«Дурдом сплошь и рядом»: как живут ростовские погорельцы
Правительство распорядилось выплатить каждому пострадавшему 10 тысяч рублей единовременной материальной помощи и 100 тысяч рублей компенсации за утраченное имущество. Кроме того, в МЧС сообщали, что еще 524 млн рублей планируется выделить на предоставление государственных жилищных сертификатов. В августовском распоряжении правительства об этом ничего не было сказано.
«На что хотел бы обратить внимание: чтобы волокиты не было. Особенно связанной с оформлением документов. Где взять документы, если они сгорели? Это все нужно держать на контроле, чтобы к людям не относились поверхностно и бессердечно. Наоборот, нужно проявить максимальное внимание. Не должно быть тех сбоев, с которыми мы столкнулись совсем недавно. Я имею в виду требования оплаты каких-то справок и прочих документов, когда мы сами выдаем деньги из казны для оказания помощи», — дал указания Путин.
«Этой работой будем заниматься индивидуально, пока не найдем решения по каждому человеку, который в результате пожара пострадал. Рассчитываем, что до 31 августа мы практически в полном объеме разберемся с ситуацией в каждой семье», — сказал президенту Голубев.
Не хватает «документика»
«С тех пор процентов 50 получили 110 тысяч, а остальные нет», — говорит Открытой России один из пострадавших Андрей Войлов.
В распоряжении правительства говорится, что 100 тысяч рублей выделяется гражданам «в связи с полной утратой ими имущества первой необходимости». «Но что подразумевается под „первой необходимостью“? У кого-то бутылка водки — первая необходимость, у кого-то — яхта, у кого-то что-то еще», — недоумевает Войлов.
«Я приходил насчет 110 тысяч в нашу администрацию Пролетарского района, а там сидит такой Сергей Владимирович. Он говорит: „Скажите ж, по чесноку у вас там не все сгорело?“ Человек из администрации говорит мне „давай поговорим по чесноку“. Хорошо, что еще хоть не „по понятиям“, как в 1990-е. Сейчас предлагают, давайте половину вам дадим. Куда отправится другая половина, остается под вопросом», — рассказывает он.
По мнению пострадавших, выплата финансовой помощи не всем погорельцам связана с тем, что в МЧС может не хватать документов.
«Это все происходит потому, что у нас нет должностных лиц, которые каждому индивидуально все объясняли бы. Начинаешь в МЧС звонить и ругаться, а они говорят: „Ой, у вас не хватает документика“. Начинаешь в МФЦ двери выносить, а там: „Ой, а вас в списках нет“. Вот так и выбиваем все рогом», — говорит пострадавшая Надежда.
«В нашей семье восемь человек. 26 сентября в очередной раз делали нам ксерокопии документов — дочке порвали паспорт. Я целую неделю его восстанавливала, меня мурыжили — то принимают, то не принимают, то одно время назначают, то другое. По шесть часов приходилось находиться в этом паспортном столе. Это был какой-то караул. Потом пришли за выплатой по 10 и 100 тысяч, задают вопрос: на каком основании поменяли паспорт. Волокита везде. У кого-то вообще в МЧС все документы потеряли, потом через день нашли. Дурдом сплошь и рядом. Приходится бегать: если раньше все службы были в одном месте, то сейчас они раскиданы по всему городу», — рассказывает пострадавшая Елена Войлова.
После пожара погорельцев «таскали по всевозможным инстанциям» и уговаривали подписывать документы о непригодности их домов для проживания.
Людям объясняли, что, если они не подпишут эти бумаги, их не признают пострадавшими. «Затем 2 сентября 2017 года состоялось заседание комиссии, на котором практически все наши дома признали не подлежащими восстановлению. Таким образом, нас обманным путем лишили права восстанавливать наши дома, и строить мы тоже не можем, так как эта зона закрыта для строительства», — пишут пострадавшие в своем обращении к президенту.
Жалобу президенту, в которой погорельцы объясняют, почему не надеются на помощь ростовской администрации, приемная главы государства перенаправила правительству Ростовской области.
«Я все-таки думаю, что компенсации выплатят всем, кто их требует. Вот что будет с жильем — это уже более интересный вопрос. Его оставили на десерт», — рассуждает Надежда.
Обувь с цементной крошкой
Семья Войловых после пожара разместилась у родственников, но, как говорит Елена, это «не резиновая ситуация». По ее словам, многих пострадавших расположили в гостиницах, а многодетным семьям пришлось снять жилье. «В гостиницах ужасные условия. Там запрещают готовить пищу, стирать, очень жесткие графики. Чтобы постирать одежду, некоторые ездят за несколько кварталов. Ее даже негде хранить — разрешено по два пакета вещей на человека. Сейчас холодает, один пакет только пальто займет», — объясняет она.
Недавно Елена и ее сестра посещали пункт получения гуманитарной помощи по адресу Буденновский проспект, дом 40. Член партии ЛДПР поговорил с представителем пункта, и группу погорельцев провели по этажам этого здания. По словам Войловой, оно не достроено, а бетонные перекрытия в нем «раскрошены до такой степени, что ходишь фактически по цементу».
«И вещи, и продукты валяются на полу в этой цементной крошке. Бедлам. Не видно, какого цвета обувь стоит, настолько ее этой бетонной пылью занесло. Помыть, почистить и постирать вещи и продукты в этой пыли у людей в гостиницах нет возможности, а прачечные вряд ли примут такие вещи», — рассказывает Елена.
«Не можем купить дом даже в глубокой деревне»
«Люди до Нового года будут мыкаться по углам. Кто-то будет к праздникам готовиться, а мы будем думать, как бы не замерзнуть и где и на чем спать», — говорит Войлова другим пострадавшим.
В администрации Пролетарского района Ростова-на-Дону на вопросы погорельцев о жилищных сертификатах разводят руками. «Пока не могу ничего сказать, пока тишина», — цитирует Елена одного из ее представителей.
В жилищном комитете погорельцам говорили, что один квадратный метр их жилья оценят в 36720 рублей, потом пошли слухи о 45 тысячах рублей. Как об этом распорядятся в Москве, во сколько там оценят сгоревшие квартиры, пока неизвестно.
«Мы жили в центре города на самой дорогой земле. Теперь, по расценкам в городском законодательстве, мы даже в глубокой деревне дом себе не можем купить. Многие жили в своих квартирах несколько поколений — мои родители купили нашу 45 лет назад, а дом моей бабушки, в котором жила моя сестра, купили еще в позапрошлом веке, — вспоминает Елена Войлова, — У некоторых даже домовые книги и другие документы остались с царских времен. Надеюсь, что в случае с нами выйдут за рамки городского законодательства»
Наталья Коротоножкина
Комментарии