Милость к падшим или предательство?

Почему наши дети жалеют чужих и забывают своих

Гражданское общество, об отсутствии которого не устаёт говорить оппозиция, у нас всё же сформировалось. Именно благодаря ему вся страна узнала о скандальном выступлении школьника из Нового Уренгоя в немецком бундестаге. И именно гражданское общество справедливо возмутилось расставленными акцентами. Но только ли плохое знание истории – причина душевной коррозии? О школьной программе и последствиях её «обрезания» размышляют учителя русского языка и литературы.

Без «Молодой гвардии»

Галина Зыкова, Москва

Совсем недавно я спросила одиннадцатиклассника, которого готовлю к декабрьскому сочинению индивидуально: «А что ты читал о Великой Отечественной войне?» Он напрягся и вспомнил, что смотрел фильм «А зори здесь тихие». – «Ну и как тебе?» Знаете, что он ответил? – «Скучно»…

В школьном курсе литературы теме Великой Отечественной войны отводится очень мало времени. 5–6-й классы – несколько стихотворений, в числе которых настоящие шедевры, но… по одному часу! Где уж тут разобрать текст, подумать, прочувствовать. Например, «Сороковые» Давида Самойлова. Только и делаешь, что объясняешь, что такое кисет, мундштук наборный, пайка. Ребёнок, ещё не знающий отечественной истории, силится постичь текст, но главное – нерв его – ускользает.

«Рассказ танкиста» А. Твар­довского пятиклассники понимают, герой – ровесник. Но сразу возникает закономерный вопрос: почему из программы исчезли «Сын полка» В. Катаева и «Иван» В. Богомолова? Нет, не совсем исчезли, перешли в разряд книг для внеклассного чтения, а значит, могут не упоминаться на уроках вовсе. Дальше – хуже. В 7–8-м классах по одному часу на поэзию и рассказ «Возвращение» А. Платонова. Бессмертный «Василий Тёркин» даётся отрывками, обзорно… Хорошо ещё, если в 9-м классе успеют поэзию военных лет посмотреть, а то сразу после Шолохова к «Матрёниному двору» Солженицына перейдут. Вот и откроется потом кому-нибудь истина, да не та.

Вернусь к программе. Помимо этих немногочисленных произведений есть ещё те, о которых написано в кодификаторе ЕГЭ в разделе «Проза второй половины XX в»: Ф.А. Абрамов, Ч.Т. Айтматов, В.П. Астафьев, В.И. Белов, А.Г. Битов, В.В. Быков, В.С. Гроссман, С.Д. Довлатов, В.Л. Кондратьев, В.П. Некрасов, Е.И. Носов, В.Г. Распутин, В.Ф. Тендряков, Ю.В. Трифонов, В.М. Шукшин (произведения не менее трёх авторов по выбору). Давайте предположим ситуацию, что ребёнок из этого списка выбирает Ч. Айтматова, В. Шукшина и С. Довлатова. Посмотрите внимательно: в списке нет Б. Васильева, Ю. Бондарева. А ещё из программы безвозвратно ушла «Молодая гвардия» А. Фадеева… И в ней никогда не было повести Б. Окуджавы «Будь здоров, школяр». Так и вый­дут наши ребята из школы, не имея в своём сердце сочувствия к той войне…

Впрочем, Николай всё же сказал в своей странной речи главные слова: «Я искренне надеюсь, что на всей Земле восторжествует здравый смысл, и мир больше никогда не увидит войн».

Но с «чёрными копателями»

Темир Трояков, Горно-Алтайск

Скандальное выступление школьника из Нового Уренгоя состоялось 19 ноября – в день, когда 75 лет назад началось наше контрнаступление в Сталинграде. Получилось, покаялся и за контрнаступление. Мальчика, не понявшего этого, наверное, можно простить. Гораздо печальнее, что его наставники не заметили связи. Выросло целое поколение учителей, которые не знают Якова Павлова и даже Зою Космодемьянскую. Неудивительно, что русские дети сожалеют об убитых врагах.

Как-то в беседе с одной из родственниц, которой ещё нет 30, я понял, что о Зое Космодемьянской она почти ничего не знает. Пришлось поведать ей о пытках, об истинной русской пассионарности и подвиге Зои. А сколько таких девушек убили те, о ком сожалели русские дети в бундестаге? Образ «добренького» фашиста незаметно проник и в кино, и в литературу. Кто расскажет детям правду о войне – может быть, блокбастер «Сталинград» или фантастика о чёрных копателях «Мы из будущего»?

А в школе подростки изучают «Архипелаг ГУЛАГ», в котором утверждается, что Сталинградскую битву выиграли штрафники! Так чего же мы теперь хотим от детей?

Маршал Чуйков, разгромивший фашистов в Сталинграде, даже обращался к автору с письмом:

«Как могли вы, Солженицын, дойти до такого кощунства, чтобы оклеветать тех, которые стояли насмерть и победили смерть?!

Сколько надо иметь ядовитой желчи в сердце и на устах, чтобы приписать победу штрафным ротам, которых до и во время Сталинградского сражения не было и в природе. Вы злобно клевещете на Советскую Армию и народ перед историей и перед всем человечеством».

Теперь эти слова надо напомнить тем, кто готовил мальчика к выступлению в бундестаге.

В прошлом году немцы переиздали книгу Гитлера «Майн кампф», которая тут же стала бестселлером, в этом году с этим манифестом нацизма решили знакомить детей в одной школ Великобритании, а русский подросток посчитал немецкого солдата, пришедшего на нашу землю с мечом, невинно погибшим. Что будет в следующем году?

Без сострадания к своим

Алексей Фёдоров, Москва

Может показаться, что информационный шум вокруг «мальчика из Уренгоя» не соразмерен конкретному событию.

Такое бывает, когда малозначительный факт воспринимается как «верхушка айсберга», как частное проявление серьёзной проблемы, как формулировка назревшего и болезненного вопроса, на который необходимо отвечать каждому из нас.

Первая мысль: мало мы изучаем на уроках произведений о Великой Отечественной войне.

Что греха таить – в выпускном классе иногда до них просто «руки не доходят». Но разве только в этом дело?

Русская классика XIX столетия, составляющая основу школьной программы, учит состраданию и милосердию.

«Милость к падшим» призывал Пушкин.

«Не убий! – предупреждал Достоевский. Даже врага можно и нужно пожалеть, предлагал Кутузов в «Войне и мире»:

«Вам трудно, да всё же вы дома; а они – видите, до чего они дошли… Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди».

Эта общая для русских писателей мысль – христианская по своей природе. Любовь важнее и сильнее ненависти. Любовь учит прощать человека и верить в его светлую природу.

«Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф: 5, 44).

Правда, здесь одно из ключевых слов – вас.

Ты должен простить и возлюбить того, кто делает зло лично тебе.

Но есть ли у тебя право прощать того, кто пришёл (сейчас или когда-то) завоёвывать твою Родину, убивать твоих близких, твоих дедов и прадедов?

Вправе ли ты уравнивать захватчиков с защитниками, «душу положившими за други своя» (Ин: 15, 13)?

Естественно, когда человек, в силу своей причастности к родине, её истории, культуре, испытывает сострадание прежде всего к своим, а не к чужим.

А сознание безусловной правоты своих в той великой войне должно укрепить это чувство.

Сколько героически павших советских солдат и невинно убиенных мирных людей, расстрелянных и замученных фашистами, ещё ждут сочувственного интереса к своей неповторимой судьбе?

Какими иными «голосами» заглушается голос причастности к родному? «Общечеловеческими ценностями»?

Неужели люди, воспитанные в традициях русской милосердной культуры, чаще других подвергаются искушению ложным гуманизмом?

«Нет преступников, есть несчастные»?

Был ли выбор у «невинно убиенного» солдата вермахта – солдата, который «хотел мирно жить и не хотел воевать»?

Но ведь литература как раз и учит тому, что выбор у личности есть всегда – именно за него она и несёт нравственную ответственность.

(Антифашисты были и в Германии.)

Жалеть можно всех. Но это не означает, что все правы.

У монолога Кутузова есть продолжение:

«– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м... и... в г... – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой... поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура… солдат».

Русская классическая литература не сборник наставлений и поучений.

Она сложна, иногда противоречива, объёмна и многогранна.

И от нас (в том числе учителей) зависит, как использовать её колоссальный духовный потенциал, чтобы в молодой душе не совершалась страшная подмена понятий.

Чтобы милосердие к человеку не оборачивалось толерантностью к преступлению, греху и пороку.

Конечно, по прошествии десятилетий не стоит вновь изучать «науку ненависти».

Но чёткая нравственная оценка событий и итогов Великой Отечественной войны не должна меняться со временем.

Иначе мы предадим своих предков, обесценим их победу, ибо дадим себя завоевать – внутренним чингисханам, наполеонам, гитлерам…