Неудачи, преследующие российское реформаторство вот уже более 20 лет, в значительной мере лежат, на наш взгляд, в плоскости недопонимания места и роли государства в переходный период. Те немногочисленные исследования, которые так или иначе затрагивают эти проблемы, подчас грешат универсальностью, доходящие порой до голых абстракций и искусственных схем, бесконечно далеких от истинных проблем переходного периода. И уже совсем неоправданны попытки решать проблемы переходного периода по аналогии с развитой демократией и сформировавшимся рынком. Либеральный « рай», продекларированной Конституции РФ 1993г., еще не реальность, а лишь цель - которую еще предстоит осуществить. Здесь то и начинаются, а не кончаются проблемы. Кто, как и какими приемами и средствами осуществит эти задачи? Вот вопросы, которые позволили бы обществу выбрать правильный вектор реформ, соответствующий, возможно, преждевременно юридически закрепленным нормам. Неслучайно на международной научно – практической конференции конституционалистов стран Восточной Европы в Польше в 2000 году, «…докладчики пришли к выводу, что названные Основные законы внесли мало принципиальных
новелл в конституционное развитие стран мира … некоторые из них составлены путем «простого подражания, что это конституционный коктейль». (Хабриева Т.Я. Доктриальное значение российской Конституции. Журнал Российского права. 2009,№2.с.35).
Более того, по замечанию того же автора, « … ни одна научная конференция … не обходилась без предложений о внесении конституционных поправок или пересмотра Конституции».
Такие настроения в обществе в 90-х годах не могли не находить и находили отклик в Посланиях Президента. Уже в первом из них в 1994 г. Б.Ельцин заявил, что «…нужно открыто признать: демократические принципы организации власти все больше и больше дискредитируются».
Ничего принципиально нового не изменилось и за последующие пять лет. В Послании Президента Б.Ельциным в 1999г. было отмечено, что « … в связи с тяжелым экономическим положением широко распространилось мнение, что все эти годы страна шла неверной дорогой, что необходима смена курса».
Нужно признать, что научное сообщество мало что сделало в плане регенерации новых идей, новых подходов к решению наболевших проблем, сведя их, если говорить о либералах и о государственниках,
к примитивному постулату – регулировать или не регулировать экономику.
Не лучше обстояло дело и с конституционалистами. Хотя в Послании президента 1999г. было признано, что «Конституция не Святое Писание. В нее можно и нужно вносить изменения», тем не менее, все внесенные в правительственную комиссию предложения по изменению Конституции носили «… не столько правовой, сколько политический характер… о принципиально ином видении государственного и политического устройства РФ».
На самом деле проблема состояла не в курсе и тем более не в спорах научного сообщества, а в самой власти, которая с самого начала реформирования не смогла правильно определить основные и не основные
задачи, так сказать определить правильную траекторию реформ. Поэтому, несмотря на огромную работу юристов по правовому обеспечению реформ (разработка гражданского, трудового, земельного, водного, лесного, бюджетного кодекса, о финансовых рынках и рынке ценных бумаг, о банках и банковской деятельности и др.), тем не менее, в кризисном состоянии оказалось не только конституционное законодательство, но и отдельные отрасли и институты права, которые создавались под рынок, который в свою очередь в России так и не сложился из-за действий, а порой и бездействия властей. Поэтому не удивительно, когда сами же ученые - юристы, подводя итоги практических результатов своей работы, делают неутешительные выводы: «К 2005г. стало очевидно, что заложенные в ГК РФ система корпоративного законодательства пришла к состоянию банкротства». ( Гутников О.В. Состояние и перспективы развития корпоративного законодательства в Российской Федерации. Журнал Российского права, 2007, №2, с.36).
И это вполне объяснимо. Ибо в условиях, когда в экономике господствуют монополии, отсутствует конкуренция и равенство субъектов хозяйственной деятельности, процветает коррупция и парабизнес (паразитический), не говоря уже о деформациях в политической сфере, ни какие законы, даже самые идеальные, не решат проблем общества. Точнее они могут их решить, но при наличии политической воли, заинтересованной в оздоровлении ситуации, а не в правовом оформлении абсурда. Попутно отметим, что названные выше пороки проявились довольно рано и первым на официальном уровне их признал Б.Ельцин, который в очередном своем Послании 1997года буквально заявил, что «… свободная купля - продажа» распространилась на принятие законов, действия чиновников, решения судов. Это не только безнравственно, но и смертельно опасно для общества и государства».
Как видно, речь здесь идет прежде всего о месте и роли государства переходный период, которое из пассивного субъекта , коим его представляют либералы, превращается в действующего субъекта, наделенного обязанностью обеспечить институциональные условия для функционирования рынка. В специальной литературе справедливо отмечается, что: «Говоря об эволюции государственного регулирования, нельзя не обозначить системо- образующую роль государства в трансформационных процессах»( . Тимирясов В.Г., Мальгин В.А., Тимирясова А.В. Указ.соч.с.16-17.).
Многие проблемы, с которыми Россия столкнулась в последующем, были заложены в Конституции РФ 1993г. «Поспешив объявить себя,– пишет известный ученый-юрист М.Н.Марченко, - социальными, демократическими, правовыми государствами без достаточных для того условий и оснований, они тем самым не только выхолостили эти теоретические и практически важные по своим последствиям положения, превратили их в ничего не значащий пропагандистский лозунг, но и в значительной степени подорвали к самим конституциям как фундаментальным актам, адекватно отражающих происходящие в реальной жизни процессы, доверие». (Марченко М.Н. Проблемы теории гос. и пр.,с. 250.). Поэтому вернее было бы принятие более гибкого и динамичного, но временного конституционного акта.
Но эта стратегическая и системная ошибка. Не менее больший ущерб к доверию к демократическим реформам нанесла содержательная сторона отдельных норм и статей Основного закона, аукающая до сих пор.
Прибывая в состоянии демократического или рыночного идеализма, авторы Конституции исходили из ложного представления, что в стране путем простого закрепления основных идей свободного общества, чуть ли не на следующий день, да еще в автоматическом режиме, воцарится полная демократия, правовое государство и рыночная экономика. Так, ст.8 Конституции РФ декларирует: «В Российской Федерации гарантируется единство экономического пространства, свободное перемещение товаров … поддержка конкуренции, свобода экономической деятельности». Кем гарантируется? Выбор здесь не велик – либо государством, либо рынком. Похоже, авторы исходили из второго варианта, ибо ст.7 сформулирована ими без дихотомии, в которую попадает законодатель в первом случае. В ней закрепляется, что Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий … и т.д. Ясно, что политику может проводить только государство и никто за государство социальные проблемы общества не решит, ибо они сами есть проявление «несостоятельности рынка». Во втором случае авторы проявили чрезвычайную подготовленность, а в первом случае? Ответ очевиден. Их позиция чрезвычайно проста – рынок сам все решит!
Поэтому скользкому пути пошли составители конституций почти всех постсоветских
государств. И лишь иную позицию заняли в Грузии. Как можно гарантировать то, чего и в помине нет? Поэтому они прямо записали: «Государство обязано содействовать развитию свободного предпринимательства и конкуренции». ( Конституция Грузии. Тбилиси.1995.с.30.п.2.).
Возвращаясь к проблемам российской Конституции, отметим, что этим они не исчерпываются. В Основном законе РФ отсутствует принципиальное положение, что экономические отношения в Российской Федерации строятся на рыночных отношениях с приоритетом частной собственности. Вся западная цивилизация с момента зарождения впитала императив Великой Французской Декларации прав человека и гражданина, что частная собственность есть «…право неприкосновенное и священное». В Российской же Конституции ее авторы, дезориентировав научное сообщество и законодателя, поставили частную собственность в один ряд с «государственной, муниципальной и иной формой собственности», гарантировав их равенство.
Поэтому не удивительно, что в юридической литературе иногда стали появляться радикальные и экстравагантные выводы и предложения. Один из авторов, анализируя социальные проблемы, предложил: «…законодательное закрепление государственной собственности, как гаранта социальных прав граждан, и в экономике ей должна быть возвращена ведущая роль». (Валеев Р.М. Социальные права и их реализация в современной России.Казань.2007.с.85.). Автор видимо не понимает, что он речь ведет об ином общественном строе.
В замешательстве оказались и некоторые специалисты конституционного законодательства. Одни увидели в этой формуле «… начало обоснования доктрины многообразия форм собственности, что позволяет … расширить границы конституционного регулирования видов собственности» (. Хабриева Т.Я. Указ. соч. Журнал российского права. 2009.№2.с.38.), а другие, выдавая желаемое за действительность, сделали совершенно противоположный вывод: « В Конституции РФ закрепляется… приоритетность института частной собственности…». ( Мазаев В.Д. Конституционная модель российской экономической системы: образ и реальное наполнение. Журнал Российского права. 2008, №12, с.53.).
Хотя этот автор и пытается доказать верность своего вывода ссылками на ряд статей Конституции, тем не менее ясно же, что любая норма права, а тем более Основного закона – не может допускать двусмысленность и свободу толкования. Четкость - главное условие эффективности права.
В контексте вышесказанного отметим, что если второй вариант, озвученный В.Д.Мазаевым, исходит из предугадывания истинных намерений составителей текста Конституции, но не выраженных четко в тексте самого закона, то первая позиция,- Т.Я.Хабриевой, - по меньшей мере спорна, хотя бы потому, что она противоречит основным постулатам теории экономического либерализма, пусть не совсем четко, но все таки закрепленных в Конституции РФ. Что касается первого варианта, то речь здесь может идти, во-первых, лишь о чисто рыночной экономике, основанной преимущественно на частной собственности, либо - о смешанной, но со значительной долей государственной собственности. Однако это четко не установлено Конституцией. Во-вторых, практика темповой приватизации, принудительной фермеризации страны, а по существу разграбление государственной и общественной собственности, убедительно продемонстрировала цену их продекларированного многообразия и равенства. Это, кстати, подметил и сам автор второй позиции В.Д.Мазаев, отметив «…нелегитимную (или не вполне легитимную) приватизацию».
Вот как описал темповую приватизацию, уже упомянутый ранее, Ф.Шамхалов: «Масштабы и темпы приватизации в России достигли практически беспрецедентных, ни с чем несравнимых в мировой практике масштабов. 1992 году было приватизировано 46,0 тыс. предприятий, в 1993 году 42,9 тыс. и в 1994 году 21,9 тыс. По состоянию на конец 1996 года было приватизировано 124,6 тыс. предприятий, что составляет 60% общего количества государственных предприятий по состоянии на начало процесса приватизации». (Шамхалов Феликс. Государство и экономика.с.280.).
Во многом такая ситуация была предопределена и туманностью конституционной формулировки равенства и одинаковой защиты частной и государственной собственности. В большинстве стран западной Европы правовое положение государственной собственности обозначено достаточно четко.
Так, Конституция королевской Норвегии, принятой аш в далеком 1905году, в статье 105 прямо зафиксировано: «Если благосостояние Государства требует передачи движимой и недвижимой собственности лица в публичное пользование, ему гарантируется компенсация со стороны казначейства». (Конституция Норвегии.18 ноября 1905г. с поправками 23 июля 1995г.). Новая Конституция Испании от 6 декабря 1978 года более категорична, устанавливая в п.1 ст.128, то, что «…все виды богатства страны в своих различных сферах, независимо от собственника, служат общим интересам», а в п.2 той же статьи «… признается государственная инициатива в экономической деятельности. Закон может резервировать за государственным сектором важнейшие ресурсы, а также разрешать участие в управлении предприятиями, когда это требует общий интерес». Не менее определенна и Конституция Франции: «Всякое имущество, всякое предприятие, эксплуатация которого имеет или приобретает черты национальной общественной службы или фактической
монополии – должно стать коллективной».
Отсюда следует, что и в Конституции РФ следовало бы закрепить норму, согласно которой государственная, муниципальная и иные формы собственности в Российской Федерации признаются постольку, поскольку они выражают множество частных интересов и жизненно необходимы для государства и общества в целом, а потому пользуются той же степенью защиты, что и частная собственность.
Не меньшая путаница в теории и практике право применения была связана и с отсутствием в Конституции РФ четкого закрепления экономической системы Российской Федерации. Речь идет об
отсутствующей в Конституции РФ нормы, закрепляющей рыночную экономику в России.
Правда, уже цитировавшийся В.Д.Мазаев, все-таки умудрился и это в ней разглядеть. Так, он пишет: «В Конституции РФ достаточно четко установлена разновидность модели рыночной экономике, причем с ярко выраженными либеральными чертами». Как и с частной собственностью, ему приходится «выуживать» аргументацию для этой сентенции из отдельных статей Конституции и прежде всего из комплекса статей главы второй, определяющей права и свободы человека и гражданина.
С похожей ситуацией в своей практике столкнулся и Конституционный суд Германии, где в послевоенной Конституции страны так же был «упущен» вопрос о рыночности экономики. Но в ФРГ это было результатом политического компромисса, явившегося следствием усиления анти рыночных настроений в обществе после убедительной победы СССР в войне и не менее убедительных успехов в послевоенном восстановлении страны, не говоря уже о широких мерах социальной защиты трудящихся.
Интересный факт приводит в работе «Очерки социалистической экономики СССР», известный советский экономист С.Струмилин: «…в Москве в 1953 году побывала английская делегация промышленников и в лондонской прессе появилась статья о «Волне процветания в России», о магазинах, переполненных товарами, о заводах, работающих полным ходом, о первоклассном техническом оснащении посещенных авторами заводов и т.п. Любопытно, что авторы признают при этом «полную неожиданность» для них самих сообщаемых ими фактов. И все это печаталось в таких газетах, как «Дейли экспресс», «Лондон стар», которые даже м-р Маккартни не заподозрил бы в сочувствии к коммунизму. Но еще неожиданнее для западных читателей, вероятно, показалась статья в американской газете «Нью-Йорк герольд трибюн» от 11 апреля 1954 г. с такими признаниями: «Пока мы , - пишет газета, - продолжаем убаюкивать себя избитыми легендами об «отсталых русских», гигантская советская держава упрочивает свое экономическое могущество гораздо скорее, чем это делает Западная Европа… Хотите верьте, хотите нет, но это, вероятно, самое опасное (?) событие во второй половине XX века. Печальный и неопровержимый факт заключается в том, что после войны в Советском Союзе наблюдается колоссальный промышленный и технический прогресс». (Струмилин С.Г. Очерки социалистической экономики СССР. М.1959.с.329.).
Однако правые силы ФРГ всячески «пробивали» принцип рыночности экономики в другие законодательные акты. Например, в знаменитый «Совет мудрецов», созданный по инициативе Л.Эрхарда, в законодательном порядке было зафиксировано положение, по которому социально- экономические взгляды кандидатов должны быть в рамках «системы рыночного хозяйства». А договор об объединении ФРГ и ГДР «О валютном, экономическом и социальном союзе от 18 мая 1990 года» недвусмысленно устанавливал этот союз на основе «желания сторон сделать социально - рыночную экономику».
Конституционный суд Германии, возражая против попыток некоторых деятелей делать какие-то выводы через содержательный анализ отдельных статей Конституции (чем занимается у нас В.Д.Мазаев), в одном из своих заключений записал, что это не верно не только в методическом плане, но и по факту, ибо «…из отдельных норм о правах человека нельзя путем комплексного анализа вывести …концепцию определенного экономического строя, которая, как таковая, ограничивала бы государственное вмешательство». (. Зекер Ф.Ю. Экономика и конституция. «Государство и право» №1, 2008.с.111.).
Поэтому В.Д.Мазаев , на наш взгляд, заблуждается, ибо принципы рынка и само правовое закрепление рыночности экономики совершенно разные вещи, во всяком случае для Закона. Да и практика показала, что рынок, помимо конкурентного, может быть монопольным, олигапольным и регулируемым, серым и черным, и сочетаться с планом, о чем, кстати, говорит и сам названный автор отмечая, что институты планирования предусмотрены в Конституции Испании, Конституции Турецкой республики и в Конституции Мексики. Добавим, что практика планирования широко используется в экономике Японии, а во Франции – так называемый индикативное планирование, является составной частью прогнозов краткосрочного и долгосрочного развития страны.
Но дело не только в этом. В России де факто в результате многих факторов, но в том числе и исходящих из неопределенности отдельных статей Конституции, сложился монопольный и регулируемый рынок. С какой легкостью В.Д,Мазаев «выудил» из Конституции РФ, что она рыночная, да еще с ярко выраженной либеральной направленностью, т.е. без вмешательства и регулирования со стороны государства, с такой же легкостью он вывел, из анализа тех же норм, совершенно противоположный постулат: « В нормах Конституции РФ можно выявить основные направления государственного участия в регулировании рыночной экономики».
Здесь мы можем наблюдать пример, когда отдельные ученые - юристы не только противоречат друг другу, но и порой сами себе.
В результате всего вышеизложенного негатив приобрел кумулятивный эффект. Россия из кризиса 90-х годов, неизбежно в новом тысячелетии сползла к системному кризису, упустив исторический шанс благоприятной мировой конъюнктуры цен на энергоносители. Кризис в значительной мере затронул и политологию, наиболее яркие представители которой разделились на два противоположных лагеря: либералов и государственников, водораздел между которыми проходит по вопросу о роли и месте государства в обществе и в экономике. Первые настаивали и настаивают на уходе государства из экономики, а вторые, наоборот, на усиление его регулирующего воздействия. На самом деле, на наш взгляд, правы и не правы, и те и другие. Либеральная часть науки оправданно выступает за минимальное государство, совершенно не учитывая, однако, при этом, что в России ни рынок, ни демократия в полном смысле не сформировались. Сложился монопольный и олигополистический капитализм, (если кто-то считает, что в стране - государственный капитализм, то это не причина, а следствие монополизации), который, как следует из действия объективных экономических законов, приводит лишь к деградации и загниванию всего
производственного и научного потенциала, да и общества в целом, что мы повсеместно и наблюдаем.
С другой стороны, правы государственники, выступающие за активную роль государства в трансформационных процессах, но не правы, настаивая на перманентности этой активности. Нужно регулировать – употребим это выражение, раз многим оно по душе – процесс создания рынка, а когда он будет создан, нужно оставить (и здесь либералы правы) его в покое.
Неоправданно мало на наш взгляд в экономической литературе уделяется внимания проблемам искаженности российского рынка, его деформациям. Зато неоправданно много литературы посвящается, например, неэффективности государственного сектора экономики, о чем мы уже говорили. Также очевидно и то, что вряд ли уместно говорить о модернизации, тем более в так называемом «демократическом варианте», совершенно упуская из вида необходимость достройки рынка, агрегирование всех его элементов и звеньев, при этом не только не регулируемого, но и реально существующего.
На переходном этапе государство не лишний субъект трансформации и уж тем более не регулятор (регулировать нечего), а фактор, компенсирующий неразвитость рынка, более того, орган, призванный его создать и институционально обустроить. Ни общество, ни народ в переходный период, твердо вставшие на курс определенных реформ, вопреки утверждениям ряда авторов, сильного влияния на этот процесс уже оказать не могут. Впрочем, это возможно, но лишь через честные выборы, где победившие на них политические партии, выражая интересы избирателей, начнут обустраивать рыночную экономику и станут единственной реальной силой, способной лозунги превратить в жизнь.
Российскими реформаторами, на наш взгляд, были совершенны две принципиальные ошибки (что отразилось в практике законодательства). Во-первых, не была четко определена роль государства в экономике, точнее оно было лишено экономической функции, которая в переходный период должна была быть сохранена за государством в полном объеме. В частности, в 90-х годах, вопреки логике, роль государства ( и это мы уже показали) в создании рынка была сведена к минимуму. В 2000- х годах этот процесс - минимизации государства - был завершен Административной реформой, вошедшей в историю как выстраивание «вертикали власти», которая , с одной стороны, имела положительное значение в плане укрепления государства как института власти, пошатнувшегося в результате политики децентрализации 90-х годов, а с другой, отрицательное – полномасштабная либерализация экономики, шедшая вразрез с реалиями жизни и возможностями переходного периода. Так, постановлением Правительством РФ от 19.01.2005г. «О типовом регламенте взаимодействия федеральных органов исполнительной власти», функции министерств, - как
основного звена системы федеральных органов исполнительной власти РФ, - были сведены к следующим минимальным задачам: выработке и проведении (реализации) государственной политики и осуществления нормативного правового регулирования в установленной сфере деятельности, координации и контроле и т.п в том же роде. Такое понимание роли государства, которое затем было спущено на региональный и
муниципальный уровень, по существу сводящего его функции к обязанностям «ночного сторожа», соответствует развитым государствам, и привело к потере управляемости объектом управления, т.е. экономикой. Власти пытались компенсировать этот недостаток путем создания госкорпораций, усилением административного вмешательства и расширения прямого государственного участия в экономике. Но это оказалось малоэффективным, загоняя проблемы вглубь. В обществе обострились глубинные противоречия, дополнившие экономический кризис политическим, распространившегося и на исполнительно- распорядительную ветвь власти.
Во-вторых, полная потеря управляемости экономикой, вытекающей из первой ошибки, привела к ее монополизации. Причем монополии, навязывая обществу и конкурентам собственные интересы, грубо игнорируют их действительные возможности и потребности. Олигополисты же, в свою очередь, захватив жизненно важные сегменты рынка (в т.ч. импортные поставки), контролируют договорной уровень цен и продаж, выстраивая паразитическую цепочку из им же принадлежащих посреднических фирм, не допуская при этом на рынок возможных конкурентов. Отсюда на монопольном (олигопольном) рынке России нет и в принципе быть не может конкурентной цены, а есть неценовая конкуренция между «высокими договаривающимися сторонами». При этом монополии пронизывают экономику и по вертикали , и по горизонтали, затрагивая не только производственную сферу, но и оптовую, и розничную торговлю, где видимое многообразие торговых фирм, брендов искусно скрывает истинное небольшое количество продавцов( а то и одного). Ими же до совершенства доведены и методы недобросовестной конкуренции. При такой «экономике», ни о каком эффективном распределении ресурсов, действительно присущих нормальному рынку, всерьез говорить не приходится.
Продолжение следует. 21.01.2011
Комментарии