Славянская Европа. Часть первая

На модерации Отложенный

Из книги Сергея Алексеева "Славянская Европа":

Работу исследователей славянских древностей затрудняет относительный недостаток источников и трудности в их истолковании. Тем не менее по сравнению с древнейшими этапами славянского этногенеза источниковая база истории славян V–VIII вв. уже достаточно широка. 
Наиболее достоверным (если говорить о письменных источниках) материалом для воссоздания раннесредневековой истории славян являются современные описываемым событиям иностранные источники.

Для древнейшего периода количество письменных известий, относимых к праславянам, можно пересчитать по пальцам. Но с VI в., в связи с возросшей военно-политической активностью славян, наступает – по сравнению с предшествующими веками – настоящий «источниковый бум». 

Для V – первой половины VI в. наиболее велик объем византийского грекоязычного корпуса источников. Уже в V столетии мы находим исключительно важные для решения проблемы славянского этногенеза данные у восточно-римского историка Приска.

В первых десятилетиях VI в. славяне – один из главных внешних противников Империи, и ромейские авторы уделяют им немалое внимание. Наиболее подробные сведения о славянах этого времени имеются у Прокопия Кесарийского. Выполненный в традициях античной историографии объемный труд этого автора об истории Империи времен правления Юстиниана – «Войны» – охватывает период с 527 по 553 г.

Для славянской истории ценность представляют последние книги труда Прокопия – с пятой по восьмую, составляющие историю многолетней Готской войны за обладание Италией. Здесь содержатся как данные о конкретных фактах славяно-ромейских отношений, так и обширное отступление об обычаях славян и внутреннем устройстве их общества. Некоторые дополнительные сведения сообщаются Прокопием в трактате «О постройках» – панегирике, посвященном строительной деятельности Юстиниана и написанном спустя несколько лет после «Войн». Как грозные противники Империи фигурируют славяне в «Тайной истории» (или «Неизданном»). Этот острый и во многом несправедливый памфлет сочинен Прокопием в период работы над «Войнами», но направлен против императора и его мероприятий. 

Количество греко-византийских источников, дополняющих сведения Прокопия, сравнительно невелико. По сути, если говорить о фактической стороне славянской истории первой половины VI в., Прокопий – чаще всего единственный источник. Сведения Прокопия об антах и славянах на имперской службе дополняет его продолжатель Агафий Миринейский, чей труд «О царствовании Юстиниана» («История») охватывал период с 553 по 559 г. Достаточно ценные сведения о нравах славян того времени приводит в своем труде автор богословско-научного сочинения середины VI в. «Ответы на вопросы». Он известен в науке как Псевдо-Кесарий (труд сохранился под именем богослова IV столетия Кесария Назианзского). Данные, имеющие отношение к славянской истории первой воловины VI в., но без имени славян, находим в сборнике житий Иоанна Мосха «Луг духовный» (рубеж VI/VII вв.). Сведения о борьбе с «варварами» на дунайской границе имеются в указах (новеллах) императора Юстиниана.

Среди титулов Юстиниана имелся титул «Антский», отражавший его успехи в противостоянии славяноязычным племенам антов.

Наконец, упоминание о важном персонаже «славянского» экскурса Прокопия, Хильбуде, обнаружено среди константинопольских надгробных надписей. 

Латинские источники о славянах сперва менее многочисленны, чем греческие. В первой половине VI в. это, прежде всего, сочинения, созданные на территории Империи. Важнейшее из них – труд остготского историка Иордана «О происхождении и деяниях гетов» («Гетика»). Он в значительной степени касается предшествующей эпохи славянской истории, но содержит и ценные сведения о расселении славян в начале VI в. Данные эти, как и большую часть своих сведений, Иордан почерпнул из сочинения римлянина Кассиодора, служившего готским королям и написавшего их историю. Сокращением труда Кассиодора и является «Гетика» Иордана, написанная уже в обстановке краха готского королевства в Италии под ударами ромеев. Славян и антов Иордан упоминает в другом своем сочинении – «О сумме времен, или О происхождении и деяниях римского народа» («Романа»). Латинский хронист комит Марцеллин, описывавший события в Империи конца V – первой половины VI в., не упоминает имени славян. Но он говорит под 517 г. о неких «гетах», в которых (с учетом сведений позднейшего греко-византийского историка Феофилакта Симокатты) считают возможным видеть славян или антов. 

 
Река Дунай. Современный вид 

Из позднейших латинских источников исключительное значение для изучения расселения славян и происхождения славянских племен имеет сочинение IX в., известное как «Баварский географ». Содержащийся в нем подробный перечень славян Центральной и Восточной Европы включает большое количество уникальных данных, в том числе предание о происхождении западнославянских племен. 

С византийскими событиями и византийской традицией связаны сведения о древних славянах в некоторых восточных источниках. Из Империи, несомненно, получена информация «Армянской географии» VIII в. о славянах во Фракии. В этом известии содержатся ценные сведения о происхождении славян, позволяющие уточнить данные средневековых славянских преданий. Антские набеги упоминаются в одной средневековой еврейской заметке. 

С появлением Арабского Халифата информацию о славянах получают арабы. Известнейший арабский историк и географ, «арабский Геродот» Х в. ал-Масуди передает восточнославянское предание о происхождении славянских племен, не имеющее прямых аналогов в русских летописях. Особую группу мусульманских источников составляют уникальные сообщения местных персидских хроник XIII–XV вв. Это «История Табаристана» Ибн Исфендийара и «История Табаристана, Руйана и Мазандерана» Захир-ад-дина Мараши.

Их известия о контактах Сасанидского Ирана со славянами в V–VI вв. могут восходить через ранние, несохранившиеся переложения мусульманских авторов еще к Сасанидским местным хроникам. 

Вторая часть книги охватывает период с середины VI по начало VII столетия. Это время стало в известном смысле рубежным в истории расселения славянских народов по Центральной и Юго-Восточной Европе, а также в их длительном противостоянии с Восточно-Римской Империей. К концу его уже складывалась славянская этническая территория в ее средневековом виде.

Расселение славян на северо-запад и переход ими Дуная по всему нижнему течению стали основой для разделения их позднее на три ветви – южных, западных и восточных. 

С начала 560-х гг. исторические судьбы славян оказались теснейшим образом связаны с пришедшим из глубин Азии кочевым народом авар. Авары явились фактором, подтолкнувшим дальнейшие движения славянских племен. Пути славян и авар с момента появления последних в Европе переплелись не менее чем на полвека. Авары стали, по удачному определению Л. Нидерле, «новым сильным противником и в то же время новым союзником славян». Борьба славян за свою независимость против Аварского каганата, с одной стороны, и часто совместные с аварами войны против Империи – с другой, составляют главное содержание истории Восточной Европы того времени. Все это дало основания дать второй части работы название – «Аварика». 

Объем письменных источников для второй половины VI – начала VII в. многократно увеличивается по отношению к предыдущему периоду. Возросшая активность славян, начало их переселения на Балканы приводят к многократному их упоминанию в письменных источниках Восточной Империи. В результате мы располагаем достаточно полной картиной, во всяком случае, «внешней» истории славянских племен между 552 и 602 гг. 

Из греческих историков, описывающих ситуацию 550-х гг., следует назвать Прокопия Кесарийского («Война с готами», «О постройках») и Агафия Миринейского («О царствовании Юстиниана»). Нашествие болгарского хана Забергана в 559 г., в котором приняли участие и славяне, отражено в целой группе синхронных памятников. Подробнее всего рассказывает о нашествии Агафий Миринейский, но при этом не упоминает о славянах. О них, однако, сообщает в своей «Хронике» другой грекоязычный историк, современник событий – сириец Иоанн Малала, а также писавший на родном языке его соотечественник – Иоанн Эфесский. 

Продолжатель Агафия, греческий историк Менандр Протектор описал в своей «Истории» события с 559 по 582 г. Этот труд, к несчастью, дошел до нас лишь во фрагментах, однако сохранил ценнейшие, чаще всего уникальные сведения о первых аваро-славянских столкновениях и «славянской» политике Константинополя. 

Менандра продолжал, в свою очередь, Феофилакт Симокатта, писавший уже около 628–630 гг. Его «История» охватывает события с 582 по 602 г. и повествует, в частности, о нескольких ромейско-славянских войнах этого двадцатилетия. Создавший уже в начале IX в. свою обобщающую «Хронографию» Феофан Исповедник использовал для описания событий второй половины VI в. Феофилакта и некоторых других известных авторов. Но, например, при описании нашествия 559 г. он наряду с Агафием и Малалой привлек и некоторые другие, неизвестные ныне источники. Не исключено, что Феофан использовал полную версию труда Менандра или иного автора, продолжавшего Агафия. 

На фоне частых и подробных упоминаний славян в общеисторических трудах Империи может показаться странным отсутствие сведений о них в единственном церковно-историческом сочинении эпохи – «Церковной истории» Евагрия Схоластика. Однако Евагрий и об аварских нашествиях упоминает лишь в нескольких местах и вскользь. 
Зато весьма ценные сведения о действиях славян в южной части Балкан сообщаются обширным агиографическим памятником VII–VIII вв. – собранием «Чудес святого Димитрия Солунского». Ценность этих данных определяется тем, что большинство историков рассматривали лишь события во Фракии, в непосредственной близости от Константинополя. Известия фессалоникийских по происхождению «Чудес Дмитрия Солунского» поэтому уникальны. Автор «Первого Собрания» «Чудес» – Иоанн, архиепископ Фессалоники, являлся непосредственным современником и участником событий конца VI столетия. Писал свой труд он в начале VII в., около 610–615 гг. 
Как опасные враги Империи славяне становятся предметом изучения для ромейских военных теоретиков – автора «Анонимного военного трактата» («О военном искусстве») последней четверти VI в. и в написанном в то же время «Стратегиконе». Особенно ценен для нас «Стратегикон», авторство которого традиционно (и от этого не менее убедительно) связывается с именем императора Маврикия. 
«Стратегикон» сообщает многочисленные сведения о внутреннем устройстве славянского общества, обычаях, хозяйстве, материальной культуре. Для истории славян второй половины VI в. он имеет то же значение, что «этнографический» экскурс из «Войны с готами» Прокопия – для истории славян первой половины века. При этом автор «Стратегикона» гораздо подробнее и конкретнее в своем изложении, чем Прокопий. 
Известия близких по времени авторов в целом, как уже говорилось, ограничиваются северо-восточной частью Балкан. Для изучения обстановки на крайнем юге, в древней Элладе, в частности, на Пелопоннесе, и на северо-западе, в Далмации, следует обращаться к источникам более поздним. Это трактат «Об управлении Империей» Константина Багрянородного, схолия Арефы на «Летописец вкратце», анонимная «Монемвасийская хроника». Несомненно, что авторы Х в. использовали не дошедшие до нас более древние источники. Для сравнения с ними можно привлекать еще более позднюю информацию – из послания патриарха Николая III (XI в.), «Петиции Исидора» (XV в.), малых хроник XVI–XVII вв. 
Следует также назвать сохраненный славянским переводом памятник VIII в., первоначально грекоязычный – т. н. «Именник болгарских ханов (князей)». Среди первых имен в этом ханском списке выделяются славянские. Это может свидетельствовать о тесных связях болгар со славянами еще в период до создания Болгарского ханства на Балканах. 
Из сирийских авторов VI в. о славянах писал упоминавшийся выше Иоанн Эфесский, автор монофизитской «Церковной истории». В этом труде имеются сведения о болгаро-славянском нашествии 559 г., войнах Империи с аварами и славянами в начале 580-х гг. Часть «славянских» известий Иоанна Эфесского сохранилась в передаче позднейших сирийских хронистов – Михаила Сирийца (XII в.) и Бар-Эбрея (XIII в.).

В арабском сочинении IX в. «Китаб ал-махасил ва’л-аддад» имеется уникальное известие о судьбе славянских пленников императора Маврикия. 
Латинские источники по истории славян в рассматриваемый период менее многочисленны, чем греческие, но их опять же больше, чем в предшествующий период. Мартин Бракарский в эпитафии святому Мартину Турскому (558 г.) сообщает уникальные сведения о начале христианизации славян в этот период. Африканец Виктор Тонненский в своей «Хронике» описывает болгарское нашествие 559 г. (правда, без упоминания славян). Его продолжатель, испанец Иоанн Бикларский дважды упоминает в своей «Хронике» славянские набеги на Империю. Фрагментарность труда Менандра Протектора увеличивает значение известий негреческих хронистов – Иоанна Бикларского и Иоанна Эфесского. 
Столь же интересны сведения, содержащиеся в письмах папы Григория I Великого о начале проникновения славян в Далмацию и Италию. Это единственное свидетельство современника об этих событиях. 
Лангобардский историк Павел Диакон (конец VIII в.) в «Истории лангобардов» рассказывает о первых столкновениях славян с баварами. Память о них сохранялась и позднее в местных немецких преданиях средневековья. 
«Баварский географ» IX в. ценен, прежде всего, как первое перечисление славянских племен. Вторая половина VI в. – период интенсивного расселения именно в западной части славянского мира и складывания существовавших и в IX в. племен и племенных объединений. Далматинский хронист XIII в. Фома Сплитский сообщает о первом появлении славян в Далмации. Его известия, основанные на городском предании, могут быть сопоставлены с более древней информацией Константина Багрянородного и далее – с письмами папы Григория. 
Таким образом, фонд источников по истории славян для рассматриваемого периода действительно расширяется по сравнению с предыдущим. Однако он еще не столь неохватен, чтобы затруднить полное обобщение сведений в рамках настоящей работы. 
Особое место среди иностранных источников занимают скандинавские. Это обусловлено тем, что Скандинавия в раннем средневековье не имела письменной историографии (несмотря на наличие рунического письма). Данные скандинавских источников о ранних контактах со славянами, следовательно, восходят исключительно к устной традиции. Часть этих сведений (в памятниках героического эпоса) заимствована из континентального германского предания эпохи Переселения Народов и не имеет непосредственного отношения к теме настоящей работы. «Деяния данов» Саксона Грамматика передают (в искаженной форме) русское сказание о «короле» Бое. Оно находит параллель в записях устных преданий с территории Белоруссии XIX в. и восходящее к племенной мифологии славян-кривичей. Появление этого сказания в датской хронике объясняется родовыми связями между датской династией Кнютлингов и правившими в Полоцке Всеславичами. Следует особо упомянуть норвежскую «Сагу о Тидреке» (XIII в.) – переложение немецкого эпоса, содержащую некоторые славянские по происхождению сюжеты. 
Основной корпус преданий о происхождении восточных славян и предыстории Руси содержался в русских летописях второй половины XI – начала XII в. – Начальной и «Повести временных лет». Некоторые ценные сведения имеются в позднейших памятниках – например, в Устюжском летописном своде XVI в., использующем более древнюю Смоленскую летопись. Другие русские и украинские авторы XVI–XVII вв. фиксировали устные предания своего времени о древнейшей поре восточнославянской истории. Эти записи не всегда точны и исторически далеко не безусловно достоверны, но сообщаемая ими информация также может быть привлечена к исследованию. Местное русское летописание непосредственно переросло в XVIII–XIX вв. в раннее краеведение. 
Непрерывность политической традиции в Чешском княжестве (королевстве) с VII в. обусловила неплохую сохранность здесь древнейших исторических преданий. Эти предания здесь более чем где-либо играли роль официальной истории. Потому они сразу же отразились у хронистов – Козьмы Пражского (1 четверть XII в.), Далимила (начало XIV в.), позже у Пржибика Пулкавы, Неплаха из Опатовиц (середина XIV в.). Из поздних исторических сочинений оригинальную информацию, почерпнутую из устного предания, содержали труды Кутена из Шпринсберка и Гаека из Либочан (XVI в.). 
Польская историография сперва не выходит в глубь веков за пределы IX столетия, когда началось правление династии Пястов. Только с рубежа XII/XIII вв. на страницах польских хроник появляются предания о более древней поре, что было связано со стремлением максимально удревнить существование Польского государства. За написанной в этой время хроникой Винцентия Кадлубка в конце XIII в. последовали в Великой Польше – Богухвал, в Кракове – Дежва. Применение древнейших по описываемым временам разделов польских хроник как исторических источников затрудняется упомянутым стремлением к «удревнению» истории. Оно выражалось, в частности, в разделении легендарных польских «королей» на нескольких одноименных персонажей – явление, известное, в частности, и в Скандинавии. Другая трудность связана с соперничеством Великой и Малой Польши. Оно вызывало переносы хронистами «королевских» резиденций древнейших времен из великопольских Гнезна и Крушвицы в малопольский Краков и обратно. 
Хронист XV в. Ян Длугош в своем монументальном труде обобщил данные предшествующих польских историков, пополнив их информацией из устных преданий. Кроме того, он включил в свою хронику пересказ несохранившейся до нашего времени древнерусской летописи (Киевской конца 1230-х гг.) с некоторыми оригинальными сведениями о предыстории Руси. Из позднейших польских историков XVI в., использовавших для расширения информации о древности фольклорный материал, следует назвать М. Меховского, М. Кромера, М. Бельского, М. Стрыйковского. Впрочем, в «польской» части они в основном повторяют с некоторой авторской обработкой труд Длугоша. 
Сведения поздних русских летописцев, польских и чешских хронистов, использовавших фольклорную традицию, напрямую смыкаются с устными историческими преданиями, записывавшимися в XVIII–XX вв. Нередко фольклористы нового времени записывали те же сюжеты, что и авторы позднего средневековья. Количество преданий, восходящих к славянской древности до IX в., сравнительно невелико. Но таковые все же имеются и могут использоваться исследователем в качестве вспомогательного материала. 
Ценным источником по истории славянского общества являются нормы обычного права. При их исследовании важно вычленить нормы, являющиеся общеславянскими, а также местные нормы, восходящие к догосударственному, дофеодальному и дохристианскому времени. Конечно, наибольшую ценность представляют самые ранние писаные правовые своды, в основе которых лежит в том числе обычное право. Это «Закон судный людем», созданный в Болгарии или Великой Моравии в IX в., и древнейшая «Правда Русская». Немецкое «Швабское зерцало» (XIII в.) содержит некоторую информацию об обычном праве предков словенцев – хорутан, остававшемся еще на уровне начала IX столетия – времени вхождения Каринтии в Западную Империю. 
К этим памятникам близки и первые попытки свести воедино обычное право в «чистом» виде. К средневековым трудам такого рода относятся «Рожмберкская книга» в Чехии, «Эльблонгская книга» в Польше, «Винодольский закон» в Хорватии, написанные на протяжении XIII–XIV вв. 
Некоторую ценность для сопоставления представляют и нормы обычного права, засвидетельствованные в XVIII–XIX вв. Это относится, прежде всего, к обычному праву черногорцев, которые сохранили родоплеменной уклад и традиционное право вкупе с политической самостоятельностью. Основным правовым сводом Черногории был «Закон общий черногорский и горский», созданный в конце XVIII в. 
В особый корпус можно выделить сведения письменных источников позднейшего времени о славянской «языческой» религии. Пантеон и мифология сложились в основном еще в общеславянскую эпоху, хотя основной объем данных о них относится к более позднему времени, чем V–VIII вв. 
Наибольшее количество данных мы имеем по восточнославянскому (древнерусскому) «язычеству». Это, прежде всего, упоминания языческих богов в договорах с Византией Х в. Сведения о дохристианском пантеоне, отдельных мифах и поверьях есть в летописях (Начальной и «Повести временных лет»), в житийных памятниках (жития святых равноапостольного князя Владимира и преподобного Авраамия Ростовского). Обширнейший материал предоставляет богатая древнерусская литература «Слов» и «Поучений» против язычества, наиболее значимые памятники которой относятся к XI–XIII вв. Ценнейшие сведения по восточнославянской древней религии, мифологии, идеологии дают метафорические обороты «Слова о полку Игореве», уникального памятника дружинного эпоса XII в. Как и в ряде других европейских поэтических традиций, такого рода обороты восходят в средневековой поэтике еще к дохристианской эпохе. Отдельные упоминания языческих богов вставляются в переводные памятники – хронику Иоанна Малалы, «Беседу трех святителей», «Хождение Богородицы по мукам». Сведения о древних языческих культах, почерпнутые из устных преданий, имеются также в ряде памятников летописания XVII–XVIII вв. Это «Сказание о зачале Новаграда», «Историчествующее описание» Т. Рвовского, «Сказание об основании Ярославля». Они смыкаются с фольклорными воспоминаниями о капищах древних богов, зафиксированными в новое время именно у восточных славян. 
Довольно многочисленны источники по западнославянскому «язычеству». Но наибольший объем сведений касается пантеонов балтийских славян и сохранен германскими хронистами XI–XIII вв. – Адамом Бременским, Герборгом, Эббоном и др. Некоторые дополнительные сведения содержатся в датских источниках (Саксон Грамматик, «Сага о Кнютлингах»). Местные немецкие историки XVI–XVIII вв. иногда пытаются пополнить информацию предшественников. Но их «открытия» чаще всего оказываются на поверку домыслами или прямыми фальсификациями на модную тогда тему. 
Данные о польском пантеоне появляются позже, чем о балтийско-славянском, и они неизбежно скуднее. Список польских богов содержится у Длугоша, его несколько дополняет Меховский. Этим письменные сведения о древних богах Польши и их культе исчерпываются. 
Чешский дохристианский пантеон раскрывает большее количество источников, но их информация еще беднее. Основной список чешских богов содержит сочинение «Mater verborum». Он может быть дополнен за счет сведений авторов XIV–XVI вв. (Неплах из Опатовиц, Ткадлечек, Гаек из Либочан), а также перевода библейской книги Иисуса Сираха со вставленным именем бога Велеса. Все сведения о польском и чешском пантеонах почерпнуты авторами позднего средневековья из устной традиции, практически умершей уже к XIX столетию. 
Единственное южнославянское упоминание языческого бога – вставка имени Поруна (Перуна) в болгарский перевод хроники Малалы. Некоторые сведения о языческих верованиях содержатся в болгарских христианских памятниках XI–XIII вв. – Индексе запрещенных книг, Синодике царя Борила и др. Ранняя христианизация и культурное влияние Византии обусловили отсутствие интереса к языческим культам в средневековой южнославянской литературе. 
В ряде древнерусских апокрифических сочинений на библейские темы, созданных в явно еретических или псевдоортодоксальных кругах, имеются оригинальные мотивы, сопоставимые с данными о дохристианских мифах. Это «Сказание о царе Волоте Волотовиче», «Рукописание Адама», «Об озере Тивериадском». Такое слияние христианских и дохристианских мотивов характерно в разной степени для народных легенд всех славян, а также отдельных русских народных духовных стихов. 
Ряд архаичных жанров славянского фольклора сохраняют ценную информацию о древней культуре, религии, общественной жизни. К ним относятся обрядовая поэзия, заговоры-заклинания, пословицы, поговорки, загадки, «мифологические рассказы», «мифологические» предания (о великанах и др.), волшебные сказки. Некоторые древние мотивы сохраняет и славянская животная сказка. 
К самым древним эпическим жанрам относятся т. н. «мифологические песни» южных славян, где действуют обожествленные силы природы и персонажи «низшей» народной мифологии. Имеются и отдельные образцы классического героического эпоса, восходящего к догосударственной и дохристианской эпохе. Они есть в числе русских былин, белорусских богатырских сказов, южнославянских юнацких песен. Древние мотивы – не редкость и в позднейших по происхождению памятниках этих жанров. Они встречаются и в тех жанрах фольклора, что появились многим позже общеславянской эпохи – лирических песнях, балладах и даже в социально-бытовых сказках. Тесно связан с обрядовым и иногда является результатом его «снижения» игровой фольклор. 
Неоценимую помощь исследователю оказывают данные археологии, языкознания, этнографических и разного рода сравнительных исследований. В условиях явного дефицита письменных известий археологические и лингвистические исследования оказываются базой, на которой и строится наше знание о славянах раннего Средневековья. Иначе обстоит дело с данными этнографии, отражающими позднейшую историческую реальность. Их следует привлекать лишь в сопоставлении с материалами археологии и языкознания.