На пороге перемен

мммм

Где же истина? Но оказываются правы те и другие, если оценивать их рекомендации в зависимости от состояния социально экономического здоровья общества в целом на рассматриваемый момент времени. А под здоровьем следует понимать баланс между социальной справедливостью в обществе и его экономической эффективностью. Это когда с социальной справедливостью все в порядке, а общество богатое, потому что имеет эффективную экономику. При этом социальная справедливость и экономическая эффективность не могут быть постоянными. Ведь даже на бытовом уровне всем понятно, что есть более или менее справедливое распределении. Точно так же экономика может быть более или менее эффективной. Поэтому баланс между социальной справедливостью и экономической эффективностью в здоровом обществе тоже не может быть постоянным, а колеблется. Но в допустимых пределах. Подобно тому, как в автоматическом холодильнике оптимальную температура для сохранности продуктов невозможно удержать постоянной, но допускается ее колебания в допустимых пределах. Ровно также допускаются колебания жизненно важных параметров у здорового человека. Для примера можно выбрать артериальное давление. При физических или психических нагрузках оно повышается. Но после снятия их приходит в норму. А у больного гипертоника давление остается повышенным и после снятия нагрузки. Поэтому он вынужден принимать лекарства. В нашей аналогии – кейнсианство, когда не помогает монетаризм. Но нельзя допускать “подсаживания” на кейнсианство подобно тому, как вредно подсесть гипертонику только на лекарства. Оптимальным является сочетание лекарственных с естественными, что можно назвать здоровым образом жизни. В частности бегом от инфаркта, но дозированным, чтобы не прибежать к нему. Мы же оказались подсаженные на кейнсианство еще с той революции. Кстати, Кейнс симпатизировал Советской России: «Ленинизм — предмет   величайшего интереса. Мы, люди Запада, будем наблюдать все то, что делается в СССР, с чувством и живым интересом в надежде, что мы можем найти такие вещи, относительно которых мы можем тут поучиться» [Кейнс Дж. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. М.: Экс- мо, 2007. с. 938–939].

Из сказанного напрашивается вывод: развивающееся в социально – экономическом плане общество характеризуется уменьшением диапазона колебаний баланса социальной справедливости и экономической эффективности. Или, если совсем просто, оно непрерывно становится все справедливее и экономически эффективнее.

Но 30 лет назад без малого мы, подсевшие на кейнсианство ( и на патернализм как следствие), скачком перешли к монетаризму и получился бег к инфаркту.

 А качество действующей на данный момент экономической модели, не зависимо кейнсианство это или монетаризм, можно оценить, пользуясь формулой товар – деньги – товар. В идеальном варианте она превращается в равенство в прямом (математическом) смысле:       товар = деньги + кредит = новое производство, если товаропроизводитель не продешевил, покупатель не переплатил (покупая, как пример, технологическое оборудование для создания нового производства), а кредитор не задрал ставку по кредиту. Справедливо. Все довольны и счастливы.

Вспомним, как это было в СССР. В тех условиях для производителя критичным являлись не деньги, а производственные мощности. Поскольку для расчета с производителем государственный заказчик мог «нарисовать» любую сумму, используя для этого безналичку. А денежная масса, находящаяся в обороте, определялась не рыночными параметрами, а в основном балансом суммарной зарплаты по стране и объемами товаров в магазинах. Поэтому классическая формула товар – деньги – товар не могла стать равенством по определению.

Сегодня в условиях социально безответственного капитализма, когда победили финансисты – банкиры  и сырьевики, производственный бизнес в прогаре из – за непосильного кредита, а упомянутая формула опять превращается в неравенство. Таким образом, госплановая экономика в СССР и нынешняя спекулятивно - рыночная в России имеют общий недостаток: та и другая модели не в состоянии обеспечить гармоничное социально – экономическое развитие.

Но эти недостатки имеют взаимно противоположную направленность по отношению к идеалу, когда формула товар – деньги – товар становится равенством. В одном случае для создания продукта деньги вообще не нужны, а в другом нужны и их в стране много, но для производства  не доступны. Поэтому идеал, к чему надо стремиться, это «золотая середина» между госпланированием (или госрегулированием, кейнсианством) и стихией рынка (монетаризмом).

Тридцать лет назад в конце жизни СССР, устав от пустых полок в магазинах и сплошного дефицита, народ, не влезая в тонкости кейсианства и монетаризма, потребовал правого поворота. Другими словами у народа был настрой на потребление, для чего требовалось повышение эффективность экономики. И либералы обещали: невидимая рука рынка все сделает.

Но, набравшись опыта, учимся на ошибках. Поэтому сегодня результаты президентских выборов (два либерала набрали суммарно меньше 3 %) показывают, что сформировался запрос на левый разворот. Конечно, так далеко, где мы были, нам не надо. Но запрос на левый разворот -- запрос на СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Сигнал власти подан. Как он будет воспринят – скоро узнаем. Это будет ответ и на вопрос, по которому спорят либералы и коммунопатриоты: режим путинский или все еще гайдаро – чубайсовский.

А Путину, может оказаться, это дело только шьют. Так это или не так - скоро выяснится.

У Дмитрия Травина есть книга, которая названа так: «Просуществует ли путинская система до 2042 года!» и о грядущем он отзывается так: «добро пожаловать в застой». В интервью  журналисту «Радио Свобода» он говорит: «в сегодняшней России я вижу много параллелей с тем застойным брежневским Советским Союзом».

Заметим, что нынешнему  либеральному этапу, если отсчитывать от момента отпуска цен в январе 1992 года, прошло 26 лет. Это период смены одного поколения. А предыдущий тоталитарный режим растянулся на 74года (1917 – 1991), что соответствует смене трех. Первое поколение выросло с верой в идеалы. И это сыграло решающую роль в войне. Патриотизм и вера в вождя (пусть даже слепая) явились одним из двух необходимых и достаточных условий для Победы в 45 – м. Вторым условием была индустриализация страны для создания военно-промышленного комплекса.

Второе поколение, усомнившись в справедливости идеалов, поверило в социализм с человеческим лицом. Яркие представление из них – шестидесятники, появление которых вызвано хрущевской оттепелью. У третьего поколения, выросшего не верящим ни в какие идеалы во времена брежневского застоя, и сформировался к концу 80 –ых запрос на правый поворот. Сегодня, когда  у либералов  меньше 3% на двоих, это наглядное доказательство  появления запроса на левый поворот. А за отчетный либеральный отрезок времени сменилось только одно поколение. И уже общество “наелось”.

Я готов согласиться с Травиным в части срока, отпущенного им на существование путинской системы. Если начать от намечающегося  на сегодняшний день левого поворота до 2042 года остается 24 года. Как раз столько, чтобы выросло новое поколение. Но есть надежда, что эта эпоха будет напоминать не брежневский застой, а скорее сталинскую индустриализацию. Но уже без тех крайностей. Должно быть все помягче. Без массовых репрессий и ГУЛАГа. Просто потому, что для воспитания (или перевоспитания) властной элиты автократу Путину или его преемнику этого уже не потребуется.

Если обратиться к классическому – “бытие определяет сознание”, то , “бытие” нашей непатриотической элиты определилось несправедливой ваучерной приватизацией и монетарной моделью экономики, где получили приоритет в бизнесе финансисты и сырьевики. Исправить ситуацию можно, если только верховная власть решится поменять модель экономики (на кейнсиаство).

Всякая властная элита сопротивляется верховному правителю, когда он пытается реформировать сложившуюся политическую или экономическую систему. Так было при всех царях реформаторах Иване Грозном, Петре Первом и при Сталине. Но даже Сталин уступил своей партократии, на которую опирался в борьбе за власть. Конечно, Сталин не демократ, а вроде как совсем наоборот. Тем не менее, есть факт и он упрямая вещь. Согласно конституции 1936 года, которая называлась сталинской, и в соответствии с планируемым законом о выборах предлагалось две – три кандидатуры на одно место. Это уже не репрессивные методы, а демократические, позволявшие заставить партократию работать на народ. Но партократия саботировала мероприятие, замаскировав саботаж  под необходимость борьбы с недобитыми троцкистами и бухаринцами и требовала квот на расстрелы и посадки. В лидерах был Хрущев. А о задумке Сталина можно узнать из его интервью, данном американскому журналисту Рою Говарду 1 марта 1936 года. Сталин сказал: «Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти». Но Сталин отступил. Мы получили вместо альтернативных выборов одного кандидата от нерушимого блока коммунистов и беспартийных. Сделано это расчетливо и сознательно, или вынужденно под напором партократии как властной элиты – не имеет значения. Ясно одно, что нашла коса на камень: он на них репрессиями сверху, а они ему тем же снизу. Вот откуда массовость и жестокость тех репрессий.

Путин учел опыт предшественников и поворачивает штурвал очень осторожно. Многие аналитики ожидали, что после президентских выборов кабинет должен быть радикально измениться. Ведь либералы на двоих набрали меньше 3% голосов, а коммунистический буржуй 11% и мог бы больше, если б не топили. Это объективные свидетельства запроса на левый поворот (точно так же в конце 80 – тых существовал обоснованный запрос на правый поворот). Тем не менее, кабинет остался старо – новым. На прямой линии Путин объяснил, почему. Так отступил он или нет? Есть основания полагать, что нет. Весь секрет в структуре нового майского Указа. Он составлен так, что задает алгоритм решения задачи для правительства. В случае невыполнения – отставка и карьерные потери. Вместо расстрелов и посадок при Сталине. А если кабинет и «погибнет в бою» при проведении непопулярных реформ, то на смену нынешним монетаристам в правительстве найдутся кейнсианцы из нынешних оппозиционеров. Поэтому с одной стороны имеем надежду, а с другой вспоминается название одного хорошего фильма: «На войне, как на войне».

Теперь о новом формате прямой линии. На первый взгляд разочарование: селекторное совещание. Но в этом и вся фишка, потому что действо совершалось на глазах у всей страны. А эта публичность дорогого стоит. Осторожно выскажу гипотезу. Если региональный чиновник отчитывается тет – а –тет в кабинете Президента, то это совсем не то, когда он находится под пристальным взором местных народных масс. Такая практика может статься мощнейшим средством воспитания кадров для вертикали власти и инструментом их подбора. Ведь если она закрепится, то для чиновника это как оказаться между молотом и наковальней. Не каждый выдержит. Но те, кто выдержит, это будет золотой фонд нации. Потому что у “молота” и “наковальни” интересы совпадают. У Сталина это не получилось. Хочется надеяться, что у Путина получится. Но и для народных масс с патернализмом, закрепившимся уже в генах, большое подспорье в самовоспитании. Что ни говори, выдавить из себя патернализм так же трудно, как и раба.