Катехизис информационной революции-1

На модерации Отложенный (О системе средства массового общения)

Эта статья написана в 1997. За 13 лет её не удалось опубликовать ни в одном издании. Впервые её увидел читатель на Прозе.ру полгода назад (http://www.proza.ru/2009/09/17/349). Впрочем, может, и не увидел, поскольку ни одного отклика не последовало. Заверяю: она написана на русском языке, высказаны в ней достаточно простые идеи, которые за тринадцать лет уже реализованы во многих своих частностях. Осталось только воплотить существо дела.

Что виноват, или Кто делать?

Демократическое сознание XIX века придумало, явно для тупых, два универсальных вопрошания на любую беду: кто виноват? что делать? Наши передовые демократы все еще полагают умным повторять эти вопросы. Хотя за это время уже виноватили монархию, демократию, большевизм, сталинизм и волюнтаризм, коммунизм, «гласность» и «демократию». А сделать хотели общинную коммуну, западную цивилизацию, мировой коммунизм, социалистическую систему, материально-техническую базу, perestroika, западную демократию.

Процесс явно пошел по кругу. Все возможные «кто» и «что» испытаны на собственной шкуре, как у того дурака, которого заставили молиться. Наконец даже тупые поняли, что все виноваты и всё виновато, что делано всё и делать более ничего не надо. Два этих утверждения составляют самую суть сегодняшнего властвующего коммунистическо-демократического сознания: представители властей только и делают, что обвиняют кого-нибудь (друг друга, тяжелое наследие, НАТО и т.д.), т.е. ничего не делают и оправдывают свое ничегонеделание делами всего окружающего мира.

Стоит ли удивляться, что вся производственная жизнь у нас брошена, сменившись системой индивидуального присвоения бросовых богатств. Впрочем, и весь народ ничего не делает (если не присваивает), зато без устали винит власти в том, что те не дают урвать законный кусочек. Так что лозунг — все виноваты и никому ничего делать не надо — является тотальным лозунгом нашего единодушного, все еще коммунистически-единогласного общественного сознания.

Почему же это сознание так уверено, что несмываемая круговая порука вины лежит на нем, почему оно даже не пытается что-то сделать? Будь это сознание сознанием условного Ивана Ивановича, призрачного Ельцина, считающего себя реальным Зюганова, приснившегося Жириновского, мы бы его спросили — оно бы ответило. Но общественное сознание — это фантом, каким-то боком сидящий в каждом из нас. Поэтому себя-то и нужно спрашивать.

Все дело в том, что наше демократическое сознание (от вовремя разбуженного Герцена до не вовремя заснувшего Ельцина) — это политическое сознание. Такое, которое, приняв какой-то личный идеал и цель, для их реализации создает частную организацию (кружок, партию, класс), которая стремится стать всеобщей властью (аппаратом, государством, законом). Какой бы идеал ни принимался в политике, в любом случае он становится всеобщим насильно, отменяя правомочность всех других идеалов и целей. Наше общественное сознание устало от этого бесконечного политического насилия, пронизавшего все сферы жизни (от быта коммуналок до парений науки и искусства), и, не желая его переносить, в лице каждого человека прямо обвиняет всех остальных в насилии над его личностью. Однако сделать что-то можно по-прежнему, лишь приняв один идеал, одну цель. А общественное сознание знает по многому горькому опыту заведомую тупиковость любых цели и дела и поэтому — ничего не хочет делать: пусть сейчас плохо, а будешь делать, станет еще хуже. Вот Горбачев: только трепался (и скрывал-«вскрывал»), а Союз развалил и затеял бесконечные разборки братских республик. Вот Ельцин только суверенизировался (и делил-переделивал — «сувениры»), а экономику остановил, да войны-разборки учинил.

Итак, не «кто виноват?» (ибо виноваты все), а «что виновато?» (ответ: политика как способ совершения общего идеализирующего дела насильственным путем, демагогически подменяющим благие пожелания дорогой в ад). Не «что делать?» (ибо делать надо не что-то одно сей момент, а всё и всегда), а «кто сделает?»

Я думаю, ответ на первый вопрос уже не актуален.
Главным вопросом нынешнего дня является вопрос, что за сила сделает в нашей жизни так, чтобы она отныне делала все необходимое и всегда. Ясно, раз виновата во всех бедах политика, то на политиков и не стоит возлагать надежды. Они и не хотят изменить политический порядок жизни, даже и не подозревая, что именно его, ставшего неисправимым беспорядком, и надо менять (каждый просит, чтобы выбрали его, любимого, его личную идею, его частную организацию, которую он сделает общей властью над нами всеми), и не могут (их личные идеалы столь убоги, что с трудом сваливаются с их косных языков, их частные организации столь аппаратны, что к нашей жизни не имеют никакого отношения). В любом случае, реформировать, отменить политикам политическую жизнь, способ политического делания дел так же невозможно, как оставаться жить, застрелившись.

Поэтому нужно найти другую силу делать все реальные дела общей жизни так, чтобы при этом не отменять, не преследовать, не умалять все личные и частные идеалы и жизни. А разве это возможно? Разве существует такая неполитическая сила, которая бы личный идеал каждого человека сделала единым общим идеалом, все частные интересы соединила бы в интерес одной частной организации, которая бы властвовала над всеми одной силой авторитета без аппарата, насилия и закона и этой же силой делала человеческий порядок в стране: нормальную экономику, армию, науку и образование, медицину и т.д., т.е. все то, что никак не могут сделать наши власти, по крайней мере начиная с Петра I?

Эта неполитическая сила должна быть устроена так, чтобы личные идеалы преображались (обсуждались, сравнивались, обобщались) в один общий идеал прямо на глазах, гласно, и при прямом участии каждого человека. Чтобы частная организация строилась как гласный договор многих личных и частных интересов и целей по поводу только конкретного общего интереса и цели. Чтобы вхождение в единую общую организацию и подчинение ее воле было личным, негласным, добровольным делом каждой личности и любой частной организации.

Все политические силы устроены прямо наоборот: вожди кулуарно определяются с идеалами и целями, демагогически вбивая их в головы людей; партии создаются вообще, «навсегда», и кулуарно, а отдельные их члены ничего не могут в них изменить, усовершенствовать и т.п. Наконец, принадлежность к партийно-политическому государству паспортизирована, а неподчинение его воле преследуется по «закону». Политика негласна там, где возникают реальные идеалы, интересы, цели и где осуществляются частно организованные реальные дела политиков, а гласна только в области демагогии: своих формальных слов и дел, — и в пресечении того, что демагогия для них, — личных слов и дел неполитиков.

К счастью, в нашей жизни есть одна-единственная сила, которая стремится негласные мафиозные интересы и действия политики вытянуть на всеобщее обозрение, а гласную демагогию разоблачить как демагогию. Оглашение и анализ, собственно, и составляет самую суть деятельности этой силы — средств массовой информации. Только в них есть задаток стать по-настоящему действенной силой, способной своим непосредственным авторитетом (подобным авторитету Махатмы Ганди для индийского народа) изменять и делать нашу жизнь. Так, например, даже несовершенная информационная революция, коммунистическая гласность времен Горбачева, развалила социалистическую систему, СССР, и дала нам всем то, что мы имеем сейчас, — свободу обвинять и ничего не делать.

Несовершенство гласности целиком и полностью вытекает из несовершенства современных средств массовой информации, дурно понимающих и использующих свою потенциальную силу. Во-первых, оглашают и анализируют они преимущественно политические факты и общеизвестные идеалы, идеи, цели, а нужно дать свободу обсуждения любых фактов и идей любым человеком, а не только должностным лицом. Во-вторых, средства массовой информации в лице редколлегий сами являются кулуарно-мафиозными организациями, обсуждающими только общие дела с точки зрения частного интереса, дела издателя, редакции и т.д.; нужно их переорганизовать структурно и сделать гласным организатором разных частных дел (от проекта Конституции до проекта распространения издания в каком-нибудь Усть-Шише). В-третьих, СМИ гласно специализированы идеологически, а тематически — дублируют друг друга; нужно сделать их гласным местом встречи идеологий, гласно поделить между организациями СМИ тематические сферы, тем самым превращая их в одно средство массового о б щ е н и я читателей, которые и делают все свои дела — нашу общую экономику, политику, жизнь — в соответствии с тем понятием свободы, которое вырабатывается в духовном общении.

Только средства массового общения являются тем, кто сделает все, — то, что в этом массовом общении найдет нужным и неизбежным. Во всяком случае, подлинная политическая свобода возможна только как свобода слова — переход от гражданской войны политики к гражданскому миру вне политики. Но пока что, еще в старом статусе, СМИ могут и должны развенчать политику как принцип.

В каком-то смысле следует на новом уровне повторить работу Н. Макиавелли в его трактате «Государь». Но если Макиавелли ищет, как с помощью плохой политики делать единственно возможное хорошее дело, то теперь нужно понять, как даже хорошая политика не создает ничего, кроме вынужденного зла. Я не могу обойтись без примера.

(Продолжение следует: "Горький Сахаров")