельности Общества Иисуса в России участвовал и высокопоставленный синодальный чиновник Константин Сербинович, воспитанник, кстати, полоцких иезуитов. Но разоблачения были неубедительны. «При таком состоянии нашей учености можно ли вступать в полемику с иезуитами», – размышлял протоиерей Иоанн Рождественский (РС. Т. 106. 1901. С. 292).

Наконец, указами от 1815 и 1820 годов иезуиты были высланы из всех городов России, с которой расстались свыше 600 членов ордена. Учебные его заведения были закрыты. Имущество, оцененное в 3 млн руб., стало казенной собственностью. На место высланных выписали других монахов – доминиканцев.

Иезуит без страха 

и упрека

Однако иезуитская закваска продолжала бродить. Симптоматичен пример князя Ивана Сергеевича Гагарина (1814–1882). «Блестяще образованный и одаренный», наследник большого состояния, он служил по дипломатической линии. Общался и дружил со многими: Василием Жуковским, Петром Чаадаевым, Федором Тютчевым, Александром Герценом, братьями Аксаковыми и др. Искренне привязался к Гагарину и славянофил Юрий Самарин, хотя полемизировал с ним в вопросе о католицизме (РА. 1879. № 5. С. 283).

Иван Аксаков утверждал: «Русская литература обязана вечной благодарностью И.С. Гагарину, он… первый умел оценить поэтический дар Тютчева… Без его усилий… едва ли бы когда эти перлы русской поэзии увидели свет в русской печати…» (РА. 1880. № 5. С. 118).

Перейдя в 28 лет в католичество, Гагарин стал на другой год иезуитом, получив со временем сан священника. Современники нашли это «отважным и решительным шагом». И вправду, судьба Гагарина оказалась «чрезвычайно драматичной».

Дипломатическую службу пришлось оставить, хотя до смены веры перед ним открывались прекрасные перспективы. Получение богатого наследства теперь становилось невозможным. Говоря о Гагарине, Алексей Хомяков заметил: «Без всяких внутренних побуждений не бросит же человек все выгоды общественного положения, и удобства жизни, и роскошь, к которой с детства привык» (РА. 1878. № 7. С. 385).

После послушничества в бельгийском монастыре местом его проживания стала иезуитская обитель в Париже. По свидетельству журналиста Николая Греча, приезжавшего в Париж, будучи послушником, Гагарин «исполнял самые унизительные работы».

Между тем, поступив в иезуиты, Гагарин «не переставал быть русским: он интересовался судьбами родины, много читал о России и с удовольствием выслушивал известия, сообщавшиеся ему русскими людьми… Он не разрывал связей и со своими московскими соотечественниками…» (ИВ. 1882. Сентябрь. С. 679).

Нельзя не упомянуть и характеристику, данную ему Николаем Лесковым: Гагарин «не был человек хитрый и совсем не отвечал общепринятому вульгарному представлению об иезуитах. В Гагарине до конца жизни сохранялось много русского простодушия… Гагарин был положительно добр, очень восприимчив и чувствителен… имел нежное сердце» (ИВ. 1886. Август. С. 273).

Добавим к этому трудолюбие Гагарина, подчеркнутое графом Модестом Корфом (РС. Т. 100. 1899. С. 294). Гагарин сделал поистине многое. Он автор работ о сближении Российской церкви с западными церквами. Участвовал в издании теологического журнала. В защиту католицизма опубликовал множество статей в периодике и отдельных сочинений. Писал преимущественно по-французски.

Мечтал об обращении в католичество всей России. Но миссионерский труд Гагарина состоялся лишь в Сирии, во время его трехлетнего пребывания на Востоке.

Пропагандируя отечественную культуру в Европе, он основал в Брюсселе Славянскую библиотеку. Обладал, несомненно, широкой натурой. Принадлежность к католицизму не мешала ему общаться с представителями Российской церкви, такими как епископ Кирилл (Наумов). Не случайно до самой своей смерти «он… пользовался глубоким уважением людей различных лагерей» (ИВ. 1895. Октябрь. С. 179).

Переход Гагарина в католичество имеет значительный смысл, косвенно свидетельствуя и о памяти, что оставили по себе иезуиты в среде русской интеллигенции, и о тех недостатках, что были свойственны господствующей православной церкви.