Кремлевский крепостник и смута в головах

Дмитрий Быков   писатель, поэт, журналист

Инаугурация — событие мистическое, как встреча Нового года. Как встретишь, так и проведешь.

Во всяком случае, на прошлой инаугурации этот принцип сработал: Путин ехал в Кремль по пустому городу, по центру, в котором только что похватали участников митинга на Болотной (и уже вовсю обыскивали тех, кто ушел с Болотной мирно или вовсе там не был). Итогом этого правления стали две локальные войны, нарастающая изоляция — как Путина, так и России, — чувство страха у одних и полной бесперспективности у других; ликования не наблюдается даже среди тех, кто корыстно или искренне поддерживает власть. Все эти шесть лет они праздновали окончательную победу над оппозицией — но все еще никого не победили: именно эта оппозиция остается главной темой их риторики и виновницей всех бед. Правда, теперь еще больше достается загранице.

На новой инаугурации кое-какие уроки учтены: проезда по городу не было вовсе, было — по Кремлю, и это с несколько даже избыточной наглядностью показывает размер территории, которую власть реально контролирует. Торжественный прием совмещен с празднеством по случаю 9 мая — это тоже главная сейчас стратегия Кремля: больше опираться не на что, выборы — в день взятия Крыма, вступление в должность — в День Победы.

Почетных гостей минимум, лично поздравлять никто не рвется. С маленькой победоносной войной не очень получилось, а потому решили провести маленькую гражданскую войну — вывести на улицы казачество и незаконные вооруженные формирования. Это принципиальная новизна — и окончательное доказательство того невеселого факта, что мирного выхода из ситуации не будет.

Перед инаугурацией часто мелькало слово «крепость» — это и полицейский план охраны госучреждений (которым никто не угрожал), и наименование казачьей акции по периметру Пушкинской площади. Путин замкнулся в этой крепости, хотел превратить в нее и страну, но страну-то контролирует в очень малой степени — как бывает при любой вертикали, которая не дает никому нормально развиваться. На выходе не может быть ни легального преемника, ни мягкой смены власти, ни даже масштабной внешней войны. На выходе смута. Эта смута — не только на улицах, но и в головах, и в самой цитадели власти — как раз и есть главный фон происходящего, и будет ли она ждать шесть лет, чтобы хлестануть наружу, — главный вопрос.

Если не единственный вообще.