Как мы жили. Глава 3: Медицина

Если я скажу, что с детства мечтал стать врачом, то это будет наглая ложь. Ни о чем подобном я и не помышлял. Мне вспоминается, что в самом раннем детстве я хотел стать пожарным, потом клоуном, потом библиотекарем, а накануне принятия окончательного решения я склонялся к журналистике и собирался поступить в университет.

Но... Тут придется сделать отступление, надеюсь меня простят за него, но иначе мы не тронемся дальше.

Моя любимая бабушка много лет проработала акушеркой в том самом селе, где я родился, потом она пошла на повышение, перешла медсестрой в тубсанаторий, потом стала старшей медсестрой районной больницы, той самой, куда увезли рожать мою маму, т.к. роды были тяжелые и сложные. Под влиянием моей бабушки, т.е. мамы моего отца, мама бросила работу фининспектора и закончила сестринские курсы и до самой пенсии проработала медсестрой в разных больницах. Мой дядя был знаменитым и лучшим в республике хирургом, профессором, заведовал кафедрой, а его жена и моя тетя, т.е. сестра моего папы, была кандидатом биологических наук, но всю жизнь проработала в медицине, заведовала лабораторией в мединституте. Уф, вот и конец отступлению, а вы, я надеюсь, поняли, что при таких медицинских корнях я был обречен стать врачом. Тем более, что два года проработал в мединституте, когда учился в 10-11 классе вечерней школы, т.к. нужно было зарабатывать себе на жизнь. Работал я сначала курьером, затем личным секретарем ректора (родного брата моего дяди), а затем еще и начальником канцелярии мединститута, т.е. регистрировал всю входящую-исходящую корреспонденцию и давал задания машинисткам по распечатке всяких приказов и пр.

И вот тут, в приемной ректора, я познакомился со всем профессорско-преподавательским составом мединститута. И еще одно маленькое отступление, не серчайте, пожалуйста.

Кишиневский государственный мединститут был организован сразу после войны, в 1947 году, но возник он не с нуля, а на базе полностью переведенного в Кишинев 2-го Ленинградского мединститута, более того, он был усилен рядом профессоров из других ВУЗов Союза. И должен вам заметить, не худших. И вот я, 16-летний сопляк, сидел в приемной, как апостол Петр с ключами от рая, и от меня зависело попадет ли профессор N  к ректору, а если попадет, то когда, и один я знал какое настроение у ректора, и не спрашивал ли он о профессоре и пр. и пр. Я же вел список записи на прием. Но не это главное. Все эти ученые и ужасно интеллигентные люди, с множеством званий, наград, а порою и титулов (был профессор-граф, у брата которого в Швеции был фамильный замок) в процессе ожидания общались со мной, юнцом, да не просто общались, а вели долгие беседы о том о сем, хотя вот убейте меня, не вспомню о чем, настолько я был потрясен самой возможностью общаться с такими людьми НА РАВНЫХ. Нет, это они со мной были на равных, а я только рот разевал да глаза таращил и старался понять - что из бесед со мной они могли вынести, о чем со мной вообще можно было говорить, и как я вообще смел рот открывать в их присутствии и что-то там вякать. Но говорю так, как есть. А веду вот к чему - знакомство с такими потрясающими людьми понемногу изменило мое отношение к выбору будущей профессии и поэтому моим родственникам не пришлось слишком долго меня уговаривать, и я подал документы в мединститут.

В мое время это был очень хороший институт, а может и лучший в республике. Он достоин более подробного рассказа о себе, но я этого делать не буду, т.к. пишу сейчас не о том. Скажу лишь, что из него вышло немало высококлассных специалистов различных медицинских профессий. Но больше всего мне запомнились мои друзья-евреи, которых было не так много (в то время действовало 5%-ное правило, лимитирующее прием евреев в ВУЗы), но именно они учились не за страх, а на совесть, и почти все стали выдающимися врачами. Трудятся они, правда, в большинстве своем в других странах, но большая их часть в Израиле. А кое-кого уже нет в живых. Многие мои друзья-медики стали ведущими спецами и у себя дома, возглавляют крупные больницы, кафедры. Но продолжу о себе.

На 4-м курсе, еще не дойдя до знакомства с психиатрией я все же взбрыкнулся и ушел из мединститута, уехал к своей будущей жене в Подмосковье, где и прожил почти год, а вскоре и женился в возрасте 23-х лет. Жена моя ни под каким видом не хотела переезжать в Кишинев, тем более, что получила московское распределение и настаивала, чтобы и я перебрался в Москву. Дело чуть не дошло до развода и она все же сдалась и переехала ко мне. А тем временем мои высоученные родственники-эскулапы пытались вернуть меня в гиппократово русло и пока что оформили задним числом мне академотпуск, в надежде, что я одумаюсь и вернусь в альма матер. И я вернулся, а куда мне было деваться. А вскоре начались занятия по психиатрии и я попал в группу к человеку, который сыграл большую роль в моей судьбе.

Он был ассистентом кафедры, к.м.н., но именно к нему в группу мечтали попасть все студенты, вот как мне повезло. Владимир Михайлович Михлин, сын профессора Михлина, из той, первой, ленинградской плеяды профессоров, он заведовал кафедрой органической химии. Скажу сразу, именно встреча с моим преподавателем курса психиатрии примирила меня с медициной и позволила выбрать себе будущую специальность. С самим же Володей, так мы в дальнейшем общались, т.к.

стали со временем друзьями, в том числе и по части книголюбства, встречались мы не только на занятиях, но и дома и в клубе книголюбов, который я в то время возглавлял. Но дружба наша продлилась недолго, Володя был тяжелым гипертоником и вскоре умер в возрасте 44 лет, а его семья уехала из страны.

После окончания института я попал в центральную клиническую психиатрическую б-цу (кстати, крупнейшую в Европе на тот момент), в замечательное отделение пограничной психиатрии. И тут мне сново повезло, т.к. именно пограничная психиатрия, т.е. неврозы, психопатии, патологические развития личности и пр., считаются самым трудным разделом психиатрии, но важно еще и то, что эти больные как бы не перешагнули некую грань, отделяющую их от "нормальных", не душевнобольных людей, и у них сохранились шансы вернуться из своей болезни в нормальную жизнь. Эта школа дала мне очень много в понимании людей вообще, особенностей их характера, темперамента и других душевных качеств. А т.к. я человек очень открытый и контактный, то могу сказать, что мои больные научили меня куда большему, чем научил их я. На 3-м году работы на общебольничном конкурсе я стал победителем, т.е. был признан лучшим врачом б-цы, но в грамоту, врученную мне, в последней момент было вписано "Лучший молодой врач" и, как выяснилось впоследствие, на этом настояли старшие врачи (это должность такая), а звание просто лучшего врача было присвоего одному из старожилов. Меня это очень обидело, грамоту я порвал, как, впрочем и все последующие. И вообще должен сказать, что выговоры, которых у меня было несколько, действовали на меня куда благотворнее, чем грамоты и похвалы. Они заставляли меня задуматься и кое-что изменить в себе и в своих поступках. Через 4 года мне предложили возглавить новое отделение наркологии и я согласился. Здесь я проработал 14 лет как заведующий, пока не ушел из медицины навсегда.

Просто для сведения замечу, что по-настоящему обеспеченным человеком я был именно в бытность свою врачом. Полторы ставки, заведование, доплата за категорию, 25% надбавка за вредность, отпуск в 48 рабочих дней и зарплата от 300 до 500 рублей в месяц. На пенсию я вышел именно по врачебной зарплате, хотя пенсия эта нищенская (где-то 110 баксов!), но считается у нас неплохой, у жены, к примеру она в 2 раза меньше.

Мне кажется, что я был неплохим врачом, через мои руки прошло около 3 тыс. больных, многие вернулись к нормальной жизни и навсегда бросили пить. У меня пролечилось 2 сына моих учительниц, в том числе и самой первой моей учительницы, о которой я писал в одном из своих очерков. Работа мне нравилась, отделение мое располагалось при промпредприятии, т.е. вдали от больницы и поэтому я был свободен в своих действиях, все решения принимал сам, и не только по медчасти, хватало и других забот. Коллектив отделения состоял только из женщин - 8 сестричек, 11 санитарок и трудинструктор. Эта женская команда тоже многому меня научила и я навсегда останусь им благодарен за науку и даже за те выговоры, которые получил. Отделение было рассчитано на 50 человек, мужчин, у них я тоже научился многому и закалил кое-какие свои качества. Легко ли работать врчом? Я отвечу - очень тяжело, хлопотно и это большое испытание тебя, как личности, а не только как специалиста. Учиться я любил и люблю, так что в специальности своей не отставал, но вот огромное чувство ответственности за каждого больного и каждого члена коллектива, за все, чем руководишь - это может измотать любого. Тем более, что помощи мне ждать было не от кого, в отделении я был один в полутора лицах, т.е. на полторы ставки. Но это и вдохновляло, не позволяло расслабиться и все время требовало от меня быть на высоте положения. Это хорошая, но изматывающая школа. Мне же не хватало общения.

Медицинская среда вещь довольна косная и даже ограниченная, хотя я знал немало врачей, которые были высококультурными, начитанными людьми, с богатым жизненным опытом, умеющими неформально общаться. Но, во-первых, я был вдали от коллектива больницы и, во-вторых, в 80-е годы начался выезд из страны именно тех, с кем я дружил, с кем имел общие интересы, кого уважал, у кого учился. И мне стало тяжко.

В конце 1990 года было организовано городское об-во книголюбов, как отдельная организация и были назначены выборы председателя будущего правления общества. Я узнал это случайно при посещении республиканского общества. И я подал заявку на участие в выборах, вот так сразу и не раздумывая. Через 2 недели я выиграл эти выборы с подавляющим преимуществом, хотя моим конкурентом был инспектор из ЦК КПМ. Видели бы вы его лицо когда он покидал это собрание. На следующий день я подал заявление на увольнение и с 1 января 1991 г. приступил к своим новым обязанностям. Вот и все о медицине в применении к собственной биографии. Добавлю лишь, что именно тогда и, пожалуй, впервые в своей жизни я понял, что такое свобода. Твоя, личная, та, к которой ты сам приложил руку и сумел ее добиться. Мои родственники-врачи, особенно двоюродная сетра и ее муж, тоже врачи, выразили мне свое возмущение, назвали предателем и перестали со мной общаться. Бойкот это продлился целых 3 года. А я до сих пор благодарен судьбе за то, что сделал этот шаг. Я твердо знаю, что не смог бы работать в современной медицине, иначе мне бы пришлось слишком многое в себе предать и вообще стать другим человеком, я же предпочитаю оставаться самим собой.