ПЕРЕГОВОРЩИКИ (Ретро)

ПЕРЕГОВОРЩИКИ (Ретро)

   Его товарищ, с которым он учился в институте, с которым он прошёл войну в Афганистане, однажды сказал ему, что конкретное время всего лишь точка отсчёта в истории или в жизни человека. Главным являются мысли, чувства и поступки, которыми наполнено это время.

   Это было время надежды и страха. Время обречённости и возрождения, безразличия и восторга, любви и ненависти... Всех человеческих чувств, среди которых основным было чувство неизвестного будущего.

   Полнотелая луна отливала бледным светом, как обычно. Она висела, как огромный ёлочный шар между сверкающими звёздами и словно горела, выбрасывая длинные языки пламени, которые были похожи на огненные драконьи языки, спускающиеся к земле,  и клубы дыма, которые поглощали звёздный свет, но погруженный в свои мысли о переговорщиках он не обратил на неё внимания. 

   Он думал о том, что история человечеств – это история войн, которые прекращались на время, но народившееся поколение, словно впадало в ещё более жёсткое безумие, чем предыдущее.

   Людьми, словно двигала какая-то сверхъестественная алчная сила власти и наживы, которой они не могли противостоять. Это было вроде природного круговорота, из которого люди никак не могли выбраться, и который с каждым годом всё чаше и чаше обрастал войнами. Редкие просветления вели не, сколько к мирной жизни, сколько к накоплению оружия, к подготовке новых конфликтов.

   Переговоры, которые вели представители воюющих сторон, были лживыми и не искренними.

   Переговорщики приезжали на встречи в новеньких, сшитых лучшими мастерами костюмах и самых модных рубашках с бриллиантовыми запонками, часами «Rolex», в блестящих ботинках, красочных галстуках, с модными причёсками и утончёнными проборами, на дорогих выскобленных до зеркального блеска увесистых, бронированных лимузинах, с лобастой, наголо выбритой охраной.

   Они непринуждённо и играючи, словно скачущие резиновые мячики,   выскакивали из лимузинов, приветливо, будто самым близким друзьям, ободряюще ковыряли выхоленными руками  воздух. Небрежно отмахивали, закручивая доброжелательные жесты, взволнованным и любопытным, визжащим от дикого восторга толпам, вездесущим журналистам, загруженных фотоаппаратами, слали воздушные поцелуи зевакам и случайным прохожим, широко и снисходительно улыбались, показывая белоснежные крепкие зубы, нагоняли в глаза горечь, подобострастно пожимали друг другу руки, обнимались, выглаживая лёгкими шлепками друг другу спины, перешёптывались с таинственным видом, деловито сжимали губы. От них пахло дорогим одеколоном и цветочной водой, но это был всего лишь политический макияж, которым они дурманили головы, не приближённым к власти. Он сам несколько лет назад работал в этой системе и знал отлакированною внешность переговорщиков, за которой стояли политические амбиции.

   Он не любил их, но и не ненавидел, а  относился к их существованию, как к необходимой помехе. Конфликтные ситуации были для переговорщиков условиями их существования.  

   Они встречались с глазу на глаз в потайных комнатах, завешенных тяжёлыми, плотными шторами, которые не пропускали свет. Развалившись в креслах, вели скрытые переговоры, давали друг другу слово «только между нами», а потом перевирали сказанное, так как свидетелей не было, обгаживали друг друга. Каждый выставлял себя единственным миротворцем, а собеседника обкладывал ложью, но тот был не в обиде и засеивал сгоравших от любопытства репортёров ещё большей ложью. Они проводили беседы без галстуков, с открытыми рубашечными белоснежными воротниками, стараясь показать тем самым свою приближённость к люду.

   Им устраивали деловые завтраки с двумя сваренными всмятку куриными яйцами, которые они расковыривали позолоченными чайными ложечками, тремя кусочками белого хрустящего хлеба, стаканом апельсинового сока и чашечкой крепкого разбавленного коньяком чёрного кофе, который они выпивали мелкими глотками, смакую каждую халявную каплю.

   На деловые завтраки, на которых то и дел не было, так как каждый был крепко занят позолоченной ложечкой и чашечкой, они приходили с задумчивыми и утомлёнными лицами. То ли от того, что их мучила подковёрная бессонница, то ли потому, что думали, как завтра осадить своего собеседника, то ли из-за страстных девушек по вызову, услуги которых оплачивались банковскими карточками через государственные счёта по особой статье расходов.

   Они обладали массой приёмов, чтобы с их помощью выставить себя противниками войны. Они пристально с убаюкивающими глазами смотрели с экранов телевизоров и чётко выверенными жестами поддерживали свои слова.

   На словах они были ярыми миролюбцами, поборниками выдержки и спокойствия. Но их не интересовали разгромленные, сгоревшие дотла дома, разрушенные больницы, школы, детски сады под обломками которых задыхались и хрипели люди. Тёмные, сырые с покрытыми слизью стенами подвалы, где было голодно и холодно. Душные, со спёртым воздухом бомбоубежища со стариками и женщинами с детьми на руках, ради спасения которых, как они утверждали, велись переговоры. Для них люди, воевавшие и не воевавшие, были просто подножным месивом, из которого они черпали новую и новую кровь для поддержания войн.

   Переговорщики были с добродушными даже  детскими  невинными лицами, а на деле они  интриговали, запутывали, провоцировали, шпионили, записывали на различные спрятанные магнитофоны слова друг друга, при нужном случае делали их доступными общественности и обвиняли друг друга в нарушении дипломатического этикета. Они ненавидели друг друга, потому что хотели не мира, а каждый стремился к власти и каждый был рад несчастью, промаху другого. Они проявляли соболезнование, когда гибло мирное население, натаскивали на лица скорбные и страдальческие маски, но от своих целей взять верх друг над другом не отказывались.

   Они устраивали многотысячные брифинги в роскошных залах, вывешивая за спиной флаги своей принадлежности. Выдумывали новые трескучие слова, чтобы запутать ими окружение, завлечь репортёров, которые, словно оголодавшая стая набрасывалась на их заумную болтовню, доводя её до захлёбывающегося восторженного крика. Они старались перетянуть газетчиков, журналистов, телевизионщиков каждый на свою сторону. Говорили об искренней дипломатичности и осторожном оптимизме, и обещали быстрый безболезненный исход. Подавали несбыточную надежду тем, кто был лишён домов, кто страдал от бомбёжек, болезней, кто при обстрелах закрывал своим телом ребятишек, кто искалеченным валялся на улице, кто просил о помощи, взывал к совести, кто, отчаявшись и потеряв веру в окончание войны, становился либо сумасшедшим, либо самоубийцей, 

  Это были бесконечные переговоры, не имеющие окончательных результатов. Каждая следующая встреча обрастала противоречиями, лабиринтами и тупиками, которые переговорщики выдумывали сами. Они не желали уступать друг другу. Любая уступка, даже самая незначительная, вела, как они верили, к потере лица. Но потерять лицо уже было невозможно, так как это было лицо убийственной дипломатии, выстраивавшейся на крови, лжи, хитрости, взятках, миллиардных доходах и жажде власти. Они умело и ловко превращали мелкие, едва тлеющие вспышки и конфликты в местечковые войны, распространяя их до континентальных войн. Они договаривались до того, что ставили планету на грань ядерной катастрофы, но опасались переступить красную черту, несмотря на личные бомбоубежища, так как боялись остаться одни.

   Он не считал случайным появление в последнее время массовых фильмов и книг о предстоящих войнах, разрушении планеты. Люди интуитивно чувствовали наступающий ужас и выносили его на экраны телевизоров, в книги.

   Старые фильмы и книги пылились на полках отживающего поколения. Они были домашними, сентиментальными, добрыми, романтичными, смешными и даже благодушными, но не агрессивными. Зло, пороки, насилие были в них, как бы случайными и мелкими остатками прошлого. Они имели место в жизни, и в жизни их было гораздо больше, но старые фильмы и книги умели беречь чувства людей.

   В современных книгах и фильмах зло, пороки и насилие стали необходимостью. Их закручивали в бесконечные грубо слепленные сериалы и расписывали на сотнях страниц с каким-то садистским удовольствием и половой страстью. Единственное, что сближало тех и других, была концовка. Добро побеждало зло, но если в старых фильмах и книгах в добро верилось, то в новых в добро тоже верилось, но только во время просмотра или прочтения. Такая вера быстро улетучивалась. Казалось, что переговорщики и многие создатели современных фильмов, а также некоторые авторы современных книг далеко отстоят друг от друга и никак не связаны, но переговорщики затевали войны, которые потом загружались в киноленты и бумагу с ещё большим уродством, чем в действительности.

   Он увидел, как среди звёзд вынырнул пламенеющий астероид, который, пробив темень, стал приближаться к земле, высветляя и высвечивая  каждый её уголок, словно показывая её красоту. Ему казалось, что он видел всю планету, она была прекрасна в своём полёте, неповторима и роскошна в горном, лесном, равнинном, пустынном, водном одеянии. С белоснежными гремящими водопадами, утренними зорями, тёплыми днями, закатными вечерами, с лёгкими с проседью туманами, снежными шапками, «висячими озёрами», бескрайними степями, с бесконечным числом волшебных цветом и красок. Это была его планета. Планета его предков.

- Астероид не успеет уничтожить планету, - сказал он. – Её погубят переговорщики.