А если бы врагом народа объявили вас ? О репрессиях в Беларуси

Дорогие поцы. По ссылке не почитайте всю статью. Здесь же только несколько цитат:

13 июля 1937 года генеральный комиссар госбезопасности СССР Ежов подписал приказ № 00447, который считается отправной точкой «Большого террора». НКВД БССР должно было репрессировать 12 тысяч «бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Операцию надлежало завершить к 20-й годовщине Великого Октября. Но массовый террор продолжался и в 1938 году, отняв жизнь и свободу по меньшей мере у 60 тысяч белорусов*. Только лишь по приказу № 00447 были осуждены не меньше 24 тысяч человек.

Каждые 10 дней поступали новые разнарядки, чекисты закрывали по 5−10 дел в день и расстреливали десятки и сотни человек за ночь. Молох репрессий перемалывал советскую элиту и бывших царских жандармов, членов ВКП(б) и беспартийных, интеллигенцию и крестьян. Шпионом, диверсантом или вредителем могли объявить каждого. Логика арестов была в отсутствии логики. А что если бы одной из жертв стали вы? С помощью историков, книг и архивных документов TUT.BY попытался реконструировать, как работала машина репрессий в годы «Большого террора».

Писатель, драматург, ведущий авторской программы «На учете КГБ» на «Радыё Рацыя» Владислав Ахроменко:

Были и другие: «польские шпионы» (сюда записывали многих, у кого в той же Западной Беларуси были родственники, а также людей с католическими крестильными именами) (по данным Национального архива, только в результате «польской операции» в 1937—1938 годах в БССР расстреляли 17 тысяч человек. — Прим. TUT.BY), «немецкие шпионы» (кто имел несчастье быть в кайзеровском плену во время Первой мировой, бывал в Германии в командировках или там когда-то учился), «вредители» (токарь случайно запорол деталь — ясно, что с «вредительскими целями»), «антисоветские агитаторы» (крестьянка пожаловалась подруге на самодурство председателя колхоза) и так далее.

Высокое положение вас не спасет: к весне 1938-го года к высшей мере наказания будут приговорены 34 из 64 членов ЦК КП(б)Б. Впрочем, низкое тоже: из 5772 человек, которые точно были расстреляны в Минске (об этом известно, потому что в их делах указано место расстрела), 55% крестьяне, 30% — рабочие и 10% относились к интеллигенции. Представителей интеллигенции берут первыми, но их просто физически не хватит, чтобы выполнить разнарядки с Лубянки.

 

Историк Игорь Кузнецов:

«Был единственный принцип. Выполнение разнарядки — это обязанность. Недовыполнение — это «способствовал врагам». Если не справлялся, шел по этой же схеме. Перевыполнение всячески приветствовалось.

Складывались абсурдные ситуации, когда начальник райотдела НКВД получал разнарядку до конца недели расстрелять двух врачей, одного учителя и попа. А попа он уже расстрелял в прошлом месяце. Что он делает? Звонит другому начальнику райотдела и говорит: «У тебя попы остались?». Тот: «Да». Первый говорит: «Давай мне попа, а в следующем месяце я тебе кого-нибудь дам».

Игорь Кузнецов:

«Один из белорусских писателей назвал 320 «подельников». Даже в памяти не удержишь такое количество людей. Называть фамилию этого человека сейчас неправильно: тогда показания у людей выбивали самыми разными способами. Вероятнее всего, все это давалось ему по заготовке следователя. Эти доносы писались не от человека на свободе».

Владислав Ахроменко:

«Арестовать могли и без формального повода. В каждом территориальном управлении НКВД были списки граждан, потенциально враждебных советской власти, на чекистском жаргоне — «списки компроматов». Если шла волна арестов «белорусских нацдемов» — арестовывали белорусскую интеллигенцию. Если чекисты занимались «Польской организацией войсковой» — арестовывались этнические поляки и те, у кого были родственники в Западной Беларуси, тогда входившей в состав Польши, и так далее. Достаточно было просто фигурировать в таком списке».

Игорь Кузнецов:

«Все дела составлены как по трафарету. Первый допрос: «Участвовали в контрреволюционной церковной организации?» — «Нет, не участвовал». Второй допрос: «Я ещё раз повторяю, участвовали или нет?» — «Я не участвовал, но я слышал, что кто-то участвовал». Третий-четвертый допрос: «Да, я активно участвовал, да, я создал эту организацию». Это касается не всех, кто-то выдерживал, кто-то нет».

Прокурор СССР Вышинский считает главным и решающим доказательством преступления признание самого преступника**, так что следователь не будет тратить время на проверку информации в доносе или сбор доказательств против вас. Тем более что времени у него крайне мало: если дело происходит в пиковый период репрессий (июль-декабрь 1937 года), то следователь обязан закрывать 5−10 дел в день. Поэтому, вероятнее всего, от исполнения приговора вас отделяют столько допросов, сколько нужно, чтобы вы во всем признались (а для чекиста считается позором, если у него нет хотя бы одного признания в день).

Игорь Кузнецов:

«В некоторых случаях расстреливали через 2−3 месяца. Зачем держали? Во-первых, доносы на других. «Хорошо разговариваешь? Посиди, покормят тебя, через 5 дней поговорим снова». А пока едут арестовывать тех, кого он уже назвал».

Владислав Ахроменко:

«Рекорд ударной работы стахановцев из НКВД, с которым я столкнулся во время работы в архивах СБУ Украины — дело белоруса из-под Волковыска Эдмунда Жижневского. Он был арестован Черниговским УНКВД за принадлежность к «польской вредительско-диверсионной организации» 27 сентября 1937 года и расстрелян ровно через месяц после ареста — 27 октября того же года».

Как вас будут пытать? Возможно, на пару суток бросят в камеру с температурой всего несколько градусов выше нуля. Возможно, поставят в узкий деревянный ящик со вбитыми с внешней стороны гвоздями. Возможно, до изнеможения заставят ходить гусиным шагом. Возможно, посадят на заостренную ножку табуретки. А возможно, станут зажимать пальцы дверью до тех пор, пока вы не будете готовы признаться во всем и оговорить если не других, то хотя бы себя. Это самые распространенные виды пыток, но не самые жестокие.

Суд вершит судьбы высокопоставленных «врагов народа» на показательных процессах. Вас, рядового советского гражданина, приговорит «тройка». Это внесудебный орган, в который входит начальник областного управления НКВД, областной прокурор и первый или второй секретарь обкома партии.

Кадр из кинофильма «Враг народа — Бухарин» (носит иллюстративный характер)

Циркуляр народного комиссара юстиции Крыленко и прокурора СССР Вышинского позволяет рассматривать дела по контрреволюционным преступлениям без участия защиты и обвинения. Это сделано для того, чтобы репрессивная система не захлебнулась потоком собственных жертв. Вас на заседание «тройки», разумеется, тоже не пригласят.

Игорь Кузнецов:

«В 1930-е годы внесудебные органы: «тройки», «двойки» и особые совещания — осудили около 91% репрессированных в БССР».

Ваши ближайшие родственники, скорее всего, получат шифр «ЧСВР», то есть «члены семьи врагов народа». Если вас арестовали до середины октября 1938-го, супругу вашу не заберут одновременно с вами, только если она беременна, тяжело или заразно больна или сама сдала вас. Во всех остальных случаях ее на 5−8 лет отправят в один из лагерей для жен врагов народа***.

Детей у вашей жены, конечно, заберут. Если они маленькие — отправят в детские дома в других республиках или передадут на опеку родственникам. А если у вас есть дети старше 15 лет, признанные «социально опасными и способными к антисоветским действиям», их после решения, вероятнее всего, тоже ждет ГУЛАГ****.