«Таких, как я, в Америке в тюрьму сажают»

«Таких, как я, в Америке в тюрьму сажают»

 

Врача решили наказать за спасение травмированной соседки. Его поддержала вся страна

 

 

 

Фото: Дмитрий Феоктистов / ТАСС

 

О враче Александре Клецко из Новгородской области в России узнали после того, как он швейными иглами и ржавыми плоскогубцами зашил своей соседке рану на руке.

 

Это произошло в отдаленной деревне, и если бы рядом не оказался опытный хирург, для женщины все могло закончиться плохо.

 

Однако региональный Минздрав поступок врача не оценил и обвинил его в нарушении стандартов оказания помощи.

 

После этого со всей страны Александру стали поступать слова поддержки и благодарности за профессионализм и верность клятве Гиппократа.

 

«Лента.ру» поговорила с доктором Клецко о том случае, а также о прошлом и настоящем российской сельской медицины.

 

 

«Рыбацкий нож, иглы для швейной машинки и ржавые плоскогубцы»

 

 

Александр Клецко: Как-то мы с женой приехали на дачу, она у нас в деревне Фалалеево Мошенского района [Новгородской области]. Навстречу соседи вышли. Одна из них поскользнулась и поранила руку о стекло. Попросили посмотреть. Знают же, что я опытный хирург. Рана оказалась глубокая, более десяти сантиметров длиной, мышцы повреждены. Здесь уже одной перевязкой не обойдешься. Нужно зашивать, и немедленно.

 

Сказал, чтобы вызвали скорую, так как нужна хоть и простейшая, но операция. А мне ответили, что скорой нет. Вернее, есть одна или две машины на весь район. А это 2,5 тысячи квадратных километров!

 

Другими словами, ждать бы пришлось два часа.

 

Да и денег, сказали, нет на такси, чтобы обратную дорогу оплатить, а ехать предстояло в город Боровичи — это 70 километров от деревни. Спросил про райцентр — село Мошенское.

 

 

 Там есть больница, которой я раньше руководил. Ответили, что там два врача — хирург и терапевт после тяжелого инфаркта.

 

Это был вечер выходного дня, и хирурга требовалось еще где-то разыскивать — дома или в гостях.

 

Вот что мне оставалось делать?

 

А ситуация требовала не только экстренной, но и умелой помощи. Повреждена у женщины правая рука, рабочая. От этого могли остаться проблемы на всю жизнь, да и грубый рубец, опять же, остался бы.

 

В итоге люди попросили, и я не отказал.

 

Стали искать подходящий инструмент. С ним у деревенских тоже оказалось туго.

 

Нашли только рыбацкий нож, иглы для швейной машинки, ножницы для обрезания ногтей, обычные швейные нитки и ржавые плоскогубцы. Спирта тоже не нашлось!

 

Обрабатывал рану и инструменты одеколоном.

 

После обработки раны потребовалось поставить дренажи, для чего приспособил целлофановый пакет из продуктового магазина.

 

Затем несколько дней пострадавшая принимала антибиотики. В результате рана зажила без осложнений.

 

Нитки я извлек, дренажи снял. Никаких жалоб не было.

 

Спустя полгода рассказал об этой истории в соцсетях — и понеслось... Из меня сделали героя. Ребята, ну вы о чем?

 

Для русского врача это такая же естественная вещь, как посуду вымыть.

 

А в региональном Минздраве решили пожурить — сказали, что я нарушил инструкцию, ввел в заблуждение о состоянии скорой помощи в районе и так далее.

 

Последовала еще более бурная реакция в соцсетях — не ожидал такой поддержки от людей из самых разных регионов страны.

 

Это что-то невероятное!

 

Думаю, многие просто устали от этих инструкций и ограничений, которые порой доходят до абсурда и напрямую препятствуют исполнению долга — не только врачебного, но и обычного гражданского.

 

 

Фото: Михаил Мордасов / РИА Новости«

 

 

Сделал операцию на сердце, выпил стакан спирта — и на лошади в клуб»

 

 

А ведь так было не всегда, чтобы людям приходилось к заезжим дачникам за помощью обращаться.

 

В царские времена была сформирована система земской медицины, и у советской власти хватило ума не ломать то, что работало.

 

В эту систему просто вливали оборудование, квалифицированных врачей, машины и так далее.

 

Первичное звено — фельдшерско-акушерские пункты (ФАП). Они были в каждом крупном селе. В них работали достаточно грамотные и опытные фельдшера. Эти люди жили в тех же селах и знали каждого жителя практически с рождения.

 

 ФАПы брали на себя большинство случаев, не требующих квалифицированной медицинской помощи, вели беременность и принимали роды.

 

Это было нормой.Фельдшеры были как рядовые солдаты в армии. Операция, которую я тогда сделал, когда ко мне пришла женщина с порезанной рукой, обработать и зашить, — это как раз уровень фельдшера, а не травматолога с большим стажем работы.

 

 

Второе звено — это участковые больницы при сельсоветах.

 

Там уже был хирург и терапевт или хотя бы один хирург, но, как известно, человек с дипломом хирурга имеет право работать терапевтом. А наоборот нельзя.

 

В этих больницах делали достаточно серьезные операции. Особенно по нынешним меркам, когда вся ерунда стала представляться чем-то очень сложным.

 

Аппендицит, грыжа, геморрой, мелкие травмы — этой азбукой русской хирургии занимались в участковых больницах. За это медалей не давали.

 

Лично знал хирурга, работавшего в такой больнице.

Ему привезли пациента с ножевым ранением в сердце. Врач сделал местную анестезию, вытащил нож, сделал торакотомию — то есть вскрыл грудную клетку через грудную стенку (там сразу спадается легкое, и надо потом его расправить), зашил дырку в сердце. До города бы этого больного не довезли.

 

Однако местные жители запомнили не столько эту операцию, которую врач провел в одиночку, сколько то, что было после: он выпил стакан спирта, сел на лошадь и поехал в клуб кино смотреть.

 

Этот человек меня учил оперировать.

 

Дальше существовало звено больниц в районных центрах, где оказывалась помощь на гораздо более высоком уровне; затем следовал уровень специализированной медпомощи — областные больницы; и были еще всесоюзные или федеральные центры — к примеру, институт Бакулева. Там работали лучшие из лучших, занимались сверхсложными задачами.

 

 

Фото: Александр Кряжев / РИА Новости

 

 

«Радуйся, глупый»

 

 

К нынешнему состоянию мы пришли благодаря тому мнению, что врач или фельдшер должен обязательно быть загружен, как простой работяга на стройке.

 

Оптимизаторы говорят, что фельдшера сельские были «недогружены»: сидели и в носу ковыряли.

 

Они не первые, кто так рассуждает.

 

Когда-то я был корабельным врачом-хирургом в погранотряде Балтийского флота. Ходил в походы на семипалубном судне. 170 человек в экипаже.

 

Как-то раз в свободное время сидел в кают-компании, смотрел телевизор, и один офицер, которому мое бездействие не нравилось, решил процитировать Пикуля, что на корабле, мол, спят только три человека: кок, поп и доктор.

 

Я ему сказал тогда: «Радуйся, глупый... Ведь когда по палубе кровь потечет, и вас будут таскать ко мне без ног и без рук, то радоваться будет нечему. А сейчас я тут для того сижу, чтобы у вас зубы не болели, в попе не чесалось и гонорея не досаждала».

 

Рассуждать о нагрузке на докторов — все равно что о нагрузке на армию.

 

На нас никто не наступает?

 

Так давайте теперь танки распилим. А в армии тоже есть фельдшера и медсанбаты, где инструменты перекладывают с места на место, но ведь их не разгоняют.

 

 

Земские врачи Земские врачи

 

 

 

 

Фото: архив редакции Истфака

 

«Пятью хлебами и двумя рыбами»

 

 

 

В 2007 году, когда я уходил с поста главврача центральной районной больницы в Мошенском, у меня оставались 18 фельдшерско-акушерских пунктов.

 

В районной больнице работали 22 врача, многие с высшими категориями. Еще работала участковая больница в селе Ореховно, которое находится в отдалении от райцентра — 80 километров. Там было два врача и стоматологический кабинет. В ЦРБ было восемь машин скорой помощи, и еще две — в Ореховно.

 

А сейчас, 12 лет спустя, осталась одна или две машины на весь район площадью 2,5 тысячи квадратных километров, два врача и пять медсестер.

 

На минуточку, здесь 6,5 тысячи человек живет, без учета дачников.

 

 Это похоже на то, как Христос накормил несколько тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами...

 

ЦРБ закрыта, потому что с сотрудниками больницы договоры не заключили. Они поработали месяц бесплатно, а потом перестали. Только в приемном покое сидит медсестра, которая следит, чтобы оттуда не вынесли оставшееся оборудование.

 

ФАПов осталось только семь, в каждом из них работает один фельдшер, который вынужден обслуживать по два или три участка.

 

Большинство зданий ФАПов проданы.

 

Я мог бы, наверное, сам отвезти ту пострадавшую в город Боровичи — это 70 километров, напомню.

 

Но там замученный дежурный хирург-травматолог, который ночью работает один на пять районов. Чего же я буду грузить парня?

 

Я русский хирург, получивший красный диплом и давший клятву Гиппократа.

 

 

«Они умнее меня и не высовываются»

 

 

В Москву на вертолете пациентов с геморроем, понятное дело, никто не повезет, но ведь кто-то им помогать должен?

 

Фельдшера и врачи на местах с этой работой вполне справлялись.

 

Они вселяли в селян уверенность, что кто-то о них позаботится, кто-то им поможет в трудную минуту. И люди крепче держались за свою землю.

 

 

Фото: Александр Кряжев / РИА Новости

 

Молодые врачи — они умнее меня и не высовываются в общественное пространство, но тоже свято исполняют свой долг, а не только инструкции, как и их предшественники.

 

Только они об этом не рассказывают, чтобы не нарваться на критику.

 

Был только один врач-кардиолог, который написал мне в комментариях, что таких, как я, в Америке в тюрьму сажают.

 

Что тут скажешь? Это его мнение.

 

Отмечу лишь, что вопросы этики и чести для врачебного сообщества — вещь насущная.

 

Если ты станешь этим грубо пренебрегать, попадешь под такую волну, после которой останется только увольнение.

 

Без всяких официальных взысканий.

 

Есть граница, за которую доктор не может переступить: если тебя попросили о помощи — ты не можешь отказать.

 

Записал Сергей Лютых

https://lenta.ru/articles/2019...