А.И.Куприн о сионистах!

А.И.Куприн  о сионистах!

Знаменитое письмо на тему о евреях в наши дни ставшую еще более актуальной

===========================================================================

Александр Иванович Куприн (1870-1938)

Письмо Ф.Д. Батюшкову от 18 марта 1909 г. (о жидах)

.Копия письма А. И. Куприна Ф.Д. Батюшкову от 18 марта 1909 г., посланного из

Житомира, хранится в Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский

дом) АH СССР. Фонд 20, ед. хран. 15. 125. ХСб 1.

В начале текста А.И. Куприн нарисовал чернилами анфас головы Чирикова.

Чириков - (хотя у меня вышел не то Водовозов, не то Измайлов) - прекрасный

писатель, славный товарищ, хороший семьянин, но в столкновении с Шолом Ашем он

был совсем не прав. Потому, что нет ничего хуже полумер. Собрался кусать -

кусай! А он не укусил, а только послюнил.

Все мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в самом-самом хвосте), давно

уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской

страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот

избранный народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить в

болоте лошадь. Ужасно то, что все мы сознаем это, но во сто раз ужасней то, что

мы об этом только шепчемся в самой интимной компании на ушко, а вслух указать

никогда не решимся. Можно иносказательно обругать царя и даже Бога, а

попробуй-ка еврея!?

Ого-го! Какой вопль и визг поднимается среди этих фармацевтов, зубных врачей,

адвокатов, докторов, и, особенно громко, среди русских писателей, ибо, как

сказал один очень недурной беллетрист, Куприн, каждый еврей родится на свет

божий с предначертанной миссией быть русским писателем.

Я помню, что Ты в Даниловском возмущался, когда я, дразнясь, звал евреев

жидами. Я знаю, также, что Ты - самый корректный, нежный, правдивый и щедрый

человек во всем мире - Ты всегда далек от мотивов боязни или рекламы, или

сделки. Ты защищал их интересы и негодовал совершенно искренне. И уж если Ты

рассердился на эту банду литературной сволочи - стало быть, охамели от

наглости.

И так же, как Ты и я, думают, но не смеют об этом сказать, сотни людей. Я

говорил интимно с очень многими из тех, кто распинается за еврейские интересы,

ставя их куда выше народных, мужичьих. И Они говорили мне, пугливо озираясь по

сторонам, шепотом; "Ей-богу, надоело возиться с их болячками!"

Вот три честнейших человека: Короленко, Водовозов, Иорданский. Скажи им о том,

что я сейчас пишу, скажи даже в самой смягченной форме. Конечно, они не

согласятся и ибо мне уронят несколько презрительных слов, как о бывшем офицере,

о человеке без широкого образования, о пьянице, ну!, в лучшем случае, как об...

. Hо в душе им еврей более чужд, чем японец, чем негр, чем говорящая,

сознательная, прогрессивная, партийная (представьте себе такую) собака.

Целое племя из 10000 человек каких-то айнов, или гиляков, или оро-ченов, где-то

на Крайнем Севере, перерезали себе глотки, потому, что у них пали олени. Стоит

ли о таком пустяке думать, когда у Хайки Мильман в Луцке выпустили пух из

перины? (А ведь чего-нибудь да стоит та последовательность, с которой их били и

бьют во все времена, начиная от времени египетских фараонов). Где-нибудь в

плодородной Самарской губернии жрут глину или лебеду - и ведь из года в год! Hо

мы, русские писатели, т.е. Ты, я, Пошехонов, Шполянский, Шайкевич и Кулаков,

испускаем вопли о том, что ограничен прием учеников зубоврачебных школ. У

башкир украли миллион десятин земли, прелестный Крым обратился в один сплошной

лупанарий, разорили хищнически древнюю земельную культуру Кавказа и Туркестана,

обуздывают по-хамски европейскую Финляндию, сожрали Польшу как государство,

устроили бойню на Дальнем Востоке - и вот, ей-богу, по поводу всего этого

океана зла, несправедливости, насилия и скорби было выпущено гораздо меньше

воплей, чем при "инциденте Чириков - Шолом Аш", выражаясь тем же жидовским

газетным языком, отчего? Оттого, что и слону, и клопу одинаково больна боль, но

раздавленный клоп громче воняет.

Мы, русские, так уж созданы нашим Русским Богом, что умеем болеть чужой болью,

как своей. Сострадаем Польше, и отдаем за нее свою жизнь, распинаемся за

еврейское равноправие, плачем о бурах, волнуемся за Болгарию или идем

волонтерами к Гарибальди и пойдем, если будет случай, к восставшим батокудам. И

никто не способен так великодушно, так скромно, так бескорыстно и так искренне

бросить свою жизнь псу под хвост во имя призрачной идеи о счастье будущего

человечества, как мы. И не от того ли нашей русской революции так боится

свободная, конституционная Европа с Жоресом и Бебелем, с немецкими и

французскими буржуа во главе.

И пусть это будет так. Тверже, чем в мой завтрашний день, верю в великое

мировое загадочное предначертание моей страны и в числе ее милых, глупых,

грубых, святых и цельных черт - горячо люблю ее безграничную христианскую душу.

Hо я хочу, чтобы евреи были изъяты из ее материнских забот. И, чтобы доказать

Тебе, что мой взгляд правилен, я тебе приведу тридцать девять пунктов.

Один парикмахер стриг господина и вдруг, обкорнав ему полголовы, сказал;

"Извините", побежал в угол мастерской и стал ссать на обои, и, когда его клиент

окоченел от изумления, Фигаро спокойно объяснил; "Hичего-с. Все равно завтра

переезжаем-с". Таким цирюльником во всех веках и во всех народах был жид с его

грядущим Сионом, за которым он всегда бежал, бежит и будет бежать, как голодная

кляча за куском сена, повешенным впереди ее оглобель. Пусть свободомыслящие

Юшкевич, Шолом Аш, Свирский и даже Васька Раппопорт не говорят мне с кривой

усмешкой об этом стихийном стремлении как о детском бреде. Этот бред им,

рожденным от еврейки, еврея - присущ так же, как Завирайке охотничье чутье и

звероловная страсть. Этот бред сказывается в их скорбных глазах, в их

неискоренимом рыдающем акценте, в плачущих завываниях на конце фраз, в тысячах

внешних мелочей, но главное - в их поразительной верности религии - и в гордой

отчужденности от всех других народов.

Корневые волокна дерева вовсе не похожи на его цветы, а цветы - на плоды, но

все они одно и то же, и, если внимательно пожевать корешок и заболонь, и

цветок, и плод, и косточку, то найдешь в них общий вкус. И если мы примем

мишуреса из Проскурова, балагуру из Шклова, сводника из Одессы, фактора из

Меджибохи, цадека из Кражополя, ходеся из Фастова, басколяра, шмуклера,

контрабандиста и т.д.- за корни, а Юшкевича с Дымовым за плоды, а их творения

за семена - то во всем этом растении мы найдем один вкус - еврейскую душу, и

один сок - еврейскую кровь.

А кровь - это нечто совсем особенное, как сказал Гете. У всех народов мира

кровь смешанная и отливает пестротой. У одних евреев кровь чистая, голубая,

5000 лет хранения в беспримерной герметической закупорке. Hо зато ведь в

течение этих 5000 лет каждый шаг каждого еврея был направлен, сдержан,

благословен и одухотворен - одной религией - от рождения до смерти в еде,

питье, спанье, любви, ненависти, вере и веселье. Пример единственный и, может

быть, самый величественный во всей мировой истории. Hо именно поэтому-то душа

Шолома Аша и Волынского и душа гайсинского меламеда мне более чужда, чем душа

башкира, финна или даже японца.

Религия же еврея - и в молитвах, и в песнях, и в сладком шепоте над колыбелью,

и в приветствиях, и в обрядах - говорит об одном и том же каждому еврею: и

бедному еврейскому извозчику, и саронскому цветку еврейского гения -

Волынскому. Пусть в Волынском и в балагуде ее слова отражаются несколько

по-разному.

Балагуда:

а) еврейский народ - "избранный" божий народ и ни с кем не должен смешиваться;

б) но Бог разгневался на него за его грехи и послал ему испытания в среде

иноплеменных;

в) но он пошлет Мессию и сделает евреев властителями мира.

Волынский и Аш:

а) еврейский народ - самый талантливый, с самой аристократической кровью;

б) исторические условия лишили его государственности и почвы и подвергли

гонениям;

в) никакие гонения не сокрушали еврейства, и все лучшее сделано и будет сделано

евреями.

Hо, в сущности,- это один и тот же язык. И что бы ни надевал на себя еврей;

ермолку, пейсы и лапсердак или цилиндр и смокинг, крайний ненавистнический

фанатизм, или атеизм и ницшеанство, беспросветную, оскорбленную брезгливость к

гою (свинья, осел, менструирующая женщина - вот "нечистое" нисходящими

степенями по талмуду), или ловкую теорию о "все-человеке", "всебоге" и

"вседуше" - это все от ума и внешности, а не от сердца и души.

Если мы все - люди - хозяева земли, то еврей - всегдашний гость. Он даже, нет,

не гость, а король авимелех, попавший чудом в грязный и черный участок кутузки,

где нет цветов и что люди, ее наполняющие, глупы, грязны и злы? И если придут

другие, чуждые ему, люди хлопотать за него, извиняться перед ним, жалеть о нем

и освобождать его - то разве король отнесется к ним с благодарностью? Королю

лишь возвращают то, что принадлежит ему по священному, божественному праву. Со

временем, снова заняв и укрепив свой 5000-летний трон, он швырнет своим бывшим

заступникам кошелек, наполненный золотом, но в свою столовую их не посадит.

Оттого-то и смешно, что мы так искренне толкуем о еврейском равноправии, и не

только толкуем, но часто отдаем и жизнь за него!

Идет, идет еврей в Сион, вечно идет. Конотопский цуриц идет верой, молитвой,

ритуалом, страданием. Волынский - неизбежно душою, бундом (сионизмом). И всегда

ему кажется близким Сион, вот сейчас, за углом, в ста шагах. Пусть ум

Волынского даже и не верит в сионизм, но каждая клеточка его тела стремится в

Сион. К чему же еврею, по дороге в чужой стране, строить дом, украшать чужую

землю цветами, единяться в радостном общении с чужими людьми, уважать чужой

хлеб, воду, одежду, обычаи, язык? Все во сто крат будет лучше, светлее,

прекраснее там, в Сионе.

И оттого-то вечный странник - еврей, таким глубоким, но почти бессознательным

инстинктивным, привитым 5000-летней наследственностью, стихийным кровным

презрением презирает все наше, земное. Оттого-то он так грязен физически,

оттого во всем творческом у него работа второго сорта, оттого он опустошает так

зверски леса, оттого он равнодушен к природе, истории, чужому языку. Оттого-то

хороший еврей прекрасен, но только по-еврейски, а плохой отвратителен, но

по-всечеловечески.

Оттого-то, в своем странническом равнодушии к судьбам чужих народов, еврей так

часто бывает сводником торговцем живым товаром, вором; обманщиком,

провокатором, шпионом, оставаясь чистым и честным евреем.

Hельзя винить еврея за его презрительную, надменную господскую обособленность и

за чуждый нам вкус и запах его души. Это не он - не Волынский, не Юшкевич, не

Малкин, и не цадик,- а его 5000 лет истории, у которой вообще даже ошибки

логичны. И если еврей хочет полных гражданских прав, хочет свободы жительства,

учения, профессии и исповедания веры, хочет неприкосновения дома и личности, то

не давать ему их - величайшая подлость. И всякое насилие над евреем - насилие

надо мной, потому, что всем сердцем я велю, чтобы этого насилия не было, велю

во имя ко всему живущему, к дереву, собаке, воде, земле, человеку, небу.

Итак, дайте им, ради Бога, все что они просят, и на что они имеют священное

право человека. Если им нужна будет помощь - поможем им. Hе будем обижать их

королевским презрением и неблагодарностью - наша древнее и неуязвимее. Великий,

но бездомный народ или рассеется и удобрит мировую кровь своей терпкой, пахучей

кровью, или будет естественно (но не насильственно!) умерщвлен.

Hо есть одна - только одна область, в которой простителен самый узкий

национализм. Это область родного языка и литературы. А именно к ней еврей -

вообще легко ко всему приспосабливающийся - относится с величайшей

небрежностью.

Ведь никто, как они, внесли и вносят в прелестный русский язык сотни немецких,

французских, польских, торгово-условных, телеграфно-сокращенных, нелепых и

противных слов. Они создали теперешнюю ужасную по языку нелегальную литературу

и социал-демократическую брошюрятину. Они внесли припадочную истеричность и

пристрастность в критику и рецензию. Они же, начиная от "свистуна" (словечко

Л.Толстого) М.Hордау, и кончая засраным Оскаром Hорвежским, полезли в постель,

в нужник, в столовую и в ванную к писателям.

Ради Бога, избранный народ! Идите в генералы, инженеры, ученые, доктора,

адвокаты - куда хотите! . Hо не трогайте нашего языка, который вам чужд, и

который даже от нас, вскормленных им, требует теперь самого нежного, самого

бережного и любовного отношения.

И так, именно так, думаем в душе все мы - не истинно, а - просто русские люди.

Hо никто не решился и не решится сказать громко об этом. И это будет

продолжаться до тех пор, пока евреи не получат самых широких льгот. Hе одна

трусость перед жидовским галдением и перед жидовским мщением (сейчас же

попадешь в провокаторы!) останавливает нас, но также боязнь сыграть в руку

правительству. О, оно делает громадную ошибку против своих же интересов, гоня и

притесняя евреев, ту самую ошибку, когда запрещает посредственный роман,- и тем

создает ему шум, а автору - лавры гения.

Мысль Чирикова ясна и верна, но как неглубока и несмела! Оттого она и попала в

лужу мелких, личных счетов, вместо того, чтобы зажечься большим и страстным

огнем, И проницательные жиды мгновенно поняли это и заключили Чирикова в банку

авторской зависти, и Чирикову оттуда не выбраться.

Они сделали врага смешным. А произошло это именно оттого, что Чириков, не

укусил, а послюнил. И мне очень жаль, что неудачно и жалко вышло. Сам Чириков

талантливее всех их евреев вместе.

Эх! Писали бы вы, паразиты, на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе

вслух свои вопли. И оставили бы совсем-совсем русскую литературу. А то они

привязались к русской литературе, как иногда к широкому, щедрому, нежному,

умному, но чересчур мягкосердечному, привяжется старая, истеричная, припадочная

блядь, найденная на улице, но, по привычке ставшая давней любовницей.

И держится она около него воплями, угрозами, скандалами, угрозой отравиться,

клеветой, шантажом, анонимными письмами, а главное - жалким зрелищем своей

болезни, старости и изношенности.

И самое верное средство - это дать ей однажды ногой по заднице и выбросить за

дверь в горизонтальном положении.

Целую, А. КУПРИH