Лев Толстой как ступень национального предательства.

Жизнь великого русского писателя Л.Н. Толстого, скончавшегося 7 ноября 1910 года, является ярким примером того, как величайший дар Божий - литературный талант, прославивший Льва Николаевича на весь мир, оказавшись под чуждым русскому духу влиянием, стал проводником разрушительных идей и воззрений.

Сказано: кому много дано, с того много и спросится. Давно известна исцеляющая и преображающая сила слова. Евангелие без малого две тысячи лет врачует души христиан. В полной мере это относится и к писателям такого <пророческого> масштаба, как автор <Войны и мира>, писателей, способных преобразить общество. Или: разложить его, подменив морально-нравственные ориентиры.

<Спасайся сам, и вокруг тебя спасутся тысячи>, - говорил св. Серафим Саровский. Со Львом Толстым произошло все до наоборот. До тех пор, пока он следовал национальной традиции, его литературный гений сиял яркой звездой на небосклоне русской словесности. Когда же чуждые русскому человеку идеи завладели душой хозяина Ясной Поляны, то и его произведения наполнились ядом, отравившим многих и многих.

Толстой занялся богоискательством, вступил в масонскую ложу. Ослепленный неуемной гордыней, Лев Николаевич решил, не больше не меньше, реформировать христианство. Ощутив себя пророком, писатель забыл завет Христа: <Не судите:>. Ведь первейшей обязанностью христианина является борьба со своими собственными пороками и душевными недугами, а не с чужими грехами. Тем более, что собственных грехов за Толстым было <записано> более чем достаточно, чего он, впрочем, и не скрывал.

В 1901 году Толстой был отлучен от Церкви. Либеральная и социалистическая интеллигенция встретила это решение яростными воплями негодования. С чего бы это? Ведь этим решением Священный Синод зафиксировал только одно: своими произведениями Толстой сам поставил себя вне Церкви. Тут же Толстого как символ борьбы <со старым миром> подняли на щит большевики. Похороны писателя вылились в крупнейшую акцию, направленную против власти и государства, и только присутствие безутешной вдовы напоминало, ради чего, собственно говоря, все и собрались.

В XХ веке миллионы россиян, следуя по пути, отразившимся в <зеркале русской революции> (название статьи Ленина), сами отлучили себя от Церкви. Итог известен: кровавая смута, уничтожившая цвет русской нации, <обесточившая> Россию на многие годы.

Толстой-писатель навсегда останется гордостью русской литературы, Толстой-пророк, осознавший вдруг себя <совестью нации>, обладающий правом обличать Церковь, Царей, институты государственной власти и устои общества, - этот Толстой сам отлучил себя от России. А, ведь, сколько пользы он мог принести своей стране, своему народу:

Но почему все-таки великий русский писатель оказался в плену столь разрушительных идей и воззрений? Историки и литературоведы хранят гробовое молчание. Это понятно. Кому хочется говорить, что таким Толстой стал после духовного приобщения к иудаизму. Что мы знаем об этом? Практически ничего.

Этому вопросу посвящена сенсационная статья Александра Плякина - участника альманаха <Третий Рим>, являющегося сотрудником музея-заповедника <Ясная Поляна>.

Передо мной книга создателя сионизма, как организованной политической силы, Теодора Герцля <Еврейское государство. Опыт современного еврейского вопроса> с дарственной надписью: <Графу Льву Толстому с глубоким уважением Теодор Герцль> (автограф на немецком языке). К таким книгам надо относиться с особым вниманием. Она одна поучительней десятков книг о судьбе России таких <мыслителей>, как Бердяев, Мережковский, Федотов, Шестов и т.п.

Невольно возникают вопросы: что объединяло, что было общего у великого русского писателя Льва Толстого и сиониста номер один, председателя первого Всемирного Сионистского Конгресса в Базеле в 1897 году, первого председателя Всемирной Сионистской Организации (ВСО) Теодора Герцля? К тому же непонятною, странною любовью пылали к Толстому раввины-законоучители... В личной библиотеке писателя хранятся несколько томов, озаглавленных: <Речи по-русски произнесенные по субботним, праздничным и высокоторжественным дням, в еврейском молитвенном доме, что на Солянке в Москве московским общественным раввином З. Минором> с трогательными автографами.

Несколько трудов Льву Николаевичу Толстому <всепочтительно преподнес> раввин-законоучитель Минска Осип Яковлевич Гурвич. Вызывает умиление и автограф на книге Д. Якобсона <Мысли и думы б. Я-ского общественного раввина>, изданной в Тамбове в 1906 году. Из-за отсутствия места я не буду перечислять <дары> публицистов, литераторов, критиков, известных сионистов, участников Базельского конгресса и первого Всероссийского конгресса сионистов в Минске в 1903 году. Но все-таки назову несколько любопытных изданий: <Священные книги Ветхого Завета, переведенные с еврейского текста. Для употребления евреям> Т.1-2. - Вена, 1887; <Талмуд. Мишна и Тосефа> (Критический перевод Н. Пфеферковича) Т.1-7.- СПБ, 1902-1905; <Пиркэ-Абот, то есть изречение отцов синагоги или трактат о принципах. Еврейский текст с русским переводом> -1868; <Мировоззрение талмудистов. Свод религиозно-нравственных поучений, в выдержках из главнейших книг раввинской письменности> Т.1-3. - СПБ, 1874-1876; <Древнееврейская библия>-Вена 1878. (На древнееврейском языке); Stern J.Rabbiner. (раввин Штерн И. <Лучи света из Талмуда> - Лейпциг, без года). К этому списку можно добавить десятки книг на данную тему из личной библиотеки Льва Толстого.

Любая синагога позавидует подбору книг русского писателя. Многие из них Лев Николаевич читал, чему служат подтверждением многочисленные пометки на их страницах, сделанные рукой писателя. Сотни изречений из Талмуда и других источников иудаизма Толстой включил в свои сборники.

В начале восьмидесятых годов Толстой переживал духовный кризис. Эти годы жизни писателя характерны его обращением к источникам иудаизма. В 1882 году Толстой решает выучить древнееврейский язык, и через знакомых обращается к московскому раввину Соломону Моисеевичу Минору (настоящая фамилия Залкинд) с просьбой найти учителя.

Теперь предоставим слово самому раввину-законоучителю, который пишет немецкому биографу Л. Н. Толстого Левенфельду: <Для меня он был, конечно, не первый встречный, и я сам предложил быть его учителем. Толстой с большим усердием принялся за работу. Я обучал его по методе восточных евреев. Следовательно, он читал не как испанские, а как мы, русские евреи. Толстой схватывал необыкновенно быстро. Но он читал только то, что ему было нужно. То же, что его не интересовало, он проходил мимо>.

Далее Минор-Залкинд как авторитет в данном вопросе утверждает: <Он (Толстой) знает также и Талмуд. В своем бурном стремлении к истине, он почти за каждым уроком расспрашивал меня о моральных воззрениях Талмуда, о толковании талмудистами библейских легенд и, кроме того, еще черпал свои сведения из написанной на русском языке книги <Мировоззрение талмудистов>> (П.И. Бирюков. Л. Н. Толстой. Библиография. Т.2. Берлин, 1921.С.463.).

Минор-Залкинд с радостью взялся за обучение великого русского писателя, и истолковывал ему библейские тексты, не так как их понимали апостолы и понимают все христианские церкви и богословские академии всего христианского мира, а так, как их толкуют в современных раввинистических, воинственно-антихристианских школах, затемняя и скрывая истинный смысл библейских пророчеств о Мессии.

Имя московского общественного раввина Минора-Залкинда впервые появляется в русской литературе в связи с именем В.И. Даля, составителя <Толкового словаря живого великорусского языка>. Авторитет известного русского ученого, филолога и этнографа Владимира Даля выше всяких подозрений во всем мире и по сей день. В 1844 году по поручению министра внутренних дел Перовского В.И. Даль написал небольшую (в 153 страниц) книгу <Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их>, составленную по редким документам, хранившимся тогда в министерстве внутренних дел.

Чтобы русские люди меньше знали еврейские тайны, эта книга Даля была напечатана всего только в десяти экземплярах. Но в 1862 году документы, находившиеся в министерстве внутренних дел, были истреблены большим пожаром, а экземпляры книги стали исчезать один за другим... Единственный экземпляр сочинения Даля в Москве находился в Чертковской библиотеке. Минор около двух лет занимался в Чертковской библиотеке, всеми силами стремясь заполучить эту книгу. Но управляющий библиотекой, он же издатель <Русского архива>, П.И. Бартенев понимал, что сочинение Даля имеет для науки и русского общества весьма важное значение, и не выдал ее на руки Минору-Залкинду.

В 1869 году П.И. Бартенев, с согласия Даля, решил вновь напечатать его исследование в типографии Мамонтова. Когда приступили набирать и разрезали книгу на части, тогда еврей, бывший наборщиком в типографии, дал знать своему кагалу, и по распоряжению раввина Минора-Залкинда тот же наборщик ночью влез в типографию, рассыпал весь набранный шрифт, находившуюся там часть листов сочинения Даля хапнул и канул в неизвестность. Но не все книги Даля были уничтожены евреями.

И после смерти Владимира Ивановича Даля <любитель русской литературы> Соломон Алексеевич Минор-Залкинд приложил много сил для дискредитации светлого имени составителя <Толкового словаря живого великорусского языка>.

Как известно, Толстой не учился в классической русской гимназии, не кончал университетов и решил в 55 лет пополнить свои знания, беря уроки у раввина-законоучителя. Об этих занятиях мужа пишет графиня Софья Андреевна Толстая своей сестре: <...Левочка учится по-еврейски читать, и меня это очень огорчает; тратит силы на пустяки. От этого труда и здоровье, и дух стали хуже, и меня это еще более мучит, а скрыть своего недовольства я не могу> (П.И. Бирюков, с.465).

Пройдя курс обучения у <своего друга, еврейского раввина Минора>, Толстой в 1884 году заканчивает трактат <В чем моя вера?>, в котором вслед за ярыми талмудистами отрицает божественность Христа, низводя его до <самого обыкновенного учителя>. В этом сочинении Лев Николаевич проповедует самое откровенное антихристианство под видом религии и привлекает имя Христа ради большего влияния на людей, стремящихся ко Христу. По Толстому современная жизнь не может испытывать <ничего, кроме презрения и ненависти> ко всем христианским церквам: католической, православной и протестантской, т.к. в них нет правды: <Все то, чем истинно живет: социализм, коммунизм, политико-экономические теории, утилитаризм>.

Лев Николаевич предлагает верить только тому, что согласно с человеческим разумом и обожествляет последний, утверждая, <что в человеке живет божественный свет, сошедший с неба, и этот свет есть разум и что ему одному надо служить и в нем одном искать благо>.

У Толстого можно встретить десятки определений Бога, но все они трудны для восприятия: <На вопрос, что такое Бог? я отвечаю так: Бог- это бесконечное, все, чего я сознаю себя частью. Бог для меня - это то, к чему я стремлюсь, то, в стремлении к чему состоит моя жизнь, и которое поэтому и есть для меня; но есть непременно такое, чего я понять, назвать не могу>.

В какой-то мере неопределенность формулировок Льва Николаевича объясняет его следующее высказывание: <У евреев считается грехом называть имя бога. И они правы - Бог

есть дух. А всякое имя - телесно, не духовно>. Из многочисленных рассуждений и высказываний писателя можно заключить, что он исповедует пантеизм, т.е. обожествляет природу и разум, а себя признает единосущным божеству.

Откуда и как религия природы и разума появилась в среде христианских народов, кто ее апостолы и пророки поясняет нам крупнейший еврейский философ XVIII века, вдохновитель и организатор Ордена Иллюминатов Моисей Мендельсон (среди <избранного племени> известен под именем Третий Моисей), который писал: <Все наши раввины согласны в том, что писанные и устные законы, составляющие нашу религию, обязательны только для нашей нации: Моисей дал нам закон, наследие сынов Иакова. Мы верим, что Бог велел всем другим народам земли следовать законам природы... Кто следует в своей жизни указаниям этой религии природы и разума, считаются у других народов праведными людьми>.

С этого времени наставления, поучения, мысли и речи раввинов-законоучителей стали сопровождать Толстого до конца жизни: <Я недавно с еврейским раввином читал V главу Матфея, - пишет Лев Николаевич в трактате <В чем моя вера?> - Почти при всяком изречении раввин говорил, это есть в Библии, это есть в Талмуде, и указывал мне в Библии и Талмуде весьма близкие изречения>.

Раввинизм всегда стремился оторвать Евангелие от Библии, и далее Минор-Залкинд убеждал Толстого в нежизненности и неисполнимости Нового Завета.

Помимо раввинов-законоучителей <свет истинного учения> проник к Льву Толстому через так называемых сектантов. К началу восьмидесятых годов относится его увлечение сектантами Бондаревым и Сютаевым.

Бондарев Тимофей Михайлович, по переходе в иудейство - Давид Абрамович, был человек религиозно-блуждающий, писал социально-утопические произведения, ныне совершенно неизвестен. Известно лишь, что он был сектантом субботником (иудействующим), был сослан в Минусинск и там умер.

В статье <Так что же нам делать?> есть такое свидетельство Льва Николаевича о человеческих влияниях на него: <За всю мою жизнь два русских мыслящих человека имели на меня большое нравственное влияние и обогатили мою мысль и уяснили мне мое миросозерцание... два живущие теперь замечательные человека, оба всю свою жизнь работавшие мужицкую работу, - Сютаев и Бондарев>.

Обогатив свою мысль из <сокровищницы талмудической этики>, уяснив свое миросозерцание с помощью раввина-законоучителя и сектанта-субботника, Толстой вступил на стезю морального учительства. Его первые религиозные сочинения <Исповедь>, <Соединение и перевод четырех Евангелий>, <Исследование догматического богословия>, <В чем моя вера?> прозвучали таким же взрывом, каким был взрыв 1-го марта 1881 года.

Взрыв, убивший Государя-Императора Александра II, был предупреждением прежде всего правителям России; толстовский взрыв был таким же предупреждением иерархам и всему священству Церкви. Наиболее прозорливые современники Льва Николаевича так и восприняли его первые религиозные сочинения: <В наше время слово христианство стало очень сбивчивым, - писал в 1887 году Константин Леонтьев. - Зовет себя кощунственно христианином даже Л. Н. Толстой, увлекшийся сентиментальным и мирным нигилизмом... Гуманитарное лжехристианство с одним бессмысленным всепрощением своим, со своим космополитизмом... - такое христианство есть все та же революция, сколько не источай оно меду; при таком христианстве ни воевать нельзя, ни государством править; и Богу молиться незачем... <Бог - это сердце мое, это моя совесть, это моя вера в себя, - и я буду лишь этому гласу внимать>. (Да! И террорист Желябов внимал своей совести!-А. П.). Такое христианство может лишь ускорить все разрушение. Оно в кротости своей преступно>.

Удивляет реакция Льва Николаевича на убийство Царя-Освободителя. В письме к Александру III он призывает помиловать убийц Императора-отца (которые нисколько не раскаялись в преступлении), дать им денег и отправить в Америку. Толстой предлагает: наградить революционеров деньгами, то есть просубсидировать таким образом расширение их террористической деятельности ... И в последующие годы Лев Николаевич не раз вспоминает цареубийц, сожалеет об их казни и называет их <лучшие, высоконравственные, самоотверженные, добрые люди, каковы были Перовская, Осинский, Лизогуб и многие другие>.

С момента вступления на путь отрицания и разрушения начинается всемирная известность Льва Толстого. Среди иностранцев он популярен, главным образом, как моралист. Запрещенные в России, религиозные сочинения Толстого незамедлительно появляются на Западе. Тех, кто разделял его верования, было незначительное меньшинство. Более того, его учение большей частью было ложно истолковано. <Однако в глубине все осознают его правильно: он прежде всего расправляется с христианством; что работа его не выдерживает критики, это значения не имеет, но важно то, что он не признает божественности Христа, - этим он отвечает задаче момента>.

Середина XIX века ознаменовалась также подъемом революционного движения в Западной Европе. Прокатилась волна революционных вспышек по всей Германии, вспыхнули мятежи в Австрии, Венгрии, Италии, Франции и Дании. Вожди революции старались слить эти национальные движения воедино и возглавить их. Основная борьба за руководство мировым революционным движением разгорелась между русским Михаилом Бакуниным и немецким евреем Карлом Марксом.

Пока Бакунин находился в заключении в саксонских, австрийских и русских тюрьмах, Маркс из читальни Британского музея в течение 30 лет настраивал против него своих соплеменников в революционном движении. В своей статье <Полемика против евреев>, написанной в 1869 году, Бакунин выступил против евреев, как на руководителей революции, считая, что именно в этом причина извращения идеи мировой революции, как он ее понимал. За эту статью Маркс с единоверцами при помощи интриг и уловок не допустили Бакунина на съезд Интернационала в Гааге в 1872 году, где и исключили его из Интернационала.

А за несколько лет до этих революционных вспышек в Европе английский еврей Бенджамин Дизраэли, будущий премьер-министр и лорд Биконсфилд, писал в одном из своих произведений: <Эта мощная революция, подготовляемая в настоящее время в Германии и... о которой в Англии пока так мало известно, развивается полностью под руководством евреев>.

В 1853 году он же, выступая в Палате Общин, заявил: <Влияние евреев может быть установлено в последнем взрыве принципа разрушения в Европе. Здесь имеет место мятеж против традиции и аристократии, против религии и собственности. Равенство всех и отмена собственности провозглашаются тайными обществами, создающими временные правительства, а во главе всех их стоят люди еврейской расы>.

Вслед за Дизраэли, Бакуниным и сионист номер один Теодор Герцль подтвердил, что евреи не только находятся у руля мировой революции, но являются ее главной движущей силой. В представленной выше книге, Герцль говорит, что <евреи все переходят теперь в социалистический лагерь. Таким образом, социальная битва должна была произойти неизбежно на наших спинах, потому что мы, как в капиталистическом, так и в социалистическом лагере занимаем самые открытые позиции>.

Это не было случайностью и не зависело от склонности отдельных лиц, поскольку все эти евреи управлялись деспотической властью. Режим, установленный раввинами на востоке Европы, был азиатским деспотизмом в его чистом виде: спаянные в гетто общины подчинялись им беспрекословно, как облеченным божественной властью законодателям и судьям, во всех мелочах повседневной жизни.

Во второй половине XIX века в талмудических местечках России сионизм присоединился к коммунизму, оба течения были революционными и дружно работали по разрушению России, находясь под деспотической властью правящей секты.

Знаменательна запись Толстого в дневнике от 20 апреля 1889 года: <Созревает в мире новое миросозерцание и движение, и как будто от меня требуется участие - провозглашение его. Точно я только для этого нарочно сделан тем, что я есмь с моей репутацией, - сделан колоколом>.

Совсем не случайно раввины-законоучители преклонялись перед провозвестником <нового миросозерцания и движения>, а В.И. Ленин называл его ласково <зеркалом русской революции>. Подрывая миросозерцание православной христианской России, Лев Николаевич подрывал и государственный строй, основанный на этой вере и с нею связанный. Это как раз и нужно было Ленину. Для него несовершенство Толстого только в том, что он <не был организован>, не боролся с правительством через создание <революционной организации>.

Лев Львович Толстой, сын писателя, очень откровенно говорит о том вреде, который причинил его отец России, в книге <Правда о моем отце>, изданной в Лондоне: <Никто не сделал более разрушительной работы ни в одной стране, чем Толстой... Не было никого во всей нации, кто не чувствовал бы себя виновником перед суровым судом великого писателя. Последствия этого влияния были прежде всего достойны сожаления, а кроме того и неудачны. Во время войны русское правительство, несмотря на все свои усилия, не могло рассчитывать на необходимое содействие и поддержку со стороны общества... Отрицание государства и его авторитета, отрицание закона и Церкви, войны, собственности, семьи, - отрицание всего перед началом простого христианского идеала; что могло произойти, когда эта отрава проникла насквозь в мозги русского мужика и полуинтеллигента и прочих русских элементов... К сожалению, моральное влияние Толстого было гораздо слабее, чем влияние политическое и социальное>.

Осознав себя провозвестником <нового миросозерцания и движения>, Л.Н. Толстой, по его же словам, <...делал все, что мог... называл их царя самым отвратительным существом, бессовестным убийцей, полоумным гусарским офицером, про Николая же II я знаю, что это самый обыкновенный, стоящий ниже среднего уровня, грубо суеверный и непросвещенный человек, и потому полагаю, что все усилия людей, желающих улучшить общественную жизнь, должны быть направлены на освобождение себя от правительства>. От этих строчек так и веет темным духом насилия, злобы и мести.

Так темное божество уродовало русские мысли, наполняло русские сердца местью и злобой, насаждало безверие и отрицание... Из записной книжки писателя от 25 мая 1889 года: <Ночью слышал ГОЛОС, требующий обличения заблуждений мира. Нынешней ночью ГОЛОС говорил мне, что настало время обличить зло мира... Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать>.

В 1899 году вышел роман <Воскресение>, в котором Лев Николаевич <обличил заблуждения мира>. Крещение по Толстому - <купание в воде>, причастие - простое съедание кусочка хлеба с вином. Выход священника из Царских врат со Святою Чашею он описывает так: <...взяв в руки золоченую чашку, вышел с нею в середние двери и пригласил желающих тоже поесть тела и крови бога, находившихся в чашке>.

<То, что я отвергаю непонятную троицу и... кощунственную историю о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо>. <Посмотрите на деятельность духовенства в народе, и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятие икон, водосвятия, ношение по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и т.п.>. <В елеосвящении, так же, как в миропомазании, вижу приемы грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях>. <...Все эти ужасные антиминсы, и копья, и кресты, и чаши, и свечи, и иконы, и все то, посредством чего они, колдуя, скрывают от людей бога и его учение>.

Л.Н. Толстой страстно желал <улучшения материального положения евреев> и, когда Соловьев готовил воззвание в их защиту, горячо его поддержал: <Я всей душой буду рад участвовать в этом деле и вперед знаю, что если вы, Владимир Сергеевич, выразите и мои мысли и чувства, потому что основа нашего отвращения от мер угнетения еврейской национальности одна и та же - сознание братской связи со всеми народами>.

Русские писатели не жалеют сил для улучшения материального положения евреев, а сионист номер один в эти же годы официально заявляет: <Мы, несомненно, приобрели превосходство в денежных делах... после эмансипации мы сразу очутились в рядах буржуазии>.

Как видим, много вкусил от иудаизма Лев Толстой. <Этические нормы иудаизма стали важной составной частью его (Толстого) богословской мысли>.

Интересны результаты опроса, проведенного газетой <Руль> сразу после кончины Л.Н. Толстого. Корреспонденты обратились к священнослужителям разных конфессий с вопросом: будет ли их церковь служить панихиду по Толстому? Ксендз римско-католической церкви ответил отказом, епископы Серпуховский и Дмитровский воздержались от ответа, пастор евангелическо-лютеранской церкви ответил, что <со стороны нашей церкви нет препятствий к панихиде>. Раввин Я.И. Мазэ сказал, что <мы будем молиться о Толстом как о еврейском праведнике>.

Новым поколениям русских историков литературы, да и вообще культурным деятелям следует, помня исторические примеры, твердо знать: только та идея и культура может быть подлинно великой и плодотворной, которая всеми корнями своими уходит в вечные христианские и национальные ценности. Те же, кто, отрываясь от родной почвы, идут в услужение дьяволу-заслуживают вечного позора и проклятия на земле. А от суда Божьего не дано уйти никому.