Карательная медицина

Я навсегда запомню ту ночь, когда я стала мамой. Нет, это не ночь родов, это ночь с пятницы на субботу, когда мы с Сонькой попали в больницу святого Владимира в Сокольниках, потому что у нее буквально за считанные минуты очень сильно загноился уже заживший пупок. Мы с большим трудом добились того, чтобы к нам приехала неотложка, и врач посоветовал на всякий пожарный показаться хирургу в больнице, хотя он посчитал, что там ничего серьезного. Я думала, что мы съездим туда, обработаем все и славненько уедем домой, но в итоге застряли там на три ночи, полных лекарств и уколов оказалось, что у Сончика свищ в пупке и, как следствие, гнойный омфалит. «Ничего серьезного» могло обернуться ужасными последствиями. 

Больница, куда мы приехали, была больше похожа на концлагерь. А говорят, у нас в стране карательной медицины нет! Свои права, честь и достоинство ты оставляешь, переступив порог этого заведения. В бесплатном отделении хирургии новорожденные детки лежат в отдельных боксах, а мамы — в количестве 15 человек в палате, фактически вповалку, на сдвинутых кроватях. Мою малышку дико рвало по дороге и в приёмном покое, и я очень боялась, что это продолжится уже в отделении, поэтому провела ту ночь на стуле в ее боксе, пытаясь поспать, прислонившись к стенке. Нам повезло, и на следующий день удалось перевестись в платную палату, где мы лежали вдвоём, но отношение персонала — за гранью добра и зла. Например, мне запрещали кормить ребенка по требованию, так как у них в картах прописаны часы кормления, и я им мешаю заполнять отчетность (но это же живой человек, у нас так принято с момента ее рождения… здесь тебе не твой дом, а больница! У нас нельзя!). С собой класть поспать человека, даже если это единственный способ ее успокоить, нельзя ни в коем случае — таковы правила (а муж где твой спать будет, подумала? Избалуешь ведь ребенка!). Кормить малыша своей смесью из своей бутылочки строго запрещено, а их бутылки, кажется, родом из детства моей мамы — стеклянные с жуткой желтой соской на конце, из которой смесь льется рекой (ребенка все разы, что я пыталась ее кормить из этого говнища, жутко рвало). А что это за смесь вообще? Их же нельзя мешать, я кормлю своего ребенка другой! Да мы не знаем, мы ж не врачи — разводят руками медсестры.

Они приходили и устраивали шмон в моей палате, спрашивая, зачем мне ватные палочки и что я делаю ватными дисками, не давали выключать свет в отсеке, мотивируя это тем, что мне(!) темно. Имея неограниченную власть, эти медсестры отчитывали меня в первую ночь как школьницу, спрашивая, какого черта я привезла ребенка в три часа ночи, а не раньше, а я рыдала и орала, что никто не имеет права так со мной говорить, но они лишь хмыкали в ответ. Добиться ответа на вопрос, что происходит с малышом, невозможно — такие вопросы просто игнорируются. Результатов узи я ждала два(!) дня, хотя его делали в моем присутствии. Нет, не скажем, мамаш, все напишем в карте, в понедельник все узнаете, сказали они утром в субботу.

Дежурная врач меня прессовала на тему Сонькиного набора веса, говоря, что ребенок должен съедать порцию вдвое больше, а она не съедает, потому что слабая, сосать не может и ей надо ставить зонд. Но вы сами не даете мне ее кормить ее едой, так бы все хорошо было! Мамаш, ну нельзя своей, берите нашу и вперед. Но ее рвет… Вы просто кормить не умеете, вот ее и рвет поэтому. Меня вообще жутко прессовали на тему того, что я все делаю неправильно, неумело и именно поэтому ребенок плохо спит/ест/и так далее (надо ее туго запеленать — будет спать как миленькая; не корми ее три часа и влей смесь — будет голодная и съест все). А финальным аккордом стало то, что утром медсестра забрала Соню со словами, что ей надо взять кровь из вены головы, потому что у нее повышен билирубин. Я прорыдала час, читая, чем это чревато, а потом оказалось, что это неправда — она просто придумала историю про билирубин (или перепутала нас с кем-то), так как не был готов на тот момент анализ, где был бы этот показатель. 

И это только малая часть того, что здесь происходило! Меня не называли по имени, только «мам», «мамочка» или «мамаша», добавляя номер бокса (сначала я была «мамочкой 25», потом стала «мамой из изолятора» — им так больше нравится называть вип-палату), а если везло, то фамилию называли («мама Карлинская»). Прямо симбиоз «Рассказов служанки», «1984» и «Мы» — вот уж не думала отказаться главным героем антиутопии. 


Все эти дни я была больше похожа на взбесившуюся кошку, чем на человека, которая охраняла своего детеныша. Я не спала три дня и почти не ела, потеряла 4 кг, вернувшись к своему добеременному весу, пропускала обеды, если она просила грудь, не чувствовала боли при кормлении, хотя дома плакала из-за нее. Вот оно какое материнство, а я все боялась, что не готова, что во мне слишком много подросткового эгоизма и лени. Я даже не представляла себе, что может быть настолько больно, когда видишь, что твой ребёнок рыдает из-за больнючего укола, но ты вместо ответного рева будешь улыбаться, говорить «тшшш», обнимать и тихонько петь. Я не знала, что боль моего ребенка окажется гораздо больнее любой моей, и я бы подставила все свои части тела под эти иголки, лишь бы ее больше никто не трогал. В конце концов мы ушли под расписку, хотя мне было жутко страшно, но наш педиатр назначил Соньке грамотное лечение и сказал, что мы сделали все правильно. 

Я не понимаю, как это может существовать в Москве в 21 веке. Так не должно быть. Я хочу, чтобы люди знали о том, что происходит за стенами этой больницы, и чтобы мамы с своими малышами обходили это место стороной. Я это так не оставлю и буду писать во всевозможные инстанции, буду жаловаться и требовать проверки, потому что это слишком далеко за гранью адекватности. Советы, куда писать и жаловаться, крайне приветствуются. Спасибо всем, кто прочитал до конца!