У каждого была своя война...
- Доченька, у нас в хостеле поселился один человек... тебе очень важно с ним познакомиться. Понимаешь, он москвич и был в Москве с начала войны , на фронт не попал, но Москву защищал, и лучше него никто тебе об этом не расскажет . Я договорился , он хочет с тобой поговорить....
Однокомнатная квартирка в Беер-Шевском хостеле. Это для одиноких. Папа с женой живут на восьмом этаже в двух комнатах, а мой собеседник недавно поселился на первом этаже.
- Заходите, заходите... Давид, это твоя дочка? Заходите, барышня.... Чай, кофе? ... а можно и коньячку....
Мы в гостях у Абрама Яковлевича Перельройзена. Его фамилия переводится как «жемчужная роза», поэтому пытаюсь начать разговор:
-У вас красивая фамилия..
-О... ферштейн з'идиш? Нечасто, нечасто в вашем поколении... Молодец, Давид, научил дочку...
Это потрясающий старик, невысокий, сухой, огромные лучистые глаза за толстыми линзами очков... Километры морщин на лице, а эти глаза, как у юноши- горят внутренним светом... Прищур с хитринкой, рассматривает меня с интересом молодого ловеласа... Хоть убей, ну нет ему девяносто двух... от силы восемьдесят... И они с папой так похожи...
-Вот, жена умерла, а детей трое, все зовут к себе и обижать никого не хочется, поэтому пока я могу выпить с барышней коньяк, поживу отдельно... Лэхаим!
Проговорили почти час, шутки, смех, перепрыгиваем с русского на идиш..
- Я знаю, что вы хотели поговорить о том , как это было...- его взгляд сразу меняется, будто он уже перенёсся в далёкое прошлое.
И нет этой комнаты, нет компьютера на столе, и не израильское солнце за окном... В его памяти Москва, погружённая в ночь светомаскировки, зажигалки на крышах и он- юноша , совсем пацан, у дверей военкомата.
-Тебе нет и шестнадцати , да и зрение у тебя... какая армия? А лучше всего...знаешь...(перешёл на шёпот) беги к мамке и уходите на восток... убьют вас! Всех евреев убьют... беги, сынок, пока ещё можно...
Так он узнал, что их убьют , потому что они евреи. И понял, что город сдадут, раз уж человек в военной форме рискнул ему это сказать.
Уйти он не мог- отец и дядя уже на фронте, дома бабушка , младшая сестра и мама в последней стадии онкологии... А во дворе друзья, такие же мальчишки и девчонки и им тоже уходить некуда. Может их и не убьют, потому что они не евреи, но город то их общий.
Соседка с верхнего этажа уже тащит вещи из пустой квартиры , откуда вчера съехала семья ... Воздушная тревога каждые пол-часа, он не уходит, мама не может спуститься в бомбоубежище, бабушку с сестрёнкой отправил в метро и наказал до ночи не возвращаться, ночью бомбят редко.
- Бома! (так его звали друзья) Мы организуемся в отряд , будем зажигалки с крыш сбрасывать.
Хорошо хоть дело нашлось, с друзьями на крыше сидели часами, а внизу- людской муравейник, крики, драки... Кого то повели под конвоем, наверное провокатор, или шпион...
Соседка сверху всё тащит и тащит чужое добро, зашли к ней с ребятами, переколотили всё, что под руку попалось:
- Заявим куда следует, если ещё раз увидим...
Когда выходили, отчётливо услышал : «ничего.. скоро тебя придавят, жидёнок!...» Это ему- Боме сказано, он один еврей. Повернулся к ней , а в руках та палка, которой только что крушили наворованное добро.. Что-то было в его взгляде, соседка от страха на пол упала.
Неделя прошла...
Соседка бросила всё добро и сбежала... бомбят постоянно ... Соседние магазины разграблены... Дома пока есть рис и мука, хлеба нет несколько дней нигде, да и денег уже нет. Бабушка выменяла свои серёжки и мамино кольцо на мешок картошки. Девочке из соседнего подъезда обожгло руки зажигательной бомбой, а она на фортепиано играла... Врачей не найти, госпиталя забиты, сами перебинтовали ей пальцы, плачет от боли...
«- Сталин уехал из Москвы!»
-Это была паника, как будто мир перевернулся.... Поток озверевших людей с чемоданами и корзинами в одну сторону и стройные ряды ополченцев- в другую...
-А вы?
-А мы на крышу! Это был наш фронт и мы его не оставили.
-А потом?
-А потом разрыв.. грохот... боль... Очнулся через две недели в госпитале, оказывается, что мне почку вырезали, в которую осколок попал, да и контузило сильно, зрение ещё хуже стало...
А потом мама умерла, на отца и дядю похоронки получили, бабушка до конца войны не дожила, но сестрёнку я вырастил... Она совсем недавно умерла, уже тут, в Израиле. Тоже онкология, как и у мамы. А за ней следом и жены не стало... Но у меня трое детей, восемь внуков и два племянника с семьями. Все тоже в Израиле.
- Я сейчас покажу...
Вытаскивает коробочку, а в ней «Медаль за оборону Москвы».
-Это мне уже в 1942 году вручили, военврач занёс нас в списки защитников города, когда с крыши раненых забирали...
-И вашим друзьям тоже дали награды?
-Тоже дали . ..... посмертно......Нас тогда пятеро на дежурстве было , а выжил я один.
Потускнели глаза, одна боль в них осталась...
-Помянем? Амэн!
Ирена Ошер
28,10,2017
Комментарии
Мой отец тоже в 17 лет "в Ташкенте отсиживался" - добровольцем на 3-ем Украинском фронте.
А записыванием и публикацией на постоянной основе занимается "Яд ва Шем". Тетю уже года 4ре назад записали. Есть видео и короткий рассказ в книге.
И это только одна наша семья.
Добавь к этому 28 погибших на войне- солдат, которые не входят в список жертв Катастрофы....
Дед мой, Ефим, военный кореспондент, искал сына Вилю, который пошел на войну добровольцем, хотя ему не было 18ти, и оба погибли на фронте...
Отец с лета 41 на фронте, два выхода из окружений и тяжёлое ранение в голову в 42 под Харьковом... но дал в рожу "воевал в Ташкенте" не за себя, а за тех житомирских еврейских пацанов призвавшихся с ним и которые не вернулись... а было их не мало.
Мой дед Арбузов Сергей Георгиевич 1898 года рождения,
крестьянин (колхоз "Флора" г. Бийск) в 1941 году был
призван в Красную Армию, попал на Ленинградский
фронт. Ранен, на минном поле потерял ногу.
ему особую блокаду, спас его от гангрены и ногу
смог ампутировать ниже колена.
Вернулся на деревяшке, протез получил только
в конце 50х. Огород был 20 соток, как он его копал уму
непостижимо. Кроме огорода улицу Луговую, где они
тогда жили, раскапывали до дороги и сеяли просо, это
мне уже потом рассказывала мама.
А в Ленинграде меня поразило то, что в полночь,
после окончания передач на радио включают метроном.
Я учился тогда в Ленинградском ВУЗе, и даже пытался писать стихи и если бы я не был ленив, то могло получится стихотворение с приблизительно такими строчками:
"В Ленинграде стучит метроном
Словно память военной тревоги
Словно память идет на пролом
. . . . . . .
Знаю нет в этом нашей вины,
Только мы простояли в сторонке,
Мимо нас проходили с Войны
Инвалиды и похоронки".
И только сейчас приходит понимание, что
это был момент истины, который мы упустили
Пишите сейчас!!!!
Мирится с этим нельзя!
Надо было то по сходням на грузовые суда подыматься, то по трапам спускаться в машинное отделение и работал он до глубокой пенсии.
Золотой был человек.
Такие держат небо на своих плечах. Это ещё даёт нам запас времени "резвиться" налегке.
Но меня крайне удивляет, да как Вы могли это понять.
Дед ушел в 92 года. Образования никакого, только умел читать. Но отношение к жизни было удивительное, он никому не делал зла, ни о ком плохо не отзывался, я уже это потом осознал в нем огромное ощущение собственного достоинства и какой то правоты. В 1976 году я его пригласил в самый крутой кабак города Бийска, а ему тогда было 78, и мы так хорошо посидели, что он потом притащил пьяного внука домой. В 79 он научился ездить на малолитражке(тогда их давали инвалидам) и получил права. Вот это меня в нем страшно удивляло и в бабушке тоже.
Спасибо!
Все всё прекрасно понимают, но носить в своей душе ещё и такой груз сможет далеко не каждый.
Многим хочется "гарцевать" и дальше, а не включаться в поддержание "неба".