Между империей и цивилизацией

О двух Россиях, у которых почти нет ничего общего. 

Для начала одно наблюдение, которое мне кажется вполне метафорическим. Те из вас, кто был в Афинах, помнят этот метафорический пейзаж.

Над городом на скале – Парфенон, а внизу – сегодняшние Афины. И там обитают сегодняшние греки. Все это, как правило, милейшие люди, но они не имеют никакого отношения к тем, кто делал Парфенон, к греческой цивилизации, к Софоклу, Аристотелю, к афинской школе... Это просто люди, которые живут на том же месте, где все это было когда-то, и, с поправкой на столетия под османским игом, генетически как-то восходят к людям, которые делали афинскую школу.

Но цивилизации создаются не генетикой. Цивилизации создаются школами. В этом смысле греческая цивилизация пережила века в своей высшей точкe, но это было давно. А теперь тут живут люди, ездят на мотороллерах, торгуют; все прекрасно. Только это уже не имеет никакого отношения к цивилизации, это просто находится на том же месте!

Русская цивилизация достигла своего пика в конце XIX – начале ХХ века. Еще всего за пару столетий до этого Россия была даже не окраиной, а выселками Европы. То есть: вот Европа, а дальше на восток есть еще что-то, но это не очень интересно. Потому как не Европа.

И вдруг за пару-тройку веков выясняется, что это европейская цивилизация. Огромная русская цивилизация, без которой уже невозможно представить цивилизацию мировую. По Платонову, без нас народ уже «неполный»: Менделеев, Павлов, Вернадский, Чайковский, русская философская школа, Толстой, Достоевский, Чехов, Циолковский, Шагал, Серебряный век…

Приобщение к Европе оказалось очень характерным: Петр Первый взял от нее инструментарий. Корабельное дело, науки, технологии… Боярские дети посылались туда именно за этим. Петра, по понятным соображениям, совершенно не интересовала идея самоуправления. Все это делалось во имя державной идеи, которая в нем воплотилась мощно – и закончилась (уже после него) тем, чем всегда кончаются имперские проекты… Усталостью и обрушением.

Россия взяла у Запада плоды его развития, совершенно не поинтересовавшись, откуда это все, собственно, взялось. А Европа проделала огромный путь, связанный прежде всего со свободой. С освобождением человека! История Галилея и всей европейской науки – это летопись политической борьбы, борьбы против невежества и мракобесия.

Но к XVIII веку европейские университеты и академии уже вовсю работали. А значит, Россия могла многое взять – готовым.

Она берет это, если получается, и поныне – и это базовое проклятие мы продолжаем весело нести на себе… На новом этапе веселья добавляет глобализация, оборотная сторона которой как раз и состоит в прекрасном шансе на всяческую халяву.

Если в прежние века каждый получал более или менее по развитию своему (в Европе получите европейское качество жизни, в Африке – африканское), то сейчас – спасибо глобализации – перед нами дивная типовая картина: дикарь на БМВ с айфоном в руках. Дикарь, которому совершенно не надо развиваться для того, чтобы иметь все эти игрушки цивилизации!

Ему даже не надо зарабатывать на этот БМВ и этот айфон – достаточно цен на нефть или чего-то такого. Он снял сливки с западной цивилизации и совершенно не заинтересован – руководящий дикарь особенно! – ни в каком социальном развитии для своей страны.

Это ловушка, и перед Европой тема встала уже в полный рост. Кажется, условная «европейская» цивилизация уже навела на резкость эту проблему. Вынуждена навести.

Ибо есть внешний мир, которому очень нравится Европа – по уровню жизни и в смысле социальных гарантий. Прекрасно, говорит внешний мир, давайте все приедем в Германию, там отличные социальные гарантии!

Что с этим делать? Пускай Европа это решает, но мы-то – по другую сторону проблемы! Мы, россияне, находимся в числе тех, которые пришли и сказали: отлично, нам нравится ваша цивилизация! «Дайте два!» Нам нравится шопинговаться в Милане. Нам нравятся немецкие машины. Нам нравятся итальянская обувь, французский парфюм, американский айфон… Давайте все это! Но не учите нас жить. Не лезьте в наши внутренние дела. Не рассказывайте нам, как надо. Давайте плоды вашей цивилизации – и займите свое место в нашем сознании: растленная «гейропа», «пиндосы» и все остальное.

И вот наш дикарь: в итальянской обуви, на немецкой машине, с американским айфоном… Из своего – только Христос. Больше, собственно, ничего отечественного (потому что Христос, как известно, наш… Ну, не еврей же, прости господи). Духовность! Ничего, кроме нее, мы не производим. Ну, еще женщины красивые. Вот, собственно говоря, и весь импорт... Айфон ваш, духовность наша. И это очень удобная ситуация, которая фактически делает ненужным развитие.

Мы проходили по учебникам истории прошлые случаи невозможности жить по-старому: сознание человека, его потребности иногда опережают текущую организацию жизни… Дальше начинается «самостояние человека – залог величия его», как сказано у Пушкина. В Европе это случилось. 800 лет Великой хартии вольностей, почти тысячелетняя традиция свободы, университетов...

Прыжок в пустоту

А тут выясняется, что можно все это перепрыгнуть – и сразу взять плоды. Не надо развиваться! Парадоксальная ситуация: выигрышная тактически и абсолютно, чудовищно проигрышная стратегически! Тебе не надо ничего делать и еще твоим детям, может быть, не надо. Но нарастает разрыв между социальным устройством общества и сознанием людей, менталитетом… И в какой-то момент это приходит, как нас учили в советские времена, в антагонистическое противоречие.

В России сегодняшней – две России, у которых почти нет ничего общего.

Есть та, что традиционно ориентирована на европейские ценности, поскольку мы уже несколько веков учим европейские языки, ориентируемся на Европу и т.д. И есть другая Россия, намертво застрявшая в феодально-имперском сознании. Империя и цивилизация сталкиваются на просторах времени…

В Англии победила цивилизация. Выяснилось – и блестяще доказано! – что великая цивилизация может пережить великую империю. Империя осталась в качестве декорации: есть Букингемский дворец, есть гвардейцы в шапках… Но страна живет уже по другим законам! Это цивилизация, в которую входят на равных и певец империи Киплинг, и Оскар Уайльд. С дистанции века-полутора они уже через запятую: Киплинг и Уайльд! И в этом нет никакого противоречия, потому что и тот и другой – высшие достижения цивилизации! А от империи осталась прекрасная декорация. Но имперское устройство – тяжелое, устаревшее устройство не висит на ногах у общества! Страна пошла дальше.

Я немножко боюсь быть драматичным или мелодраматичным, но мне кажется, что в России сегодня мы подошли к этой важной развилке вплотную, если уже не проскочили ее. Россия времен Путина – безусловно, тревожная симптоматика живучести имперского российского гена!

Российская империя в отличие от цивилизации достигла своего пика в середине ХХ века, после Второй мировой войны, когда на паях с Америкой мы владели миром. Полумиром владела эта империя! И, конечно, это была именно империя!

В том-то и заключается наша ошибка 1991 года, ошибка моего поколения по крайней мере… Мы полагали, что все дело в КПСС, в СССР. Что мы имеем противника в лице коммунистической идеологии, которую надо победить.

Ну, победили. И оказалось, что поменяны лишь одежды. Мы удивительным образом не понимали тогда такой простой (для нас сегодня) вещи.

Собственно коммунистической идее жизни в Советском Союзе было два десятилетия. Уже к середине 30-х был разгромлен и расстрелян Третий интернационал. В начале 40-х годов Сталин вернул все русские военные ордена, погоны... И тост поднимал – за великий русский народ! Это была в чистом виде имперская тема. Это была русская империя, достигшая своего пика под красным знаменем. Цивилизация же погибала. Она была расстреляна, выгнана вон, рассеяна по земле, деградирована…

И здесь парадоксальный случай. Ибо, как только мы хотим предложить что-нибудь на экспорт, торгануть брендом России, бойкий федеральный коробейник выкладывает на лоток – что? Память о великой цивилизации!

Что мы демонстрировали миру на открытии Олимпиады в Сочи? Чем Россия хвасталась перед миром? Не Лубянкой же и не ГУЛАГом: Наташа Ростова, Серебряный век, Ахматова, Чехов, Менделеев! Империя выволакивает на рынок и успешно втюхивает миру в пиаровских целях цивилизацию, которую она убила. Потому что у власти сегодня, повторяю, как раз те, кто убивал эту цивилизацию! Чеховских сестер изнасиловали в 18-м году революционные матросы. Потомки чеховских и набоковских персонажей – Прозоровых, Годуновых-Чердынцевых – если живут, то живут явно не в России. Здесь – потомки лакея Яши и Расплюева.

Путинская империя торгует образами мертвой цивилизации. Это так же, как если бы сегодняшние греки гордились Сократом и афинской школой… Причем еще наглее и глупее, потому что нынешние греки хотя бы не уничтожали свою цивилизацию сами!

Это, конечно, парадокс, еще не осознанный нами. Большинство россиян искренне считают себя частью цивилизации, давшей миру Льва Толстого. Но от Льва Толстого нам, сегодняшним, прилетает прямым в голову! Просто нокаутом с каждого поворота. В его отношении к православию и патриотизму, с его отношением к Петру, к империи и имперскому гену… Поэтому, кстати, столетие со дня смерти Толстого в России отметили очень скромно, спустили на тормозах…

Наш доминантный ген – имперский, а не толстовский. Отсюда и успех Путина. Да, это нам родное, это у нас все время чешется. Это легко подкупает пустоватые головы – величие! Причем представление о величии связано именно с имперской темой.

Кто-то замечательно заметил, что Путин – выдающийся политик ХIХ века. Когда величие политика еще определялось количеством захваченных земель, территорий. Когда великим был тот, кто расширил территорию страны…

Но сегодня ХХI век, а мы все играем в эти замшелые бирюльки.

США за весь ХХ век не расширили свою территорию ни на один квадратный метр. Цивилизация расширяет свое влияние Силиконовой долиной! И у русской цивилизации огромные возможности… хочется сказать «есть», но скорее всего были – возможности влияния. Есть русский язык, на котором говорили 300 миллионов человек, есть общая новейшая история. Есть русская математическая школа, физическая школа. Что мешало продвигать русский язык и русские школы? Кто-нибудь закрывал дом Чехова в Ялте? Дом Волошина в Коктебеле?

Но Путин, как и его предшественники, вспоминали про «русский мир» только в связи с имперской темой.

Когда возникла тема Севастополя, кто ее ввел в обиход? Не Путин – Лужков! В конце 90-х, когда возмечтал перейти из хозяйственников в разряд федеральных политиков. Именно тогда в больших федеральных СМИ впервые появилась тема Севастополя как «города русской славы», тема Крыма и т.д.

Только когда возникает необходимость игры на имперских струнах, мы вспоминаем о русском языке, ущемленной русской культуре...

Русских в Туркменистане путинская администрация сдала за кубометры туркменского газа – знаменитая серая схема газопоставок, помните? 400 тысяч русских в Ашхабаде в Туркмении были росчерком пера отданы в лапы Туркменбаши. Они проснулись, перестав быть гражданами России, в руках у прямого восточного тирана – за газопоставки! Поэтому когда о Путине говорят как о защитнике русского населения, вспоминайте про этот туркменский газ…

Причем в отличие от Крыма, там-то, в Ашхабаде, действительно закрыты все библиотеки и театры – все, что связано как бы то ни было с русской культурой, с русским языком.

И те, кто остался и не успел уехать, уезжали на совершенно рабских условиях, за пять копеек продавали дома, потому что жить там уже было невозможно. А теперь и выехать не могут. Они были преданы Россией. Империю интересовали только имперские темы.

Тема защиты цивилизации противоположна имперской теме. Ключевский, говоря о наших проклятиях, заметил, что мы как цыгане, которым легче заселить новые территории, чем обустроить старые. И в этом смысле бескрайние российские просторы сыграли с нами злую шутку.

Как заселялась Россия? Уходом наиболее активных и вольнолюбивых крестьян из-под феодальной власти после очередного приступа крепостничества. Люди снимались и уходили на восток, где были свободные территории. Экстенсивное развитие. Легче было уйти!

Государство-армия

Александр Герцен в свое время заметил: «Государство расположилось в России, как оккупационная армия». Универсальная формула…

Кстати, при любой оккупации большинство существует вполне благополучно. Партизаны, сопротивление – это удел меньшинства. Остальные приспосабливаются к любой власти. И эта приспособляемость – объяснение всех 100-процентных рейтингов всех авторитарных лидеров. При ближайшем рассмотрении вся эта поддержка умещается в формулы «пропади они пропадом» и «моя хата с краю».

В советское время была в ходу такая шутка: «они делают вид, что платят нам зарплату, мы делаем вид, что работаем». Шла параллельная жизнь. Оруэлл называл это двоемыслием. «Они строят коммунизм, ну и пусть. Для того чтобы нормально жить – надо поднять руку? Хорошо, я поднял руку. Можно опустить? Опустил…»

Это был контракт между государством и обывателем. Мы знали, что мы их не избираем, что они навсегда. И в советское время мы их не избирали, и сейчас (для большинства населения) они – навсегда. Был, правда, короткий период свободы, когда начали привыкать к тому, что выбираем, но Натан Эйдельман предупреждал: «свободы» в России длятся 10–12 лет.

Он умер в 1990 году, точно предсказав срок новой русской свободы.

А в остальное время… Было ощущение, что они – навсегда. Я, например, предполагал, что всегда буду жить «при коммунизме» (начиная с 1980 года). Ну, значит, надо приспосабливаться… Значит: Марченко пойдет в тюрьму и на смерть, 100 человек в СССР будут выпускать «Хронику текущих событий», а 10 тысяч – ее читать. 100 тысяч человек будут слушать «Голос Америки» и Би-би-си. Может быть, на круг – миллион в самом оптимистическом варианте.

А остальные 300 миллионов? Проголосовал и контракт с властью выполнил – живи. Пиво, футбол, девушки, туризм… Отсюда вся эта культура песен у костра. Это и было представление о свободе – пойти лесом в некотором смысле.

«Можно, мы у костра не будем строить коммунизм? Мы же вам у костра не помешаем. У нас тут девушки, гитара, водочка… Вы строите коммунизм, а мы – «Милая моя, солнышко лесное…»

И поздняя советская власть охотно соглашалась на такие уступки. Не надо было, как в 1920-е или 1930-е годы, непременно давать клятвы ей на верность. Достаточно было не оказывать сопротивления. Все были комсомольцами. Я тоже был комсомольцем и вовсе не осознавал это как компромисс или позор. Я был нормальный советский школьник с мантрой шестидесятников в юной голове: «Сталин плохой, Ленин хороший».

Да, маразм, но мы-то – сбоку. «Спартак» играет, репрессий нет, книги дают под макулатуру, можно даже Булгакова купить. «Таганка» есть, Тарковского показывают на окраине Москвы, 10-часовой сеанс: «Зеркало». Как сейчас помню, собирается толпа, полный кинотеатр… Власти относились к этому вполне рационально, как и сегодня, кстати: на телевидение, конечно, нельзя, а так – почему нет?

Это описание параллельного существования с государством. И объяснение всех этих рейтингов. По большей части это рейтинг привычного безразличия, привыкания.

Симптоматикой чего является Путин? Если не воспринимать его как «доктора Зло»... Хочу вспомнить старую и печальную мысль одного из наших историков о том, что русская цивилизация не победила татар, а просто взяла себе татарский инструментарий. Сегодняшний путинский федерализм – это тот же ясак, собирание дани с земель.

Русские князья были наместниками татар, тогдашними «губернаторами». Просто «Кремль» был в ставке Чингисхана, вот и все. Потом выяснилось, что мы можем обходиться без татар: сами прекрасно владеем инструментом насилия. Сами можем убивать, выжигать города... Московское княжество прекрасно это делало, на фиг нам Батый! Вот тогда и сложилась эта самая «оккупационная армия», с которой Герцен сравнил наше государство.

А как же традиции демократии, которые возникали параллельно с Ганзейской унией? Самоуправление по типу Новгородского вече – это ведь тоже русская традиция!

Традиции бывают разные

Тут мы подошли к лингвистической ловушке, которой пользовалась советская и пользуется российская власть для запугивания либералов. Это звучит так: «Вы еще скажете спасибо, что мы вас охраняем от народа. Если дать волю народу – ого-го! Вы же понимаете, какие у нас традиции…»

На это стоит заметить, что традиции у нас очень разные. Есть Новгородское вече и есть Малюта Скуратов. Шариков и Швондер – наша традиция, но профессор Преображенский и Борменталь – тоже наша традиция!

Так почему же, говоря о русском народе, мы непременно имеем в виду Шарикова? Почему по умолчанию не имеем в виду профессора Преображенского? Потому что Преображенского расстреляли. Его расстреляли, и доминантой стал Шариков, вот и все.

Чуть подробнее про это. Профессора расстреляли, пожалуй, в 1929 году, Борменталя – в 1932-м, а в 1937-м Шариков шлепнул Швондера. Вот и объяснение, почему фильм «Собачье сердце» драматичнее и даже цельнее по-своему, чем повесть Булгакова.

Повесть была написана в 1924 году, когда еще можно было хотя бы фантазировать, что Борменталь и Преображенский прирежут обратно эту поганую собачку – и добро восторжествует. В годы, когда писалось и публиковалось (в Берлине) «Собачье сердце», Булгаков мог оттянуться хотя бы на просторах художественного произведения…

К моменту, когда снимался фильм, все уже состоялось. Отсюда и музыка Дашкевича, совершенно трагическая, как бы подчеркивавшая то, чего не знал Булгаков, но знаем мы, зрители. Мы-то знаем, что будет дальше. И никакой надежды у нас нет: в отличие от Булгакова мы уже прочли Оруэлла.

Так вот, сегодняшний Путин, если смотреть на него с исторической дистанции… Да, его фамилия могла быть Лужков или Примаков. Но возврат к имперской теме был почти предрешен. Закончилось десятилетие русской свободы, которая не принесла прорыва…

Неоконченные реформы – это ведь тоже русская традиция! Именно на обломках неоконченных реформ всегда вырастала новая жесткая имперская вертикаль.

Откуда берутся бомбисты

«Нетерпение» – так назывался роман Юрия Трифонова о народовольцах. Писатель задавал этот вопрос себе, имея в виду не только народовольцев, но и следующие поколения, в том числе и поколение своего отца, расстрелянного в 1937 году, а в 1920-х успевшего повоевать красным комиссаром и понаделать разных дел. Трифонов писал о народовольцах, но все понимали, о чем он.

Власть не доделывала реформ – она делала их двусмысленными, мучительными, неоконченными (или просто подлыми, когда под видом реформ проводились контрреформы); через какое-то время все это осточертевало самим реформаторам, ибо не приносило результатов...

Народники шли с книжками в народ – власти начинали их «винтить», пороть и ковать в кандалы; народники уходили в народовольцы и начали взрывать; власть еще туже закручивала гайки, народовольцы снова взрывали. И милости просим: 1905 год и далее со всеми остановками…

Не сделанные вовремя реформы, невыученные уроки истории приводили к новому террору и возникновению еще более жесткой вертикали власти.

Реформенным просветом казался НЭП 1920-х. Потом – ХХ съезд КПСС… Но он так и не назвал черное черным, а белое – белым. «Косыгинские реформы» были всего лишь попыткой приживить саженец к древку знамени.

В конце 1980-х и начале 1990-х произошел исторический прорыв. Это был огромный шанс. Но 1990-е годы стали смесью политических ошибок и просто предательства. Слова «либерализм» и «демократия» стали наполняться новым содержанием: они уже не ассоциировались ни с Сахаровым, ни с профессором Афанасьевым, ни с академиком Рыжовым… Время, предполагавшееся как время свободы и демонстрации ее возможностей, стало ассоциироваться с вице-премьером Сосковцом и красными пиджаками, с воровством, беззаконием, «распилом» и беспределом. Лихие 90-е в общественном сознании.

Это, надо заметить, было зеркальным отражением траектории, по которой прошли и коммунистические идеи… Моя бабушка вставала при звуках «Интернационала». Я помню честных коммунистов. Помню бабушкиного старшего товарища, сидевшего еще при царе в Орловском централе (потом, разумеется, он отсидел 17 лет при Сталине – все как полагается...)

Но мы помним честных людей, для которых красное знамя означало свободу, равенство и братство! С какого-то момента серп и молот стали означать только ложь и насилие.

То же произошло и с идеей «либерализма». После того, что под этим знаменем делалось в 1990-х, откат был абсолютно предрешен. Во второй половине 90-х годов никакой российский Гавел эволюционным путем возглавить страну уже не мог. Если бы не проект «Путин»... Но случился Путин – и ему сильно повезло.

После 11 сентября 2001 года США поневоле сфокусировали все внимание на талибско-иранском направлении: им была очень важна российская поддержка или хотя бы отсутствие противодействия. И Путин не ошибся, сделав шаг навстречу. Россия обеспечила США базы в Ульяновске и Средней Азии – и за это Америка, разумеется, простила Путину все: и разгон НТВ, и арест Ходорковского, и фальсификации...

Но настоящее его везение было связано, конечно, с ростом цен на нефть. Подъем экономики начался еще до Путина, но политические сливки опять снял именно он. Дикая нефтяная лафа вылилась в благодарность россиян своему новому президенту.

В гайдаровские времена, напомню, как о манне небесной мечтали о 25 долларах за баррель. И если бы такие цены, как при Путине, достались Гайдару, «лишние» миллиарды могли бы пойти на реформу экономики… Но деньги попали в руки. Причем остатков наворованного с лихвой хватило даже на то, чтобы поделиться еще и с народом для наращивания рейтинга. Народ с радостью вступил в эти новые контрактные отношения: делайте что хотите – оставайтесь у власти, сажайте кого угодно, воруйте сколько сможете, входите в списки Forbes – только делитесь! А что еще надо? Свободу? Да, но только какому-то совсем небольшому количеству граждан.

Долгое время этот контракт работал вполне успешно.

Сейчас, напоровшись на изоляцию и стагнацию, власть уже не в силах его выполнять, но за 20 лет она успела так успешно разломать все механизмы обратной связи и так качественно растлить и деградировать население, что «партия телевизора» все еще побеждает «партию холодильника».

Любой наркотик рано или поздно вступает в сильнейший конфликт с реальными нуждами организма… Сроки тут загадывать бессмысленно, но от законов исторического развития, боюсь, деваться особо некуда.

Виктор Шендерович, «Независимая газета»