Об изуродованном революционерами русском языке

– Да, три легкие буквы отменили,
а три твердые дали. 
– Какие же твердые? 
– Скверные буквы: Гэ,Пэ,У. 
(Из дневника М.Пришвина)






10 октября 1918 года декретом Совнаркома «О введении новой орфографии» в бывшей России были установлены новые правила правописания, разработанные Народным комиссариатом просвещения. 


13 октября данный декрет за подписью замнаркома просвещения М.Покровского и управделами совнаркома В. Бонч-Бруевича был опубликован в газете «Известия» и стал непреложным руководством к действию.


Все типографии, издательства, учебные заведения обязаны были срочно перейти на новое правописание.
 

К сожалению, подлинное значение данного нововведения в судьбах России в достаточной мере нами и поныне не осознанно и не понято в силу целого ряда причин.
 

Со школьной скамьи мы смутно что-то представляли о старорежимной царской орфографии с никому ненужными «ятями», твердыми знаками и еще какими-то мертвыми буквами алфавита, которые отменила доблестная социалистическая революция русского народа, но каких-то подробностей о характере данной реформы, истинных целях и задачах инициаторов данной авантюры (другого слова не подберу) доселе ничего не знаем.

 

В последние годы интерес к дореволюционной русской орфографии в России заметно возрос. Прежде всего, это нашло отражение в возврате к написанию наименований некоторых торговых предприятий, изделий и, конечно же, православных издательств.

 

Яркие вывески типа «Трактиръ», «Яръ», «Грандъ» вполне уживаются в больших городах с англоязычными названиями всевозможных «шопов» и «дональсов». Среди православных издательств, ныне обозначающих себя в традиционном русском правописании, можно отметить такие, как «Паломникъ», «Лествица», «Русскiй Хронографъ», «САТИСЪ», «ЦАРСКОЕ ДЕЛО» и некоторые другие. Все чаще можно встретить (даже не в православных изданиях) написание слова мiр (в значение планеты, вселенной) с десятиричной буквой и (i), как это было принято в старой русской орфографии.
 

Наконец, все громче раздается голос филологов, лингвистов, ревнителей русского языка о катастрофическом положении нашего нынешнего правописания, об убийственной деградации современной разговорной речи в России.

 

Знаковым явлением в последние годы стало появление обществ за возврат к традиционной русской орфографии, отмененной большевиками в 1918 году…
 

Теперь о сути самой реформы правописания.
 

Подробные сведения о разрушительном характере новых правил орфографии можно найти у исследователей-специалистов (в том числе и из числа современных авторов: Т.М.Григорьева, И.П. Прядко, Тимофей Шерудило и другие). Три очень яркие статьи касательно реформы правописания, принадлежат известному нашему философу Ивану Ильину <…>.
 

Истины ради надо отметить, что длительные научные дискуссии по поводу возможной реформы русского языка велись задолго до событий 1918 года. Их начало следует отнести к 1905-1907 годам, то есть периоду зарождения первой революционной волны ХХ века в России.
 

По словам Ивана Ильина, те, кто затевал реформу, отличались формальным, недуховным мышлением, но были чрезвычайно активны и напористы: «была энергичная группа формалистов, толковавших правописание, как нечто условное, относительное, безпочвенное, механическое, почти произвольное, не связанное ни со смыслом, ни с художественностью, ни даже с историей языка и народа» (Из статьи «Заключительное слово о русском национальном правописании»).
 

Большинством отечественных специалистов-лингвоведов реформа правописания не была поддержана, более того, решительно отвергалась. Хранителем чистоты русского языка выступал и сам Государь Император Николай II, который, как свидетельствуют современники, весьма отрицательно реагировал даже на необоснованное употребление иностранных слов.
 

«Русский язык так богат, – говорил он, – что позволяет во всех случаях заменять иностранные выражения русскими. Ни одно слово не славянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка» (Наталья Бонецкая «Царь-мученик». Изд. Сретенского монастыря. С.10-11. 1997).
 

Противниками идеи реформы были и всемирно известный русский языковед (именуемый почему-то в СЭС советским филологом) – академик Алексей Иванович Соболевский, автор знаменитых лекций по «Истории русского языка» и признанный властитель дум русской интеллигенции Лев Николаевич Толстой и многие другие ученые, литераторы и общественные деятели царской России.
 

Революционно реформировать русское правописание попыталось Временное правительство, которое лишь декларировало в 1917 году впоследствии узаконенные большевиками новшества орфографии. Но сил тогда у братьев явно не хватило, оттого демагоги и болтуны первой волны передали эстафету покорения России агрессивной красной ветви, которые под знаками звезды, серпа и молота успешно довершили начатое грязное дело.


 

Было ли сопротивление новой реформе русского языка в России? Безусловно.
 

Несмотря на то, что сопротивляться нововведениям Советской власти означало в те годы попасть в разряд контрреволюции с соответствующими последствиями. Тем не менее, среди противников реформы мы видим таких разных людей, как Иван Бунин, Марина Цветаева, Иван Ильин, Александр Блок, Михаил Пришвин, Вячеслав Иванов, Марк Алданов, Иван Шмелев, будущий советский академик Д.С. Лихачев.
 

Академик П.Б. Струве, по словам Ивана Ильина, называл новую реформу не иначе как «гнусной». Сам Иван Ильин новое правописание наименовал «кривописанием».
 

Отрицательно отреагировали на попытку Временного правительства ввести новшества в русской орфографии, судя по одному из писем из заточения, и Царственные мученики. Так, в письме от Великой княжны Ольги Николаевны к М.С. Хитрово от 17 октября 1917 года есть такие слова: « Как тебе нравится новое правописание? По-моему, удивительно некрасиво и глупо» (Письма Св. Царственных Мучеников из заточения. С.-Пбг. С111. 1998).
 

<…> Кажущиеся упрощения, касающиеся отмены реформой букв «ять», «фита», и десятиричное (i) и ижица, а также изменения, касающиеся прилагательных, причастий и местоимений больно ударили по тонкому, органичному, создаваемому веками, организму русской грамматики.

 

<…> Очень зыбок и неубедителен и сам по себе довод о преимуществах облегчения и упрощения языка, на что очень остроумно откликнулся Иван Ильин:

«Это наглядный пример того, когда «проще» и «легче» означает хуже, грубее, примитивнее, неразвитее, безсмысленнее, или, попросту, – слепое варварство. Пустыня проще леса и города; не опустошить ли нам нашу страну? Мычать коровой гораздо легче, чем писать стихи Пушкина или произносить речи Цицерона; не огласить ли нам российские стогна коровьим мычанием? Для многих порок легче добродетели и сквернословие легче красноречия… Вообще проще не быть, чем быть; не заняться ли нам, русским повальным самоубийством? Итак, кривописание не легче и не проще, а безсмысленнее» (из статьи «Заключительное слово о русском национальном правописании»).


 

С введением нового правописания превратились в безсмыслицу многие выражения, поговорки, пословицы, крылатые фразы. Даже большевистский лозунг «Миру мир» в своем написании стал выглядеть кричаще абсурдным, но это нисколько не смущало ревнителей новой культуры, ратующих за то, чтобы сбросить с пьедестала истории даже Пушкина и прочих отживших писак.
 

Масса несуразностей возникла с написанием омонимов (слов одинакового звучания, но разных по значению). В Царском правописании они по преимуществу писались отлично, в советском же, такие слова как ели (деревья) и ели (употребляли пищу) стали писаться одинаково (тоже относится к омонимам: осел, мел, лечу, еду, слез, есть и т.д. и т.п.)
 

Как пример «кривописания» новой реформы, Иван Ильин приводит выражение: «пока у нас еще есть, что есть», или «я люблю её собаку» (в старой орфографии было бы: «я люблю ея собаку», то есть собаку женщины, а не женщину-собаку, как следует понимать буквально из кривописания).
 

Реформа русского языка 1918 года дала мощный импульс к искажению и дальнейшему уродованию великого языка наших предков, языка просветителей славенских: святых равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия.



Особенно ускорился этот процесс, сопряженный с прямым глумлением и издевательством над традициями святорусского языка, в наши дни, когда вседозволенность выражений, матерный лексикон, засилье иностранной терминологии, блатные словечки стали делом обыденным и даже более того, привлекательным и престижным. 


Особенно усердствуют в том телевидение, периодические издания, авторы которых словно соревнуются порой в степени хулиганского обращения с русским языком.


На ужасном отвратительном жаргоне воспитываются наши дети, мат захлестнул либерально-демократическую Россию, накрыв ее с головой, девятым валом, наряду с хамством, безкультурием, пьянством, наркоманией, разбоем.

 

И, тем не менее, ростки движения за возврат к традиционному русскому правописанию все же обозначились, и это очень отрадно.



Только старая орфография и есть в собственном смысле орфо-графия, или правописание, а та порча русского правописания, которая насильственно введена в употребление большевиками в порабощенной ими России в декабре 1918 года, не может и не должна претендовать на то, чтобы именоваться правописанием, а есть только искажение правописания».
 

Можно ли вернуться к старому правописанию – это тема отдельного разговора.

 

Владимир Невярович, врач, писатель, поэт, публицист