БЛОКАДА. ВОСПОМИНАНИЯ В КОРОТКИХ ФРАЗАХ, ч 1
На модерации
Отложенный
Ленинградцы, пережившие блокаду, рассказывали о ней скупо. Большинство старалось вообще не говорить… Сейчас уже каждое, даже самое малое свидетельство из «живых рук», дорогого стоит. Важно их сохранять в памяти людской, чтоб не порвалась окончательно «связь времён».
Рассказывая о блокаде, моя свекровь говорила "Когда мы отправляли детей в эвакуацию, мы думали, что это, как в пионерский лагерь. Ненадолго. Я не представляла себе, с чем они там столкнутся. Если бы я знала - ни за что бы не отправила, ...но тогда бы все мы умерли". У нее к началу войны и блокады было четверо детей, она отправила троих: старшему сыну - 12 лет, младшему - 6, дочери - 10. Младший умер в эвакуации от диспепсии. Старший ее сын воспоминаниями о жизни в эвакуации практически не делился и весьма скупо рассказывал об этом времени, буквально, 1-2 фразы, а дочь - вообще никогда.
Я знаю о бомбежке их дебаркадера с детьми под Горьким (Нижний Новгород) и больших жертвах. Ее дети, к счастью, не пострадали. Вечно голодный старший сын делился воспоминанием о местных стариках (то ли в Мордовии, то ли в Чувашии): "старуха шанежек напекла целый таз, а мне дала всего одну, а я столько дров ей перепилил!"
Младшей дочери было к началу блокады 4 года: "Мама, животик болит [от голода ]". "Да, ты раньше меня заставляла масло есть, а теперь совсем его на стол не ставишь..."
Во время блокады, работая на хлебозаводе, свекровь собирала с полу рассыпавшуюся муку, слюнила маленький комочек и прятала на груди. Если бы нашли во время обыска при выходе, могли бы ... Страшно было очень, но дома кормить дочь нечем.
Были у людей и маленькие радости.
ФРАЗЫ из комментариев к моему очень давнему посту: "А мне бабушка и мама рассказывали, как они в блокадном Ленинграде, получили от дедушки с фронта маленький пакетик с сухарями, это было чудо". (Из комментариев tigricaver)
Мой френд, художница allos_chthon, рассказала: "Эти шахматы мой муж получил в подарок в феврале 1943 года от своего отца из действующей армии".
Из записей френд olhanninen (с ее полного согласия)
БЕЛЫЕ ПАНАМКИ.
Где-то с сентября 1941 года люди стали отправлять детей в эвакуацию, многие сами эвакуировались вместе с детьми. ...Ясным осенним утром, проплакав всю ночь, бабушка упаковала мамины вещи в картонный чемоданчик, и они поехали на пристань. На пристани грузили детей в баржу, которую вел небольшой пароходик. Родители прощались с детьми, а многие ехали с ними. Но бабушка в последний момент передумала, заплакала, и они повернули обратно. Прошло всего ничего [времени], а тут - воздушный налет, завыла сирена. А когда бомбежка закончилась, всё затихло, подошли к реке и увидели, что по воде плывут панамки.
… Много белых панамок на воде. И больше ничего. И люди плачут.
P.S.
Данная публикация, как и предыдущая, является повтором давних постов из моего журнала в ЖЖ.
Комментарии
https://youtu.be/-Gh6D4YfRcU
Прослезилась.
Страшное вы рассказали. Болезненное. Спасибо за память.
Мы должны помнить. Хотя бы ради самих себя.
Помню, совсем маленькой была, читала истории о блокадном Ленинграде. Представляла вечерами, ужиная, насколько дней хватило бы им ложек супа с рыбой. Именно рыбный суп тогда запомнился. Накануне, наверное, тогда про голод прочитала.
Думала, помню, тогда, сколько же на тарелке супа, выдавая по хоть три ложечки, могло бы человек продержаться. Не все ведь один хлеб есть...
А меня ваш пост.
Помним. Чтим. Не забудем.
Дай Бог никогда не пережить нам всего этого.
В этот пост я попала по приглашению Влада.
СПАСИБО,ЛАРИСА! С 75-ЛЕТИЕМ СНЯТИЯ БЛОКАДЫ.
Комментарий удален модератором
ЛЕНИНГРАДЦЫ, ДЕТИ МОИ!
Джамбул
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!
Мне в струе степного ручья
Виден отблеск невской струи.
Если вдоль снеговых хребтов
Взором старческим я скользну, —
Вижу своды ваших мостов,
Зорь балтийских голубизну,
Фонарей вечерних рои,
Золоченых крыш острия...
Ленинградцы, дети мои!
Ленинградцы, гордость моя!
Не затем я на свете жил,
Чтоб разбойничий чуять смрад;
Не затем вам, братья, служил,
Чтоб забрался ползучий гад
В город сказочный, в город-сад;
Не затем к себе Ленинград
Взор Джамбула приворожил!
А затем я на свете жил,
Чтобы сброд фашистских громил,
Не успев отпрянуть назад,
Волчьи кости свои сложил
У священных ваших оград.
Казахстанских рельс колеи,
Вот зачем Неву берегут
Ваших набережных края,
Ленинградцы, дети мои,
Ленинградцы, гордость моя,
Ваших дедов помнит Джамбул,
Ваших прадедов помнит он:
Их ссылали в его аул,
И кандальный он слышал звон.
Пережив четырех царей,
Испытал я свирепость их;
Я хотел, чтоб пала скорей
Петербургская крепость их;
Я под рокот моей струны
Воспевал, уже поседев,
Грозный ход балтийской волны,
Где бурлил всенародный гнев.
Это в ваших стройных домах
Проблеск ленинских слов-лучей
Заиграл впервые впотьмах!
Это ваш, и больше ничей,
Первый натиск его речей
И руки его первый взмах!
Киров к нам привез неспроста:
Мы родня вам с давней поры,
Ближе 6рата, ближе сестры
Ленинграду Алма-Ата.
Не случайно Балтийский флот,
Славный мужеством двух веков,
Делегации моряков
В Казахстан ежегодно шлет,
И недаром своих сынов
С юных лет на выучку мы
Шлем к Неве, к основе основ,
Где, мужая, зреют умы.
Что же слышит Джамбул теперь?
К вам в стальную ломится дверь,
Словно вечность проголодав, —
Обезумевший от потерь
Многоглавый жадный удав...
Сдохнет он у ваших застав!
Без зубов и без чешуи
Будет в корчах шипеть змея!
Будут снова петь соловьи,
Будет вольной наша семья,
Ленинградцы, дети мои,
Ленинградцы, гордость моя!
Ленинград сильней и грозней,
Чем в любой из прежних годов:
Он напор отразить готов!
Не расколют его камней,
Не растопчут его садов.
К Ленинграду со всех концов
Направляются поезда,
Провожают своих бойцов
Наши села и города.
Взор страны грозово-свинцов,
И готова уже узда
На зарвавшихся подлецов.
Из глубин казахской земли
Реки нефти к вам потекли,
Черный уголь, красная медь
И свинец, что в срок и впопад
Песню смерти готов пропеть.
Бандам, рвущимся в Ленинград.
Хлеб в тяжелом, как дробь, зерне
Со свинцом идет наравне.
Наших лучших коней приплод,
Груды яблок, сладких, как мед, —
Это все должно вам помочь
Душегубов откинуть прочь.
Не бывать им в нашем жилье!
Не жиреть на нашем сырье!
• • • •
Предстоят большие бои,
Но не будет врагам житья!
Спать не в силах сегодня я...
Пусть подмогой будут, друзья,
Песни вам на, рассвете мои,
Ленинградцы, дети мои,
Ленинградцы, гордость моя!
cентябрь 1941
Перевод с казахского М. Тарковского
***
Из февральского дневника
I
Был день как день.
Ко мне пришла подруга,
не плача, рассказала, что вчера
единственного схоронила друга,
и мы молчали с нею до утра.
Какие ж я могла найти слова,
я тоже — ленинградская вдова.
Мы съели хлеб,
что был отложен на день,
в один платок закутались вдвоем,
и тихо-тихо стало в Ленинграде.
Один, стуча, трудился метроном...
И стыли ноги, и томилась свечка.
Вокруг ее слепого огонька
образовалось лунное колечко,
похожее на радугу слегка.
Когда немного посветлело небо,
мы вместе вышли за водой и хлебом
и услыхали дальней канонады
рыдающий, тяжелый, мерный гул:
то Армия рвала кольцо блокады,
вела огонь по нашему врагу.
Мой папа курировал её лечение на закате уже последних дней её жизни.
А город был в дремучий убран иней.
Уездные сугробы, тишина...
Не отыскать в снегах трамвайных линий,
одних полозьев жалоба слышна.
Скрипят, скрипят по Невскому полозья.
На детских санках, узеньких, смешных,
в кастрюльках воду голубую возят,
дрова и скарб, умерших и больных...
Так с декабря кочуют горожане
за много верст, в густой туманной мгле,
в глуши слепых, обледеневших зданий
отыскивая угол потеплей.
Вот женщина ведет куда-то мужа.
Седая полумаска на лице,
в руках бидончик — это суп на ужин.
Свистят снаряды, свирепеет стужа...
— Товарищи, мы в огненном кольце.
А девушка с лицом заиндевелым,
упрямо стиснув почерневший рот,
завернутое в одеяло тело
на Охтинское кладбище везет.
Глаза бесстрастно смотрят в темноту.
Скинь шапку, гражданин!
Провозят ленинградца,
погибшего на боевом посту.
Скрипят полозья в городе, скрипят...
Как многих нам уже недосчитаться!
Но мы не плачем: правду говорят,
что слезы вымерзли у ленинградцев.
Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало.
Нам ненависть заплакать не дает.
Нам ненависть залогом жизни стала:
объединяет, греет и ведет.
О том, чтоб не прощала, не щадила,
чтоб мстила, мстила, мстила, как могу,
ко мне взывает братская могила
на Охтинском, на правом берегу.
Как мы в ту ночь молчали, как молчали...
Но я должна, мне надо говорить
с тобой, сестра по гневу и печали:
прозрачны мысли и душа горит.
Уже страданьям нашим не найти
ни меры, ни названья, ни сравненья.
Но мы в конце тернистого пути
и знаем — близок день освобожденья.-
Наверно, будет грозный этот день
давно забытой радостью отмечен:
наверное, огонь дадут везде,
во все дома дадут, на целый вечер.
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в кольце, во мраке, в голоде, в печали
мы дышим завтрашним,
свободным, щедрым днем,
мы этот день уже завоевали.
Я никогда героем не была,
не жаждала ни славы, ни награды.
Дыша одним дыханьем с Ленинградом,
я не геройствовала, а жила.
И не хвалюсь я тем, что в дни блокады
не изменяла радости земной,
что как роса сияла эта радость,
угрюмо озаренная войной.
И если чем-нибудь могу гордиться,
то, как и все друзья мои вокруг,
горжусь, что до сих пор могу трудиться,
не складывая ослабевших рук.
Горжусь, что в эти дни, как никогда,
мы знали вдохновение труда.
В грязи, во мраке, в голоде, в печали,
где смерть как тень тащилась по пятам,
такими мы счастливыми бывали,
такой свободой бурною дышали,
что внуки позавидовали б нам.
О да, мы счастье страшное открыли —
достойно не воспетое пока,—
когда последней коркою делились,
последнею щепоткой табака;
когда вели полночные беседы
у бедного и дымного огня,
как будем жить,
когда придет победа,
всю нашу жизнь по-новому ценя.
как полдень жизни, будешь вспоминать
дом на проспекте Красных Командиров,
где тлел огонь и дуло от окна.
Ты выпрямишься, вновь, как нынче, молод.
Ликуя, плача, сердце позовет
и эту тьму, и голос мой, и холод,
и баррикаду около ворот.
Да здравствует, да царствует всегда
простая человеческая радость,
основа обороны и труда,
бессмертие и сила Ленинграда!
Да здравствует суровый и спокойный,
глядевший смерти в самое лицо,
удушливое вынесший кольцо
как Человек,
как Труженик,
как Воин!
Сестра моя, товарищ, друг и брат,
ведь это мы, крещенные блокадой!
Нас вместе называют — Ленинград,
и шар земной гордится Ленинградом.
в кольце и стуже, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним,
счастливым, щедрым днем,—
мы сами этот день завоевали.
И ночь ли будет, утро или вечер,
но в этот день мы встанем и пойдем
воительнице-армии навстречу
в освобожденном городе своем.
Мы выйдем без цветов,
в помятых касках,
в тяжелых ватниках, в промерзших
полумасках,
как равные, приветствуя войска.
И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая Слава,
держа венок в обугленных руках.
Январь — февраль 1942
Комуняк презирала.
Как эвакуировала раненых в Куйбышевский (Самарский) госпиталь, так и осталась.
Уже ничего не удивляло, новые возможности открылись, понравилось без обстрелов и налётов.
Так вот. Оставшиеся ленинградцы сумели во многом изменить "установки" многих приезжих и образовалось общество, отличное по своему духу от выходцев из других городов страны. Я это ощущала на своём опыте, когда в других городах меня вдруг не то что спрашивали, а вроде как утверждали "вы из Ленинграда"... А после подтверждения - становились душевнее и теплее. Но ведь, это не я такая хорошая, это срабатывало отношение к ленинградцам, возникшее из их личного опыта. К москвичам, например, так не относились.
Когда читаю подобные материалы, на ум всегда приходит стихотворение Глеба Горбовского "Детство мое":
Детство мое
Глеб Горбовский
Война меня кормила из помойки,
пороешься — и что-нибудь найдешь.
Как серенькая мышка-землеройка,
как некогда пронырливый Гаврош.
Зелененький сухарик,
корка сыра,
консервных банок терпкий аромат.
В штанах колени,
вставленные в дыры,
как стоп-сигналы красные, горят.
И бешеные пульки,
вместо пташек,
чирикают по-своему...
И дым,
как будто знамя
молодости нашей,
встает на гроизонтом
золотым...
1964
http://ruspoeti.ru/aut/gorbovskij/16300/
Но история, похоже, развивается не по спирали, а носится по кругу. Разве что средства передвижения становятся всё более совершенными. И при таком своём движении по указанной траектории, как катком укатывает все прошлые уроки.
Отсюда и известное: “История учит тому, что ничему не учит”
А оптимист - будет! будет!
Но я несколько другое имел в виду. Страшные лица войны и лица её инициаторов со временем первые "припудриваются" или задвигаются за кулисы медийными средствами, другие обеляются.
И чтобы сорвать "маски" история и повторяет свои уроки.
Вот с этим-то и надо бороться, сколько хватает сил.
И пока сонце зiйде, роса очi виiсть.
Я провёл своё детство (с 4-х лет) юность, раннюю молодость в г. Чернигове. Семья русскоязычная, но украинский понимали. Мама преподавала математику в школе с украинским языком обучения и мгновенно переходила с хорошего литературного русского на такой же украинский.
ЭТО не должно повториться!
Никогда.