Мат и Шах 2. Барышня и хулиган или как не стать быдлом.

 

В продолжении изрядно наболевшей и живо поддержанной темы о роли непечатных выражений в нашем обществе предлагаю на Ваш суд текст, найденный мной в одной из дореволюционных газет

 «Представьте себе, милостивый государь! Стал я в намедни невольным свидетелем и участником совершенно возмутительного инцидента. Втиснулся я, как обычно, на заре в набитый народом катерок, что курсирует вдоль нашего побережья от Большого Фонтана до Ланжерона. Однако не успели мы пройти и полкабельтова, как услышал рядом с собой пьяный мат. Это выражал свои теплые чувства к жизни, расталкивая окружающих, здоровенный биндюжник в изрядно потертом лапсердаке, не успевший с утра похмелиться. Дело житейское и в некотором смысле привычное. Я, как и многие, старался не обращать на него внимания, газеткой от солнца прикрывшись. Городовые были заняты проверкой вида на жительство у какого-то мелкого и смуглолицевого инородца. Остальные же отвернулись или отодвинулись подальше от дышащего перегаром хама. Пожилые женщины выразительно бросали возмущенно-требовательные взгляды на окружающих мужчин. Первым не выдержал еще сравнительно молодой человек интеллигентского вида в пенсне и эспаньолке. Он начал негромко уговаривать буяна заткнуть источник красноречия, за что был награжден новым бурным выплеском отрицательной энергии. Тут уже неуютно почувствовали себя и другие находившиеся рядом. Когда катер подошел к дебаркадеру, несколько студиозусов схватили охламона за шиворот и выпихнули на берег. Тут же нашлась ранее молчавшая сердобольная пожилая дама, начавшая высказывать сочувствие пострадавшему вахлаку, возможно, видите ли, опаздывающему на работу, и осуждение молодежи, неуважительно относящейся к старшему поколению. Слушать ее мне было еще менее приятно, и я с облегчением сошел на следующей остановке. Каково же было мое удивление, когда, некоторое время спустя, подобное повторилось вновь самым неожиданным образом.

 Продолжая далее свой ежедневный маршрут на конке, я испытал дежа вю, когда вошедшая прилично одетая курсистка, вольготно развалясь на сиденье, начала вслух излагать остальным пассажирам какое у нее отвратительное настроение и как ей надоела затянувшаяся жара в уже знакомых мне с утра выражениях. Я не поверил своим ушам и глазам, настолько все это плохо сочеталось с миловидным личиком и ее хрупким телосложением. Боже, куда же мы катимся? И это в конце нашего просвещенного 19-го века?!!! Случился ли у нее тяжелый критический день или просто нанюхалась между лекциями кокаина, мне было неведомо. Однако народу в этот час в вагоне было уже немного, а кроме меня и нескольких школяров, джентельменов вообще не наблюдалось. Пришлось, как старшему по возрасту, брать инициативу на себя. Приученный к корректности в отношениях, особенно с дамами, я попробовал переключить ее внимание на более позитивное восприятие событий. Девица не унималась, а ее товарки отвлекшись от сосредоточенного изучения вида из окон, принялись дружно выражать ей всяческое сочувствие и поддержку. Впрочем, несложно представить, сколько возмущенного визга я услышал бы не только от нашей нигилистки, но и от остальных находившихся внутри женщин, включая и молодых мамаш, если бы события развивались по уже известному Вам сценарию. Заподозрив провокацию, я уже начал искать скрытого в кустах даггеротиписта, но когда понял, что это не рискованный розыгрыш моих друзей, а печальная проза нашей жизни, предпочел оставить собравшихся в их очаровательном обществе и высказать свои соображения Вам в эпистолярном жанре.»

    Вы мне не поверили? Сознаюсь, слукавил. Это был не трамвай, а маршрутка, следующая в 8й микрорайон Митино уже в нашем 21 веке по маршруту 568. Я тоже где то слышал эту непонятную аббревиатуру. Опять шутка. На сегодня запас кончился. Дальше речь пойдет о серьезном и будет еще много букв. Продолжу для оставшихся. Надо сказать, в случившемся меня больше всего удивила не форма самовыражения, которой и я грешным делом иногда не чураюсь в соответствующей обстановке и компании, а неясность цели такого выступления.

Очевидно, что ни авторитета, ни популярности оно никому не добавит. Нес ли этот перфоманс некий художественный или общественный посыл я, к стыду своему, не разобрал. Впрочем, стыд, оказывается, понятие сейчас не модное и осталось в нашем далеком детстве. Ныне уже принято публично обсуждать кто, с кем и каким способом спал, ел или ходил в сортир. Я наивно надеялся, что тема креативных испражнений успешно похоронена принятым законом, однако она подобно зомби, снова встает из могилы во всем своем непристойном безобразии.

    Обычно я пишу только тогда, когда не могу сдержать беспокоящие меня мысли, когда мне очень хочется и есть чего высказать по какому-либо волнующему меня вопросу. Этим я отличаюсь от профессионалов, которые вынуждены ради куска хлеба насущного ежедневно выжимать из себя остатки творческого потенциала на потребу вечно голодной публике или заевшемуся заказчику. Прекрасно представляю, как это тяжело, как иссушает мозги и как воротит с души от этой неотвратимой обязанности. Когда я понял, что не смогу от звонка до звонка ежедневно рисовать длинные ряды окошек для фасадов типовых домов, то без особых сожалений покинул ранее любимую профессию, переключившись на менее спокойную, но удивительно увлекательную работу с людьми. Когда в тяжелые времена и она перестала кормить, нашел себе способ заработка, совмещающего коммерцию и творческий подход. Спустя годы ощутив, что и этого мне уже мало, а также необходимость излить в публичной форме накопившиеся впечатления и соображения о жизни, занялся блогерством. Имея более или менее стабильный и достаточный доход, считаю возможным относиться к писательству, как к хобби и строчить посты только, когда имею на то время, желание и материал.

 И мне искренне жаль людей, тратящих время на давно опостылевшее дело, которое вызывает скуку и раздражение, вместо того, что бы попытаться себе более подходящее их темпераменту занятие. Это вызывает стрессы, расстройство нервов и желудка, заставляя совершать бессмысленные и оскорбляющие присутствующих эскапады. В своей деятельности я пытаюсь придерживаться нехитрых принципов, открытых задолго до меня. Главный из них — можешь не писать, не пиши. Если нечего сказать, всегда лучше промолчать. Говорят, за умного сойдешь. По крайней мере, не сморозишь глупость. Не стоит засорять ноосферу лишней грязью и плодить ненужные сущности. Уважайте себя и окружающих, относясь к ним так же, как бы Вы желали, что бы они обращались с Вами. Не сомневаюсь, что кому то все сказанное покажется трюизмами и тавтологией, но это не значит, что, сев за компьютер, мы должны забыть все школьные прописи, как страшный сон и разучиться писать и выражаться так, как подобает грамотному и взрослому человеку, а не безграмотному быдлу.

      Вам не кажется, что когда курсистки начинают выражаться как биндюжники, следует ждать больших неприятностей, мордобития, если не кровопускания? Что то, по-моему, не так в нашей благословенной империи добра. Будет ли это очередной русский бунт, бессмысленный и беспощадный, или такое же кровавое побоище, называемое у нас на иностранный манер изысканно революцией, мне пока неведомо. Одно я знаю наверняка, что восставшая чернь, в первую очередь, сметет тех, кто стоит к ней ближе всего, хоть и живет немногим лучше. Они более доступны, незащищены и понятны, в отличие от, всегда готовых сорваться в Париж или Лондон, загадочных олигархов, которые всегда останутся в довольстве, прибыли и безопасности. Не лучше ли бы, не уподобляясь смердам, пытаться ежедневным и кропотливым трудом поднимать их до своего интеллектуального и культурного уровня, нежели самим спускаться в убожество и разврат? Или безопаснее оставить их в скотском неведении и невежестве, развлекая их и разлагая изнутри, дабы не накликать приход нового страшного мессии? Не в этом ли наше истинное предназначение? И стоит ли в этом участвовать? Полагаю, прежде чем писать, стоит подумать, что и зачем здесь делаем.