ЗАПИСКИ БЫВШЕГО ВИЦЕ- ГУБЕРНАТОРА ЧАСТЬ 9. НЫНЧЕ НАРОД НАШ СТАЛ СЛАБ ?

На модерации Отложенный

Восклицание «уж так нынче народ слаб стал!» со­ставляет в настоящее время модный припев градов и весей российских. Везде, где бы вы ни были,— вы може­те быть уверены, что услышите эту фразу через девять слов на десятое. Вельможа в раззолоченных палатах, кабатчик за стойкой, земледелец за сохою — все в одно слово вопиют: «Слаб стал народ!» То же самое услыша­ли мы и на постоялом дворе.

 

Жена содержателя двора, почтенная и деятельнейшая женщина, была в избе одна, когда мы приехали; прочие члены семейства разошлись: кто на жнитво, кто на сено­кос. Изба была чистая, светлая, и всё в ней глядело за­пасливо, полною чашей. Меня накормили отличным ситным хлебом и совершенно свежими яйцами. За чаем зашел разговор о хозяйстве вообще и в частности об огородничестве, которое  в здешнем месте считается глав­ным и почти общим крестьянским промыслом.

 

- Нет нынче прежней  `овощи! — говорила хозяйка, вынимая из печи лопатой небольшие румяные хлебцы,— горохи— и те против прежнего наполовину родиться стали!

- Отчего же? земля, что ли, отощала?

- Нет, и не земля, а народ стал слаб. Ах, как слаб нынче народ!

 

Через час пришел с покоса хозяин, а за ним собра­лись и остальные члены семейства. Началось бесконеч­ное чаепитие, под конец которого из чайника лилась только чуть-чуть желтоватая вода.

 

- Я прежде пар триста пеунов в Питер отправлял,— говорил хозяин,— а прошлой зимой и ста пар не вы­ходил!

- Невыгодно, что ли?

- Нет, выгода должна быть, только птицы совсем ноне не стало. А ежели и есть птица, так некормна, проестлива. Как ты её со двора-то у мужичка  кости да кожа возьмёшь — начни-ка её кормить, она самоё себя съест.

- Отчего ж это?

-  Да оттого, что народ стал слаб. Слаб нынче на­род, ни на что не похоже!

 

Хозяева отобедали и ушли опять на работы. Пришёл пастух, который в деревнях обыкновенно кормится по ряду то в одной крестьянской избе, то в другой. Ямщик мой признал     в пастухе знакомого, который несколько лет гряду пас стадо в М.

 

- Ты что же от нас ушёл, Мартын?

- У вас в М. дверей у кабаков больно много.

- А ты бы не во всякую попадал!

- Да, убережешься у вас! разве я один! Нынче и весь народ вообще слаб стал.

- Уж так слаб! так слаб! — вторили пастух, ямщик и хозяйка.

 

Частое повторение этой фразы подействовало на меня раздражительно. Ужели же, думалось мне, доста­точно поставить перед глазами русского человека штоф водки, достаточно отворить дверь кабака, чтоб он тотчас же растерялся, позабыл и о горохе, и о пеунах, и даже о священной обязанности бодро и неуклонно пасти вве­ренное ему стадо коров! Нет, тут что-нибудь да не так. Это выдумали клеветники русского народа или, по ма­лой мере, противники ныне действующей акцизной системы.

Допустим, что водка имеет притягивающую силу, но ведь не сама же по себе, а разве в качестве оту­манивающего, одуряющего средства. Некуда деваться, не об чем думать, нечего жалеть, не для чего жить - в таком положении водка, конечно, есть единственное средство избавиться от тоски и гнетущего однообразия жизни. Зачем откармливать пеунов? зачем растить горохи? Вот хозяин постоялого двора, который скупает пеунов и горохи, тот, конечно, может дать ясный ответ на эти вопросы, потому что пеуны и горохи дают ему известный барыш. Но ведь он и не «слаб».

А мужик, то есть первый производитель товара,— он ничего перед со­бой не видит, никакой политико-экономической игры в спрос и предложение не понимает, барышей не получа­ет,

и потому может сказать только: «наплевать» — и ничего больше.

Чтобы предаться откармливанию пеунов абсолютно, трансцендентально и бескорыстно, надо, по малой мере, хоть азбуку политической экономии знать; но этого-то знания именно у нас и нет. Оттого пеуны выходят некормные, а горохи плохие. Прежде, когда рус­ская политическая экономия была в заведовании поме­щиков, каких индеек выкармливали — подумать страш­но! Теперь, когда политическая экономия перешла в ру­ки мужиков, самое название индейки грозит сделаться достоянием истории. «Индейка,— объявляет мужик прямо,— птица проестливая, дворянская, мужику кор­мить её не из чего». Но ради самого бога! Кто же будет откармливать индеек?

 

Нет, хозяин постоялого двора был неправ, объясняя некормность нынешних пеунов так называемою «слабо­стью» русского народа. И прежде крестьянская птица была тоща и хила,

и нынче она тоща и хила; разведе­нием же настоящей, сильной и здоровой птицы занимал­ся исключительно помещик, у которого были и надле­жащие приспособления, чтоб сделать индейку жирною, пухлою, белою.

«Уехал на тёплые воды» помещик — ис­чезла и птица; но погодите, имейте терпение — птица будет! Придет Крестьян Иваныч — и таких представит индеек, что сам Иван Федорович Шпонька — и тот за­любуется ими!

 

То же самое должно сказать и о горохах. И прежние мужицкие горохи были плохие, и нынешние мужицкие горохи плохие. Идеал гороха представлял собою круп­ный и полный помещичий горох, которого нынче нет, потому что помещик уехал на тёплые воды. Но идеал этот жив ещё в народной памяти, и вот, под обаянием его, скупщик восклицает:«Нет нынче горохов! Слаб стал народ!» Но погодите! имейте терпение! Придёт Карл Иваныч и таких горохов представит, каких и во сне не снилось помещикам!

 

Остается, стало быть, единственное доказательство «слабости» народа — это недостаток неуклонности и не­преоборимой верности в пастьбе сельских стад. При­знаюсь, это доказательство мне самому, на первый взгляд, показалось довольно веским, но, по некотором размышлении,

я и его не то чтобы опровергнул, но на­шёл возможным обойти. Смешно, в самом деле, из-за какого-нибудь десятка тысяч пастухов обвинить весь русский народ чуть не в безумии! Ну, запил пастух, ну, и смените его, ежели не можете простить!

 

Но вот и опять дорога. И опять по обеим сторонам мелькают всё немцы, всё немцы. Чуть только клочок по­уютнее, непременно там немец копошится, рубит, колет, пилит, корчует пни. И всё это только ещё пионеры, разведчики, за которыми уже виднеется целая армия!

 

- А позволь, твое благородие, сказать, что я ещё думаю! - вновь заводит речь ямщик,— я думаю, что мы против этих немцев очень уж просты — оттого и задачи нам нет.

- То есть, что же ты хочешь этим сказать?

- Немец — он умный. Он из пятиалтынного норо­вит целковых наделать. Ну, и знает тоже. Землю-то он  сперва пальцем поковыряет да на языке попробует, каков у ней скус. А мы до этого не дошли... Просты.

 

Час от часу не легче. То слабы, то есть пьяны, то просты, то есть... Мы просты! Мы, у которых сложилась даже пословица: «простота хуже воровства». Не верю!

 

И я невольно припомнил, как М — ские приятели го­ворили мне:

— Уж очень вы, сударь, просты! ах, как вы просты!

 

И не одно это припомнил, но и то, как я краснел, выслушивая эти восклицания. Не потому краснел, чтоб я сознавал себя дураком, или чтоб считал себя вправе поступать иначе, нежели поступал, а потому, что эти во­склицания напоминали мне, что я мог поступать иначе, то есть с выгодою для себя и в ущерб другим, и что са­мый факт непользования этою возможностью у нас счи­тается уже глупостью.

 

Стыдно сказать, но делается как-то обидно и больно, когда разом целый кагал смотрит на вас, как на дурака. Не самое название смущает, а то указывание пальцами, которое вас преследует на каждом шагу. Вы имели, на­пример, случай обыграть в карты и не обыграли:

— Очень уж вы просты! ах, как вы просты!

 

Вас надули при покупке, вы дались в обман, не по­тому, чтоб были глупы, а потому, что вам на ум не при­ходило, чтобы в стране, снабженной полицией, мошенни­чество было одною из форм общежития:

— Очень уж вы просты! ах, как вы просты!

 

Вы управляли чужим имением и ничем не восполь­зовались   в ущерб своему доверителю, хотя имели так называемые «случаи», «дела» и т. п.:

— Очень вы уж просты! ах, просты!

 

Нет, мы не просты. Ямщик соврал. Не прост тот народ, который к простоте относится с такою язвитель­ностью, который так решительно бичует её!

Но, может быть, мы недальновидны и невежествен­ны? Может быть, мы самонадеянны и чересчур уж спо­собны? Может быть, даровой прибыток нас соблазняет больше, нежели прибыток, сопряженный с трудом?

 

Таковы были мысли, с которыми я въехал в город Р.

 

___________________________________

PS.Здесь  воспроизведен отрывок  из статьи «В дороге »  Михаила  Евграфовича Салтыкова- Щедрина.  напечатанной в журнале « Отечественные записки» ,1872г, № 10. Отрывок публикуется  по тексту  5-го  тома Собрания сочинений писателя  в десяти томах. Издательство  « Правда», 1988г