НЕЧТО. 2- часть. 4 глава. «ФИГУРА РУСТАМА».

НЕЧТО. 2- часть. 4 глава. «ФИГУРА РУСТАМА».

   Посёлковая больница, в которую направлялся Петрович, видом не завлекала: была неказиста, глухая стена подпиралась двумя бревнами, и если бы не они, она давно приложилась бы к земле, ютилась в деревянном бараке, То, что барак был больницей, говорила вывеска, а если бы вывески не было, посельчане и не знали бы, что у них имеется какой – никакой медицинский центр.

   Больница знакомое место для Петровича. Память высветила не больничную койку, а откликнулась голосом Насти, когда он возил её на велосипеде к врачу: Толь, ну что ты, так медленно крутишь педали, не на велосипеде едем, а быки тащат, ты жми, да так, чтобы ветер в ушах свистел, чтобы всё мелькало, проносилось мимо, пролетало. Отлетела Настя. Боль давно вышиблась, а грусть расколола душу на две половинки.

    Пробиваясь в коридоре через толпу, «хвост» которой выходил даже на улицу,  Петрович наслушался разговоров о том, что барак строили пленные немцы, а поэтому он такой и хилый, что может рухнуть, а вот если бы его строил русский мужик с топором и пилой, который мастеровитей и сообразительней не только немцев, но и всех других, ловчее и быстрее  в работе с топором и пилой, знает, где бить, где пилить, когда, кого или что, то барак был бы крепче камня, как кремень, что в поселке строят много, но как -то сильно по - научному, поэтому поселок  является, словно выщербленным: местами цельное здание, местами половинчатое, местами фундаментальное, то есть выше фундамента не пошло, что перед началом строительства все начинается хорош, не так, как у иностранцев на сухую и без закуски,  гремит музыка, льются пылкие речи, здание буквально на глазах идет в рост, но дойдя до половины стопорится: камни крошатся, бревна превращаются в щепу, а все потому, что материал не тот, не приживается на нашей земле и неплохо было бы поменять землю, а где ее взять, да разве не у кого взять,?  да таких полно, только  погромче свистни и просалютуй пушкой, и вокзал в поселке  добротный -  на такие гроши построен, что иным и не снилось, но он всегда пустой, пассажиров никогда не бывает так как все поезда проскакивают мимо, один раз остановился странный  поезд, а странный потому, что был он  без машиниста, пассажиров, мужики прошлись по купейным вагонам, на полках лежали чемоданы, постели были смяты, на откидных столиках возле окна стояли недопитые разномастные  бутылки с водкой, вином, газировкой, сомнений не было: пассажиры присутствовали и машинист тоже, но куда они делись? это было вечером, а утром никакого поезда не нашли, кроме каких – то деталей в конторе сбора металлолома, заморачиваться посельчане, куда делся поезд не стали, был и не стало, и  что из того?  мало ли чего случается необъяснимого, и если во всём ковыряться, мозги зашкалит, а с зашкаленными мозгами дорога в сватовский зоопарк  со смирительные рубашки, что чудес в посёлке имеется не мало, например. ложишься спать в колхозе, а просыпаешься в совхозе, а иногда и в другой стране, а посёлок тот же, с места не сдвинулся, какой был, такой и остался, а страна уже другая, что во время общественных праздников идешь с начала демонстраций с портретами знакомого   высокого начальства под звуки духового оркестра, а к концу демонстраций в руках неизвестно как и откуда появляются  портреты совсем незнакомого начальства, но тоже под звуки духового оркестра, выбиваешь аплодисменты за одного выступающего по телевизору, а потом руки убегают за спину и выскакивают сами, когда появлялся другой выступающий, что депо у них хорошее, и все родившиеся в посёлке мужчинами,  попав в него один раз, навсегда остаются работать в нём, что их больница самая лучшая, но худшая среди всех, лекарства дешёвые, но пенсия не потянет, добавлять из похоронных грошей нужно, а добавишь на похороны не хватит, разве, что сделать общую могилу, которая открывалась и закрывалась бы при очередном покойнике, что врач отличный, но ни в чём не разбирается и лечит тем, что под руку попадётся, и если Рустам Андреевич кого – то определяет на стационарное лечение, то в стационар не нужно идти, а сразу в похоронное бюро.

   Петрович оказался первым в очереди к терапевту Рустаму Андреевичу, и первым,   как буря, ворвался в ярко выкрашенный желтой краской кабинет, когда из-за двери раздался осипший  голос: ну, заходи, болезненный.

   Врач сидел на стуле сбоку стола, засыпанного листиками, на которых выписывают рецепты, в белом халате, с фонендоскопом (фонендоскоп посельчане называли слушалкой), поглядывая через единственное паутинное окно на высокое и знакомое даже только что родившимся здание в посёлке: бусугарня. 

   Кабинет врача по меркам посёлка был приличным, но Рустам Андреевич никак не вписывался в кабинетное приличие. Вчера он крепко грянул пивом с водкой, выпотрошил даже пыль из карманов, утром хотел перехватить пару пивных кружек, чтобы увлажнить высохшие мысли, которые сгребали его чувства в одно единственное желание: промочить горло, но напоролся на амбарный замок. Рустам Андреевич даже побегал рысью вокруг здания, постучал в окна, позаглядывал, не по – мужицки: носом в окно, а интеллектуально, так, чтобы он всё видел внутри, а его не видели. Но лучше бы он не заглядывал, потому что пивные бочки вызвали у него такую жажду, что Андреевич готов был сломать замок, и он сломал бы его, но что было бы дальше?

   А дальше, если бы пива вдруг там не оказалось, случилось бы следующее. Приехала бы полиция. Внимание на взломанный замок -  она не обратила бы, ну, сломан замок и сломан, всё ломается, замок тоже, он не вечный, а спросила бы: зачем залез? Он бы честно сказал: за пивом. В ответ: так пива нет, выходит не за пивом ты, дружок, лез, а зачем? Пришпорили бы наручниками, матерным словом, признавайся, говори правду. И развернулось бы. Вчера какого-то мужика подбрили в посадке. Рустама бы и подвели под него: дескать, если он в бусугарню за пивом лазить может, когда в ней пива нет, то убить человека ему раз плюнуть.

   И Рустам Андреевич плюнул, но не из-за полиции, а из-за замка, который так живо отпечатался в его сознании, что он время от времени ковырял указательным пальцем во лбу, принимая палец за ключ.

   Когда Петрович оказался в кабинете, Рустам Андреевич отлепился от окна и посмотрел не на Петровича, а на железную двухметровую фигуру, стоявшую в углу с венком из фарфоровых цветов на шее. Это была точная копия Андреевича: глаза навыкате, свисающие губы, просторная лысина и редкая бородка.

   Как Рустам Андреевич оказался врачом в посёлке, никто из посельчан толком не знал. По рассказу Андреевича мужикам в бусугарне выходило так. Шёл он и шёл, а на вопрос: откуда шёл? – ответил: шёл и шёл, что тут не ясного. Мужики согласились. Действительно, что тут не ясно. Шёл человек, от куда то и куда он шёл, кому какое дело. Так и Рустам Андреевич шёл и вдруг увидел посёлок. Зашел. Не понравился. Посельчан много оказалось на улице. Бегают, кричат. Шумно, как в городе. Хотел он повернуть и пойти, пойти назад, а потом решил дальше идти и идти. Пошел, пошел и вдруг увидел бусугарню. Попытался пройти мимо, да дверь вдруг сама перед его носом распахнулась, а ноги, словно кто – то понёс. А если бы не распахнулась, разве бы он зашёл? Под вечер вышел из неё и снова пошел, пошел. Целую ночь ходил, ходил. Думал, что вышел из посёлка, ночью не видно же, а когда утро высветилось, вдруг увидел, что он сидит в кабинете, на нём белый халат. Врач. Дальше идти и идти, ноги бить он не захотел. Так и остался.

— Это меня сам святой ангел привёл к вам, -  говорил Рустам Андреевич, -  посадил на место врача, облачил в белые одежды, повесил на шею фонендоскоп, в руки вложил скальпель и приказал: лечи, Рустам, посельчан, ибо они никому кроме тебя не нужны. Если бы не он, то хрен бы я оказался у вас. (продолжение следует)