Как мы жили. Глава 6: Мама

Наверное было бы справедливо начать свои воспоминания именно с главы о маме, но я не сумел этого сделать, но все же мама в первой главе присутствует, хотя и с несколько неожиданной стороны. Мне и сейчас очень трудно писать о ней. Она ушла в 2003-м году, но я с ней еще не расстался, она все время где-то рядом, иногда приходит по ночам, хотя уже значительно реже. Моя жена порою обзывает меня "баба Нина", так звали мою маму, говоря, что я точная ее копия. Я этого не осознаю, даже сопротивляюсь внутренне, но все же понимаю, что очень многое во мне именно от мамы. А это означает, что начни я описывать маму, это невольно приведет меня к рассказу и о самом себе, причем с той стороны, которую я, наверное, таю сам от себя. Вот как все это закручено.

Примерно за год до ее кончины мне удалось уговорить маму начать писать воспоминания о себе и своей семье, настолько мне были интересны ее отрывочные рассказы то об отце, то о двоюродном брате, в честь которого меня и назвали, то еще о чем-то. Но все это она рассказывала как бы между прочим, бессистемно и с недомолвками. А ведь мама прекрасно владела искусством рассказа, речью вообще, очень грамотно писала по-русски и умела говорить убедительно. На нашей маленькой станции, где она прожила много лет, она славилась умением писать всякие жалобы, прошения, заявления в разные инстанции. В те времена подобные заявления помогали порою кое-чего добиться. Помню, как благодарили ее деревенские женщины, когда заявление, написанное мамой, помогало. Приносили кто курочку, кто домашние яйца, кто баночку домашней сметаны.

И мама написала эти воспоминания, последнюю страницу она еще писала за день до смерти и написана она дрожащей рукой, обычно четкие буквы валятся на бок, строчки набегают друг на друга и мне стоило некоторых трудов расшифровать их. Довела она их до момента приезда в Молдавию в 1946 году по комсомольской путевке, после окончания Саратовского финансово-экономического училища. В республику она была послана на укрепление банковской системы Молдавии в качестве фининспектора в один из районных банков. В 1946 году ей исполнилось 20 лет. Но мама не дописала свои мемуары вовсе не потому, что умерла, а потому, что сочла их законченными, т.к. сделала главное - рассказала о своей семье, что помнила и берегла все эти годы, и не хотела продолжать далее, как я ее ни просил. Эти воспоминания, подытоженные мною, опубликованы в одной хорошей интернет-библиотеке и я думаю, что мама порадовалась бы этому - она всегда мечтала, что найдет кого-то из своих дальних родственников. Но она до этого не дожила.

Вроде бы я начал рассказывать о маме, а фактически даже еще не подступился к этому и все откладываю и откладываю начало. Но начать все же придется.

Мама рано осталась сиротой, в 15 лет, в год начала войны. Ее отец пропал в белорусских болотах вместе с батареей, которой командовал - он был майором артиллерии. Мать умерла августе 1941-го и моя мама осталась одна. Работала на гранатном заводе, на золотых приисках, попала в результате эвакуации в Повольжье, отсюда и приехала в Молдавию. в городе, куда она попала по распределению, ее нашла моя будущая бабушка, мама моего будущего отца. Она и своей старшей дочке нашла мужа, такая уж у меня была бабушка, но я надеюсь, что о ней я еще расскажу, она этого заслужила.

Мама не была счастлива в браке и именно из-за свекрови, точнее - из-за слабохарактерности моего отца, для которого его мама навсегда осталась высшим авторитетом. Но в первый год знакомства бабушка отнеслась к будущей невестке по-матерински и мама поначалу потянулась к ней. В 1947 году мои родители поженились.

1946 и 47-й годы были в Молдавии неурожайными и голодными, люди вымирали целыми селами. Одна надежда была на бабушку, которая приносила из больницы, где работала, свой паек и чуть-чуть сверху. Мама вспоминала, что ей доставалась поллитровая, а отцу литровая банка перловой каши, хотя мама была уже беремена мною. По настоянию свекрови мама ушла из банка, поступила на курсы медсестер и в дальнейшем всю свою жизнь проработала в разных больницах. Об этом своем шаге она очень жалела и я хорошо ее понимал. Она была очень умна, контактна, мгновенно находила общий язык с людьми, была начитана. По характеру она была очень сильным и волевым человеком, благодаря чему могла несомненно добиться в своей жизни куда большего, чем в итоге получила от нее. Меня и брата она оба раза рожала в больнице, очень тяжело, и в обоих случаях это едва не стоило ей жизни. После рождения брата мама больше не могла рожать и ее мечта о дочке так и не исполнилась.

Так получилось, что маму я помню хорошо только в самые первые свои годы, примерно с 3-х до 7-ми, в школу я пошел уже в Кишиневе и с этого времени жил то у тети, сестры отца, то у бабушки. Может быть именно потому, что мы с мамой так были похожи и потому, что я с детства был очень независимым и вечно ищущим приключений ребенком, в семье дубасили только меня и только мама - отец нас пальцем не тронул. Ну а мне доставалось за двоих. Брат мой рос ангелочком, любимчиком мамы, потом учителей, но шкодил не меньше меня, только втихую.

Вот мне доставалось и за него. Но я не жаловался и зла ни тогда ни после не помнил, видно эта наука шла мне на пользу.

Очень рано мама научила меня читать, мне еще пяти лет не было, и читать я научился в какие-то две недели. С этого времени с книгами я не расставался ни дня и это исключительно мамина заслуга. Мама многому научила нас с братом, в том числе и всем девичьим занятиям, как вышивание, вязание, нехитрая готовка. Отец научил нас стрелять, ездить на велосипеде, рыбачить и привил любовь к живой природе, хотя мы и так росли среди нее и она стала нашим домом, куда я все чаще возвращаюсь в последние годы.

Итак, пуповина, связывающая меня с мамой, порвалась когда я уехал из деревни в город. Да, я приезжал на каждые каникулы, иногда на выходные, но прежней близости с мамой уже не ощущал, возможно она даже ревновала меня к бабушке, с которой я в основном жил. Думаю, что именно по этой причине она настояла на моем переводе в школу в соседнем поселке (русскую), где я и проучился с 5-го по 8-й класс, причем два последних года жил в интернате при школе, так что с родителями и здесь общался мало. Эта школа не пошла мне на пользу и с 9-го класса я вновь вернулся в Кишинев.

С мамой я начал сближаться уже учась в мединституте, особенно после 3-го курса, когда проходил сестринскую практику, причем попросился в сельскую больницу , где работала мама. Позже, уже работая наркологом, я иногда получал своеобразные весточки от мамы - она присылала мне особенно тяжелых больных так как в то время тоже работала в наркологическом отделении поселковой больницы.

Надо сказать, что мама была очень хорошей медсестрой, не просто доброй, внимательной, но и очень инициативной, умеющей успокоить больного одним только взглядом и словом, она не боялась острых и критических ситуаций, всегда находила нужное решение и не теряла головы. Маму уважали все, кто ее знал, и как медика и как человека. Мама была заслуженным донором, сдала чуть-ли не 200 л крови, и этих красных капелек за каждые, по-моему, 5 или 10 л у нее было несколько десятков. Но кровь мама сдавала не из патриотизма, а лишь потому, что нашей семье всегда не хватало денег на самое необходимое. Этими "кровными" деньгами она поддерживала и меня, пока я учился.

У мамы был очень сложный характер, все главное о себе она таила в душе и исключительно редко делилась своими переживаниями. Она очень редко плакала и чаще над каким-нибудь израненным котом или отравленным Тузиком (так звали всех наших дворовых псов). Очень любила животных вообще. Вспоминаю, как впервые в жизни она решилась зарезать курицу, обычно это делал отец. Мама просидела с этой курицев на коленях во дворе на табуреточке часа два, гладя ее по голове и вздыхая. Одной рукой она гладила курицу, а во второй у нее был нож. Я в это время был дома, приехал на каникулы, и смотрел на маму и курочку и жалел обеих. Наконец она решилась чиркнуть ее по горлу, но сделал это неумело, не до конца, курица вырвалась и долго трепыхалась по всему двору, хрипя и разбрызгивая кровь. Больше мама на такие эксперименты не решалась. Я, кстати, тоже.

А еще мама очень нами гордилась, больше братом, он всегда был примерным мальчиком, круглым отличником, комсоргом, ленинским стипендиантом, комиссаром целинного отряда, потом комсомольским и партийным работником, пока не стал бизнесменом. Но по душам мама все же чаще разговаривала со мной, особенно в последние годы своей жизни, когда переехала с моим отцом в Кишинев. Именно мама была цементом всей нашей семьи, только она объединяла наши с братом семьи, только у нее в гостях мы забывали все наносное и вспоминали про кровные узы и былые привязанности. В эти закатные мамины годы мы очень много с ней говорили обо всем, начиная с книг и кончая прошлым ее семьи, вот только о политике никогда не говорили, ею увлекался мой папа. Я приносил маме книжки, у нее вновь появилось время читать, но мама при этом вовсе не бездельничала, и как ни сопротивлялся мой брат, но она организовала небольшой бизнес у ворот дома, в котором жила, подключив к этому и папу. Торговала всякой мелочью, сигаретами, жвачками и т.п. Когда ей уже было трудно одной ходить, она просила помочь ей сходить на базар, чтобы пополнить ассортимент. Пожалуй, именно эта независимость, нежелание ни от кого зависеть, сохранить свое достоинство и свободу, были определяющими в ней. Думаю, что это перекочевало ко мне от нее и стало и для меня в жизни главным.

Мама сильно болела все последние годы, у нее было несколько болезней, одна другой экзотичнее и любая могла свести ее в могилу. Но она очень мужественно сопротивлялась, нам с трудом удавалось периодически положить ее в больницу и подлечить. Никого она не напрягала своими болячками, если иногда жаловалась, то только мне, и как врачу, а не сыну. Умерла она ночью, быстро и без мучений, от сердечного приступа, в своей постели, через 10 месяцев после смерти мужа. Ее похороны, как и папы, организовывал я и моя жена, брат платил, но даже глянуть боялся в мертвые лица и старался держаться подальше от гроба. Он тоже очень любил все живое и его не закалила медицина.