Россия в растерянности: почему народ ее не ценит

У россиян нет общих ценностей, считают социологи. Никаких. Кроме здоровья и семейного счастья. Что и говорить: и то, и другое важно. Но мало для всеобщего единения. А нужно ли оно?

 

 

Здоровье и счастье – это хорошо. Но как же консолидация? Где сплоченность? – тревожатся иные эксперты. А еще их беспокоит, что, судя по итогам исследования группы «Циркон», независимость и свобода важны лишь 38% опрошенных. А любовь к родине – 18. На таких процентах цемент консолидации не замешаешь. Но вот вопрос: а надо ли замешивать? Так ли она нужна – консолидация? И если – да, то кому? И зачем?

Не спеша с ответами, допустим – нужна. Ну, скажем, политикам. Они любят, когда сподвижников ведут ценности. И чем их больше, тем лучше: не надо платить за каждый приход на мероприятие и аплодисмент. Кинул клич – массы отзываются. Мечта!

Но – не выходит. Потому что спектр ценностей россиян, – считают социологи, – так широк, что приверженцев у каждой мало. А иные вообще исключают друг друга. И чреваты не спайкой, а дракой. А это мешает создавать группы сплоченных сторонников.

Пример – итоги нового опроса «Левада-центра»: 86% говорят: «Крым наш», 45 – хотят замирения с Западом. И то, и другое – ценности? Да. А можно так, чтоб и «Крым наш», и дружба с Западом? Нет. Какая уж там сплоченность?

48% россиян, сообщают исследователи, в последнее время участвовали в одном общем гражданском действии – выборах. 26 – в субботнике. Девять – были волонтерами. Два митинговали. Столько же состоят в общественных движениях. При этом 75 готовы на союз с кем-то, при отсутствии ценностных противоречий. То есть если завтра пожар, будут тушить вместе. Но от «тушить вместе» до сплоченности – далеко.

Впрочем, думаю, многим политикам легко принять эту нехватку. Нет – так нет: займутся популизмом, т.е. обратятся не к ценностям, а к текущим запросам публики (пусть это и тревожит тех, кому важна верность идейным клише). Или, как считает видный российский социолог Игорь Задорин, покажут свою креативность – способность к выдумке.

Так то ж – обычные политики. А для высшего слоя элит консолидация уже сколько лет – одна из главных тем. Она – «ключевое условие преодоления трудностей». Для нее создали партию «Единая Россия» (как выяснилось на ее предвыборном съезде 2016 года). После президентских выборов 2018 года еще раз была публично подтверждена важность «активности и консолидации в ситуации непростых внутренних и внешних вызовов». Да и «поставленных целей мы сможем добиться… при сплоченности общества, готовности всех граждан России достигать успехов…»

Но где ценностные основания для сплоченности и готовности?

Социологи объявляют: их нет. Заставить разделить ценности силой – невозможно.

И хотя специалисты по управлению массовым выбором говорят, что их можно внедрить, это так долго и до того дорого, что даже ценника на эту услугу нет. Да и не услуга это, а рискованное вложение с неизвестной рентабельностью. Но, как считает глава «Левада-центра» Лев Гудков – над этим работают: например, транслируя в наше сейчас преданья старины глубокой, попутно их редактируя – делая светлее и годами толкуя об острой нужде в объединяющей национальной идее.

Но разве ценности и объединяющая идея – одно и то же? Да, порой кое-где они могут совпасть. Но все же это – разные вещи.

«Философская энциклопедия» гласит: «Национальная идея – это систематизированное обобщение национального самосознания… определяющее смысл существования того или иного народа…» А опыт учит: благополучные свободные народы не очень заботит смысл существования. Как и самосознание. Зато их ищут вожди тоталитарных систем. Для народов, у которых большие проблемы. Потому что без идеи, несущей цель, способную спаять их в соборную купность – никак нельзя.

Муссолини объявлял: «Все женщины и мужчины Италии готовы идти в мир целей, стоящих перед нами…» Геббельс объяснял: «если идею внедрить во все сферы жизни, она станет мировоззрением.

Цель организации несущей мировоззрение – править от имени нации». «Новая национально-историческая общность – советский народ» пела о «победе бессмертных идей коммунизма». Но цель оказалась ложной. Идеи свистнули и улетели. И певцам пришлось натянуть их на истукана со звездами, серпами и молотами.

А что же демократии? Им что – не нужна национальная идея? История учит: нужна. Но редко. Во время больших войн и неизбежного совместного противостояния угрозам, она может временно сплачивать силы, даже идейно чуждые друг другу. Так в 30-х годах ХХ века в ряде стран формировались антифашистские Народные фронты, а в них входили партии, нередко враждебные друг другу. В 1939-45 годах в Англии и США национальной идеей стала победа над нацизмом. В покоренных демократических странах – сопротивление и освобождение. То есть идея на время совпала с их ценностями. А после победы – ушла.

Где сейчас она во Франции? Где в Штатах? Может это art de vivre – искусство жить? Или free at last – свободен, наконец? Нет. Это – основанные на ценностях жизни и свободы девизы брендов «Франция» и «США». А национальной идеи там нет. Разные идеи во множестве меняются и конкурируют, а вот ценности постоянны. Но они – не скрепы для балок общественного здания, а его фундамент. Кстати, если что – то на нем его можно сравнительно быстро восстановить.

Тоталитарные системы, сочетая идеи и насилие, добились сплоченности. Но рухнули. И сейчас, как считал философ Александр Пятигорский, уже невозможны. Но он же учил: «могут возникнуть формы и почище тоталитаризма». Возможно, их проектирование уже идет. И у какого-нибудь неототалитаризма уже есть запрос на сплоченность.

Ее при умелом использовании дают идеи. А ценности дают устойчивость. Стабильность. Например – вписанные в «Хартию об основных правах» и в Маастрихтский договор о создании ЕС: «уважение человеческого достоинства, свободы, демократии, равенства, правового государства, соблюдение прав человека, включая права меньшинств». Плюс «мир, безопасность, устойчивое развитие, солидарность и взаимное уважение народов, свободная и справедливая торговля, искоренение бедности, права ребенка, соблюдение международного права». Признана ценностью и жизнь: «никто не может быть подвергнут… смертной казни». А также «пыткам, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению и наказанию».

Несмотря на то, что демократии не всегда были демократиями, и иные их граждане унаследовали дурные привычки прежних эпох, эти списки отражают ценности, разделенные большинством граждан стран, подписавших эти документы.

То есть это не только декларация, но и основа политики. Отступать от нее нельзя.

А в остальном – свобода. Даже имея дело с вызовами малых войн, террора, социальных конфликтов или депрессии, демократии не ищут спайки вокруг национального лидера или идеи.

Менять привычки масс можно. Для этого нужны умение, комфортная среда и два-три десятилетия демократии. Но у России и их не было. В итоге кто-то пляшет «степ», а кто-то жаждет «скреп». Один телеведущий вещает, что национальная идея не только нужна, но и «есть, но не озвучена и не сформулирована». Другой считает, что народ объединит правда. Но где идея и в чем правда – молчат. А единства как не было, так и нет.

Ситуация ему не способствует: хозяйство в кризисе. Пять лет падают доходы. Институт Гэллапа установил: каждый пятый хочет уехать. Постоянное беспокойство, сообщает Левада-центр, испытывают 56% россиян. Депрессию, усталость, растерянность, обиду и нужду – 64%. А 59% – по данным службы Security Radar – боятся войны.

Россиян объединяет тревога. И, конечно, тяга к здоровью и семейному счастью.

Так, может, здесь их надо поддержать? Оставить хлопоты о сплочении, а спросить: близки ли им ценности человеческого достоинства, свободы, демократии, равенства? А также мир, безопасность, развитие, взаимное уважение, соблюдение международного права, искоренение бедности и стабильность. И – да, конечно – жизнь.

А если они ответят «нет»? 
Тогда – продолжить работу.

Дмитрий Петров