КОГДА И ЗА ЧТО БЫЛ УБИТ БЛОНДИН ПОД НИКОМ «ЛЕНИН»?

Историк, активно ввинчивающийся в сиюминутную политическую суету, не может быть признан историком. По одной той причине, что постоянно болтаясь, подобно Сванидзе, Млечину и иже с ними, в радио- и телеэфире, как нетонущая какашка в проруби, он теряет способность быть объективным. Его захлестывают пристрастность, своекорыстие, честолюбие и ревнивое желание быть всегда первым.

Историк гибнет. И возникает человечек со всеми своими страстишками.

Стремление к истине сгорает в больных амбициях.

Мысль заменятся мутным потоком бесконечных речей.

Истина скукоживается и тонет. Ей не пробиться к свету сквозь «розочки», заполонившие прорубь, и она задыхается без кислорода объективности.

Отнюдь не случайно летописец Нестор фиксировал события в непроницаемой тиши монастырской кельи.

И поскольку на слуху, в бесконечно звучащем эфире, историков не осталось – последним был  Лев Николаевич Гумилев с его невероятными лекциями, транслировавшимися на телеэкраны из тиши университетской аудитории, – считаю необходимым изложить свое видение событий, приведших к убийству человека, жившего под ником «Ленин».

Два шага привели В.И.Ульянова (Ленина) к трагической развязке.

Оба не были случайными. Но оба – роковыми.

Шаг первый.

1903 год. Второй съезд РСДРП (Российской социал-демократической рабочей партии). Начался в Брюсселе. Закончился в Лондоне. Главный итог – раскол на две части.

Основная причина – отказ руководителей одной из организаций, входивших в РСДРП, – Бунда – от признания единого руководства.

Блондин под ником «Ленин» требовал единства. Глава Бунда настаивал на том, что еврейская масса партии, составлявшая «Бунд», должна быть лишена права прямого выхода на ЦК. «Только через руководство Бунда». Только!

Блондин упорствовал. Брюнеты – тоже.

Так произошел раскол будущей КПСС на большевиков (те, кто с Блондином) и меньшевиков.

Шаг второй.

Отступление. Я пишу эти строки в дни Успенского поста 2010 года. Возможно потому, что «Ленин» был убит в день Успения Богородицы – 28 августа 1918 года.

Итак, 1918-й. Лето. Смута. Страшная смута на Руси. В ночь на 16 июля в Екатеринбурге зверски ритуально убивают русского Государя-Императора, его детей и их мать.

Блондин, вроде бы руководивший останками разорванной на клочья России, – страны-победителя в Первой Мировой, рухнувшей, по свидетельству очевидцев, «на глазах изумленного мира с победным венцом в руках», – ничего не знает о екатеринбургском убийстве. (Слава Богу, хоть это не надо сегодня доказывать!)

Неделю спустя представители Бунда требуют от него подписать телеграмму о запрете православия на всей территории России.

Блондин отказывается. Наотрез.

Тогда Бонч-Бруевич подписывает телеграмму его ником  сам и приказывает телеграфистам отстучать ее на все железнодорожные станции, во все города и веси, куда достукивается морзянка.

Ох, эти высокие технологии! Изобрети пипл телеграф чуть позже, – наверняка история пошла бы по-иному.

Но телеграф уже был, и мессаги летели со скоростью, сильно обгонявшей ямщиков, даже курьерских.

Таким образом, новая власть наложила запрет сначала на Отечество, затем на Царя, и, наконец, – Веру.

Это был последний, – третий – удар в русское сердце России.

По Петербургу бегали выходцы из местечек в обнимку с гигантскими свитками, помеченными двойным треугольником – знаком всеобщей, необузданной сексуальности – мужское и женское начала, вперехлест. Но и не только!

Загляни в подшивку «Огонька», посвященного 10-летию Великой Октябрьской.

Это – документ! С фотками. И текстами. И зрелище, и чтиво невероятно любопытное.

Приказ о крушении святынь сопровождался действием – безумным, кровавым, непотребным. Но об этом вы знаете почти всё.

…Порушили много. Меньше, правда, чем Хрущев, поклонник парня под ником Троцкий, но много. Зато моря крови выпустили из России. Моря…

Убедившись, что можно обойтись ником, носителя его решили убрать. Несговорчив!

Наметили ритуально день – поминальный день Богородицы, день ее смерти.

И осуществили.

«Полуслепая» – ох, эти млечины-сванидзе! – Фанечка Каплан, расстреливала Блондина, ни разу не промахнувшись и не задев никого другого в плотной толпе. Все пять отравленных, со смещенным центром, пуль всадила в парня под ником «Ленин».

Неудивительно, что это было надежно.

Столь детальное описание того, где и как прошла, что задела и где застряла каждая из пяти пуль, сделанное в 1918-м, – возможно лишь при вскрытии.

А живых не вскрывают.

Но…

Буря негодования, гнев толпы у завода Михельсона, ставшей свидетелем убийства, слегка напугали.

Умирать Ленину в 1918-м было рано. Потому – срочно! – включены в действие серии двойников и, конечно же, призваны тогдашние «млечины-сванидзе». И – пошло – поехало… На десятилетия вперед у нескольких поколений русских (и не только) было искажено восприятие этих событий.

Из ряда особо циничного фальсификата подделка эпистолярного наследия этого парня.

Человек, написавший «Материализм и эмпериокритицизм», вдруг в расцвете сил становится косноязычным, употребляя на одном развороте формата А5 по 14 раз слово «гвоздь».

Вот, где проявилась во всей красе тупая ярость редакторов истории.

Ярость их и подводит. И усердие. Чрезмерное.

Как-то однажды, в Вильнюсской национальной библиотеке я случайно увидела выставку прижизненных работ Ленина. Экспозиция обрывалась 1918-м годом.

Я спросила у дам - авторов выставки: почему? Мне ответили, что здесь собрано все, что было издано при его жизни.

– Как это – все? – недоверчиво спросила я.

И поняла, что они знают больше, знают что-то такое, что от меня скрыто.

На меня сквозь замкнувшиеся вдруг лица вильнюсских дам взглянула сама История.

История – дама каверзная. Лжи не любит. И лжепророков наказывает, все тайное делая в конце-концов явным.

…Я еще застала стариков, которые видели Блондина живым и которых приглашали на подбор двойников. Все они были на строгом учете и жили под стеклянным колпаком особого внимания.

Трудным занятием было это – поиск двойников.

Житель ссыльного места – Кировска в Хибинах – В.И.Кочетков рассказывал мне, как происходил выбор.

– Нас собирали в одной комнате. Инструктировали… Наконец в дверь входил человек. Сходство абсолютное. Но до первого жеста. До первой улыбки. Это ни у кого не получалось. Стоило двойнику улыбнуться, и все сходство – вдребезги…

В портрете Блондина, написанного Пастернаком, такое несходство с оригиналом, что только – удивиться…

А паническое бегство лже-Ленина от Инессы Арманд, кинувшейся с объятиями к старому товарищу! Товарищ, убегая, чуть парик не потерял.

Но, ведь, нам все это растолковали «сванидзе-млечины» и их предшественники.

Хорошо бы, чтобы потомков у них было поменьше, а лучше бы и вовсе без них. Как выражаются современные сценаристы, «хватит уже!»