Этот текст написан 12 лет назад. Но ничего, кроме цифр, не поменялось...

 

Обычная газетная традиция - заметки к "красным дням календаря". Как бы общественный долг: рассказывать накануне 8 Марта о женщинах, в дни профессиональных праздников - о специалистах своего дела. Я очень хотела накануне Дня работников сельского хозяйства рассказать о знакомых фермерах - удивительных и талантливых людях. О том, как они сумели построить коммунизм для себя в своей отдельно взятой стране и теперь помогают родному селу. Мне очень хотелось написать светлый очерк.

Но на обочине лежала женщина. У нее не было сердечного приступа, она не потеряла сознание, как подумалось мне сначала. Я вышла из машины, и на меня повеяло винным перегаром.

Рядом ржали мужики.

- Почему вы ее не поднимите? - спросила я растерянно.

- А, пусть отдыхает! - бесшабашно ответили. Но потом, видя мои потуги, все же подошли. Подняли неподъемное грузное тело той, что была женщиной, водрузили на скамеечку возле соседнего дома.

- Будет дожидаться рейсового автобуса, она сама из соседнего села, не наша. Сюда работать приходит.

И работает - за кусок хлеба и за выпивку. В условиях натурального хозяйства подобное становится общепринятой формой расчета за проделанную работу. Нет денег, нет одежды, нет обуви, нет электричества - нет жизни.

Это все в наших селах, где лентяев и пьяниц горьких можно пересчитать по пальцам, где люди в большинстве своем глубоко порядочные и трудолюбивые. И где в конце ХХ века есть голодные старухи и дети.

...Тетя Лида, соседка моей матери, выводит на дорогу двоих малышей. В крепко зажатых ладошках - по леденцу. Тетя Лида кормит чужих детей - четырехлетнего мальчика и его шестилетнюю сестричку. Дети как-то играли неподалеку, а у тети Лиды отелилась корова, она испекла молозиво и позвала деток. С тех пор они и ходят к ней на молочную кашу. Через все село. Дома у детей шаром покати. Болеет отец, которому колхоз - или, как сейчас называется, КСП - должен за четыре года. Мама - худенькая, маленькая, как воробышек, 23-летняя Наташа - семью не тянет.

Она плачет и теребит концы шерстяного выцветшего платка.

- Я ходила к председателю, просила, чтобы выписал немного денег или под зарплату мужа дал корову. Наша заболела и умерла, а другую купить не можем. Я все лето у фермеров работала, немного сахара заработала, муки. Но умерла мама, надо было похоронить по-человечески...

После смерти мамы помощи ждать неоткуда. Наташин муж - детдомовский. Приехал несколько лет назад на заработки в Татарбунарский район да так и остался.

 

Хорошо, что у Наташиных детей есть чужая тетя Лида. И дети ходят к ней есть кашу...

Когда я слышу о том, что вырождение села неминуемо, что деградация началась, я знаю: это слишком мягкие оценки.

Мое родное село в 150 километрах от Одессы гибнет на глазах. Неграмотность, нищета, болезни, голод становятся чуть ли не постоянными спутниками сельчан. И еще воровство.

- Раньше крали в колхозе, а теперь друг у друга, - сетует Марфа Софроновна. - Я одна живу, так у меня все двери и подвал на запорах. Не углядела в прошлом году, так воры разобрали черепицу на крыше и вынесли всю-всю картошку. Уж как я горевала, как горевала!.. Спасибо соседям, дали картошки и на пропитание, и посадить весной. А у моей соседки бабы Пелагеи ничего не украли, а забрались в комору и все перетоптали, изгадили, в бочку с капустой керосина налили. За что над старухой так поиздевались? Народ злой, спичку поднеси - вспыхнет. Я такого времени с момента голода 47-го года не помню, такого ожесточения и беспросветности. Мне-то одинаково умирать, а молодых жалко...

Молодых жалко. 35-летний Володя, классный шофер, сейчас без работы. Не на чем ездить. Запчасти к машине предложили покупать за свой счет.

- А у меня нет "своего счета"! Там такая техника, что легче новую купить. Я все лето ходил на поле с сапкой в руках. Не сидеть же мне дома, здоровому мужику! Я свиней держу, двух коров, а иначе как прожить, когда никто нигде не платит? На поле помидоры просапывал, так начисляли за день работы по... 5 копеек. Это начисляли, платить - не платили. Нет денег в колхозе.

Что может быть аморальней начисленных (даже не проплаченных!) пяти копеек за адский труд в 30-градусную жару?!

А чего с ними, сельчанами, цацкаться?

Выдержат, куда денутся! Можно подумать, у них есть другой выход.

- Нам в колхозе несколько лет назад землю раздали, чтобы каждый хозяйничал на своей территории. Я кукурузой свой гектар засаживаю, - рассказывает мне Татьяна, давняя мамина подруга. - А потом - начинается! Прокультивировать - беги, проси. Хорошо, если за поллитровку согласны. Но сейчас все трактористы берут деньгами. Одна культивация тянет на 20 гривень плюс моя соляра. Соляру меняю на вино. Потом кукурузу надо просапывать. Сначала в одиночку сапала - пока до края дойду, опять начинать надо. Потом стала людей нанимать.

- Люди охотно нанимаются?

- Охотно нанимаются пьяницы и голодные. Таких у нас хватает. Только с пьяниц работы не дождешься, их надо постоянно "пасти". А лучше вообще дела не иметь. А голодные приходят семьями. Работают втроем, за стол садятся всемером, с детками. Мне не жалко тарелки борща, но я не Бог, прокормить всех голодных и страждущих не могу. А их сейчас у нас предостаточно.

- Вот у вас есть земля, а у тех, кто нуждается в элементарном, в еде, ее нет?  

 

- Да и у меня уже нет земли. Сейчас в КСП предложили отдать ее обратно, заплатить еще 120 гривень за вспашку, обработку. А потом, к осени, мне взамен 200-300 килограммов пшеницы дадут. В КСП хоть какая-то техника есть, не то что у меня. Я лет шесть на своем гектаре убивалась, пока вручную обработала. Кому такое издевательство над простыми тружениками нужно? Пашешь, как лошадь, не спишь ночами, а копейки не имеешь за душой. За что нас Господь покарал?

...Мы с Аллой ровесницы. Замуж она вышла сразу после школы, и у нее уже 12- летняя дочь. Анжела - девочка высокая, стройная, с пшеничными волосами до пояса. Невеста, одним словом.

Алла грустно улыбается на мой восторг. И говорит:

- Знаешь, дочка вырастает, ей одеваться хочется. А я на поле хожу уже три года "за бесплатно". Анжела несколько дней назад пришла из школы и давай рыдать: однокласснице родители свитер купили за 30 гривень, очень красивый. И ей тоже хочется. А где я возьму 30 гривень на тот свитер? Анжела давай меня упрекать: зачем ты меня тогда родила? Она в одной комнате плачет, а я в другой вою. Ну что я ей дам? Мы не голодаем, трудимся с мужем, свиней откармливаем. Потом, правда, за бесценок продаем. А дырок столько, что заткнуть невозможно. Где тонко, там и рвется. Так мы еще ничего. А вот тетя Полина на работу ходит в разных тапках. В магазине есть тапочки по 10 гривень, кто их купит?

В сельских магазинах ассортимент "7-го километра", но раза в два дороже. Местные "предприниматели" возят товар из Одессы, завышают, естественно, цену и зарабатывают для себя. В магазине тех, кто покупает, а платить не может, записывают в тоненькую тетрадку. Потом, если кто-то что-то продаст с огорода или подворья (летом это полегче, рядом курортная зона), деньги несут в магазин.

Дядя Миша - высококлассный плотник, нет такого предмета, который он не мог бы сделать из дерева. И заказы у него есть - кому дверь, окна, кому бочку для вина.

- А что делать без толку-то? Занимаюсь благотворительностью. Вместо денег везут пшеницу, кукурузу. Мне столько не надо.

- А продать пшеницу или кукурузу?

- По 14 копеек за килограмм? - скептически смотрит на меня дядя Миша. - Это же на бензин больше потратишься, когда продавать повезешь! Да и я думаю, что скоро с такими ценами хлеб никто выращивать не станет. Где это видано, чтобы соляра гривню стоила? Это же сколько денег надо, чтобы вспахать, посеять и убрать? Я так думаю, что правительство эксперимент проводит: авось выживут. Не выживем. Видите, что с людьми происходит. Народ опускается помаленьку. Те, кто покрепче, да начальники бывшие колхозные, что технику дармовую в колхозе взяли и хозяйничать на земле стали, те как-то живут. А остальные гибнут. Детей сильно жалко.

В селе закрыли детский сад. Там была плата 2 гривни в день, столько стоило питание. Никто водить в садик деток не смог - нет таких денег. В школу тоже не каждый ходит.

- У нас некоторые семьями спиваются. Людей гложет нищета, вот и топят горе в вине, - рассказывает мне знакомая учительница, - не до детей им. Некоторым обуть нечего, чтобы до школы дойти. Дети из таких семей обречены, их ждет такая же беспросветность, как у родителей...

И мне не хочется задавать риторические вопросы - и так все ясно. И я не хочу больше в гости к состоятельным фермерам. Они действительно славные люди. Но о них в другой раз. О них - как об исключении из правил. Как правило - это те, которых большинство. Селяне конца двадцатого века, идущие на работу в разных тапочках. И их дети, которых тоже ничего хорошего не ждет.