По поводу Бога в тюрьме и на войне.

Николаев Виктор Николаевич - лауреат Большой литературной премии России (2002). Член Союза писателей России. Майор запаса, кавалер ордена Красной Звезды.

Некоторые штрихи биографии:

С мая 1987 по май 1988 года служил в Афганистане в должности начальника поисково-десантной группы. 3 января 1988 года вертолёт, в котором был В.Н. Князькин, был сбит из ПЗРК «FIM-92 Stinger» и упал на минное поле.

В 1988—1989 годах выполнял задачи по нештатным ситуациям в Спитаке, Тбилиси, Сумгаите, Степанакерте и Нагорном Карабахе.

В 1990—1993 годах учился в Военно-политической академии (не окончил). Тяжелая болезнь (рак левой височной доли), полученная в результате контузии от попадания ракеты по вертолёту вынудила оставить службу в Вооруженных Силах Российской Федерации.

После выздоровления после операции стал верующим, служит алтарником в церкви.

Отрывок из книги В.Николаева "Из рода в род":

..."Из письма осужденного военнослужащего:

«...Я верю, что пройдут годы и мои родственники вспомнят о своем брате-неудачнике. Им желаю только одного: пусть им будет если не лучше, то, по крайней мере, не хуже, чем сейчас. Я же боюсь, не дождавшись срока освобождения, умереть на чужбине, где глаза закроет неродная рука и не поставят крест. На наших могилах вообще не ставят крестов.

Так хочу лежать рядом с мамой и отцом.

У нас в камере поставили телевизор. Кто-то пожертвовал, да и администрация, видимо, похлопотала. Смертники ведь тоже болеют за „Спартак“. Так вот, мой дружок по нарам, которому сидеть еще очень долго, однажды по „Новостям“ увидел родную деревню и повесился от тоски. Меня в моей печали поддерживают такие же, всеми брошенные. Да я и не ропщу... Сейчас апрель. У природы свежий воздух. Тебе известно, какой цены свежий воздух утра? Ты знаешь цену слову? Доброму слову. За него, одно в день, я готов переоформить в подарок квартиру. От одного доброго взгляда в мою глухомань исчезает запах параши в углу.

В Чечне я служил в разведке. В 95-м. Чеченцы нас с Серегой называли „черной тенью“. Когда вспоминаю своих ребят, будто свежею... Знаешь, как худо сидеть много лет при постоянно горящей лампочке, не выключающейся ни на секунду. Но однажды она погасла. Отключилась электростанция. Это был, видимо, Божий промысел на наше нытье. Камера погрузилась во мрак. И мы оцепенели. Это длилось около часа. А может, вечность. Когда свет загорелся – мы не узнали друг друга. Мы будто на глазах постарели. Теперь я говорю: лучше век при таком свете, чем минуту во тьме. Свет, хоть и тусклый, а все Божий. Я уже ползал в жизненной темноте своим умом – оказался на нарах. На воле я хотел быть большой "шишкой", в результате получился внушительный синяк. Теперь молюсь, каюсь и, знаете, рассасывается... Когда-то своими поступками я создал свое частное искусственное солнце. Оказалось, что все было мраком.

Нас тут четыре человека. Мы делимся тем, что есть. Однажды один сказал: „Послал бы Господь хоть какую-то возможность услышать голос моего ребенка...“ Когда мне зачитали смертный приговор, я несколько дней привыкал к смерти. А однажды ночью сдал окончательно: упал на колени и начал выть как собака: „Дурак... дурак“. И вдруг услышал голос: „Терпи!“ Мое состояние описать невозможно. Кожа покрылась пупырышками, как горошинами. Я просидел онемевший не помню сколько. Через полгода меня пересудили по моему делу и смертную казнь отменили...

Мой сокамерник рассказывал, как он бросил наркотики. Когда у него еще на воле начиналась „ломка“, за стеной в соседней комнате внезапно начинал крутиться и плакать шестимесячный сын. Он был поражен этим так, что внезапно отошел от наркотиков. Родные и близкие отказались от меня, да я и не жалуюсь. На их месте я бы поступил, наверное, точно так же. Такая плата за свои ошибки. Единственная, кому я был нужен – моя мама. Но она умерла. И просьба – пришлите мне посылочку, просто пустую коробочку, чтобы моя душа согрелась от неизвестной мне души...“

Вот чего нам не занимать, так это грехов. Читатель, помолись при случае за раба Божьего, сержанта, грешника Анатолия с сокамерниками."