Делез, Гваттари: Капитализм и шизофрения
«Капитализм и шизофрения» — ключевая работа не только для самого Ж. Делёза, последнего великого философа, но и для всей философии второй половины XX — начала нынешнего века. Это последнее философское сочинение, которое можно поставить в один ряд с «Метафизикой» Аристотеля, «Государством» Платона, «Суммой теологии» Ф. Аквинского, «Рассуждениями о методе» Р. Декарта, «Критикой чистого разума» И. Канта, «Феноменологией духа» Г. В. Ф. Гегеля, «Так говорил Заратустра» Ф. Ницше, «Бытием и временем» М. Хайдеггера.
Предисловие Мишеля Фуко к американскому переводу книги Жиля Делёза и Феликса Гваттари «Капитализм и шизофрения»
В период 1945—1965 годов (я имею в виду Европу) существовал определенный тип правильного мышления, определенный стиль политического дискурса, определенная этика интеллектуала. Нужно было быть накоротке с Марксом, в своих мечтаниях не слишком отдаляться от Фрейда и обращаться со знаковыми системами — то есть с означающим — со всем причитающимся им почтением. Таковы были те три условия, которые делали приемлемым странное занятие, каковым является высказывание или запись частицы истины о себе и о своей эпохе.
Затем прошло пять быстротечных, страстных лет, пять лет ликования и загадок. Перед вратами нашего мира встал Вьетнам, и, очевидно, законным властям был нанесен первый серьезный удар. Но что все-таки происходило внутри наших стен? Была ли это смесь революционной и антирепрессивной политики? Война на два фронта — против общественной эксплуатации и против психического подавления? Скачок либидо, перестроенного классовым конфликтом? Возможно. Как бы там ни было, события тех лет намеревались объяснять именно при помощи этой всем знакомой дуалистской интерпретации. Мечта, которая в промежутке между Первой мировой войной и пришествием фашизма удерживала во власти своих заклятий наиболее склонные к утопизму страны Европы — Германию Вильгельма Райха и Францию сюрреалистов, — вернулась, чтобы поджечь саму реальность: Маркс и Фрейд разгорелись от одного и того же огня.
Но так ли все было? Было ли это просто повторение утопического проекта тридцатых — пусть теперь и в масштабе исторической практики? Или же, напротив, это было движение к политической борьбе, которая уже не подчиняется образцу, предписанному марксистской традицией? К опыту или технологии желания, которые больше не были фрейдистскими? Конечно, в воздухе трясли старыми штандартами, но бой сменил свою дислокацию, перешел на новые территории.
«Анти-Эдип» показывает, во-первых, протяженность этой скрытой территории. Но это не всё. Он не тратит время на высмеивание старых божков, хотя он постоянно забавляется с Фрейдом. Что главное, он побуждает нас пойти дальше.
Ошибкой было бы читать «Анти-Эдипа» в качестве изложения новой теории (вы, конечно, знакомы с подобной пресловутой теорией, пришествие которой так часто возвещалось, — с теорией, которая покроет всё, которая, наконец, всё объяснит и всех успокоит, с теорией, которая, как нас уверяют, «так нам нужна» для нашей эпохи фрагментации и специализации, когда не хватает «надежды»). Не нужно искать «философию» в этом необыкновенном изобилии новых понятий и удивительных концептов: «Анти-Эдип» — это не подделка под Гегеля. Я думаю, что лучший способ прочесть «Анти-Эдипа» — это подойти к нему как к «искусству»: в том смысле, в каком говорят, например, об эротическом искусстве. Опираясь на внешне абстрактные понятия множественности, потоков, аппаратов и подключений, анализ отношения желания к реальности и к капиталистической «машине» дает ответы на конкретные вопросы. Вопросы, которые относятся не столько к причине вещей — «почему», — сколько к тому, «как» они происходят. Как желание вводится в мысль, в дискурс, в действие? Как дискурс может и должен развертывать свои силы в сфере политики и интенсифицироваться в процессе ниспровержения установленного порядка? Ars erotica, ars theoretica, ars politica.
Отсюда становится ясно, с какими тремя противниками сталкивается «Анти-Эдип». Три противника, не обладающие равными силами и представляющие разные степени опасности (и эта книга борется с ними, используя разные средства), суть:
1. Политические аскеты, мрачные бойцы, террористы теории — те, кто хотел бы сохранить чистый порядок политики и политического дискурса. Бюрократы революции и функционеры Истины.
2. Жалкие инженеры желания, психоаналитики и семиологи, регистрирующие каждый символ и каждый симптом, — они хотели бы свести множественную организацию желания к бинарному закону структуры и нехватки.
3. Наконец, самый страшный враг, стратегический противник (противостояние «Анти-Эдипа» другим врагам носит скорее тактический характер) — фашизм. И не только исторический фашизм Гитлера или Муссолини, который сумел столь удачно мобилизовать и использовать желание масс, но также и фашизм, который во всех нас, который преследует наши умы и наше повседневное поведение, — фашизм, который заставляет нас любить власть, желать именно то, что господствует над нами и эксплуатирует нас.
Я бы сказал, что «Анти-Эдип» (и да простят меня его авторы) — это книга по этике, первая книга по этике, которая была написана по прошествии достаточно долгого времени (быть может, это причина, по которой ее успех не ограничен частной «аудиторией»: быть Анти-Эдипом — это стало уже определенным стилем жизни, способом мысли и существования). Что делать, чтобы не стать фашистом, даже если (особенно если) ты считаешь себя бойцом революции? Как освободить наши речи и действия, наши сердца и наслаждения от фашизма? Как изгнать фашизм, который отпечатался во всем нашем поведении? Христианские моралисты искали следы плоти, затаившиеся в закоулках души. А Делез и Гваттари исследуют мельчайшие следы фашизма в нашем теле.
Отдавая скромную дань уважения Св. Франсуа де Салю, можно было бы сказать, что «Анти-Эдип» — это «Введение в нефашистскую жизнь».
Это искусство жизни, противоположное всем формам фашизма — будь они уже состоявшимися или только нарождающимися, — поддерживается определенным числом главных принципов, которые я резюмировал бы в следующем порядке, если бы из этой большой книги мне нужно было бы сделать учебник или руководство для повседневной жизни.
— Освободите политическое действие от любой формы тотализирующей или объединительной паранойи.
— Развивайте мысль, действие и желания посредством пролиферации, взаимоналожения и разъединения, а не посредством разделения на части и пирамидальной иерархизации.
— Освободитесь от доверия к старым категориям Негативного (Закона, предела, кастрации, нехватки, лакуны), столь часто сакрализованным западной мыслью в качества формы власти и доступа к реальности. Отдавайте предпочтение позитивному и множественному, различие предпочитайте однообразному, поток — единствам, подвижные сборки — системам. Не забывайте: продуктивное — это не оседлое, а кочевое.
— Не думайте, что, если вы за что-то боретесь, нужно быть мрачным и грустным, даже если предмет вашей борьбы — нечто отягощающее. Революционной силой обладает только связь желания с реальностью (а не его бегство в формы представления).
— Не используйте мысль для обоснования политической практики единственной Истиной; не используйте также практику для дискредитации мысли, как будто бы та была лишь чистой спекуляцией. Используйте политическую практику в качестве усилителя мысли, а анализ — в качестве множителя форм и областей вмешательства политического действия.
— Не требуйте от политики, чтобы она восстановила те «права» индивида, которые были определены философией. Индивид — это продукт власти. Все, что нужно, — это «деиндивидуализировать» себя посредством умножения и смещения, различных рекомбинаций. Группа должна быть не органической связью, которая объединяет выстроенных в иерархию индивидов, а постоянным генератором «деиндивидуализации».
— Не влюбляйтесь во власть.
Можно было бы даже сказать, что Делез и Гваттари так мало любят власть, что они попытались нейтрализовать властные эффекты, связанные с их собственным дискурсом. Отсюда игры и западни, которые рассеяны по всей книге, делая ее перевод настоящим подвигом. Но это не всем известные риторические ловушки, которые стремятся соблазнить читателя, не позволяя ему узнать о том, что им манипулируют, и в конце концов убеждают его в правоте авторов против его собственной воли. Ловушки «Анти-Эдипа» — это ловушки юмора: множество приглашений убраться восвояси, распрощаться с текстом, хлопнув дверью. Книга часто наводит на мысль, что в ней нет ничего, кроме юмора и игр, когда на деле происходит что-то важное, нечто предельно серьезное — отслеживание всех форм фашизма, начиная с тех чудовищных форм, которые окружают и уничтожают нас, и заканчивая мельчайшими формами, которые образуют скорбную тиранию наших повседневных жизней.
Мишель Фуко
Комментарии
Это безусловно философия, но не классическая, ее называют пост-философией.
Комментарий удален модератором
Вова, говори по существу, а с такими речами лучше вали в политический сооб.
До сих пор лучшие умы пытаются выяснить физический смысл уравнений КМ, но его там нет, а есть только математический смысл.
Комментарий удален модератором
Пост-философия названа так не ради значимости, просто она осмысливает время, которое получило название Постмодерн - эпоха дискурса, рекламы, симулякров, медийных пространств, виртуальных событий итд.
Любую произвольную языковую конструкцию можно наполнить смыслом, если повторить ее достаточное число раз (вспомните геббельсовское "ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой") И не важно что это будет не настоящий смысл, а лишь ощущение смысла, для нашего сознания это одно и то же, оно уже полностью переехало из мира реального в мир отраженный. Зеркало превратилось в глухую стену и запечатало отражение. С этим феноменом и имеет дело пост-философия.
Почему пост-философия и будет ли пост-пост-философия? Отчасти потому что название не имеет значения, но и осознание пока тоже не пришло, мы еще не знаем что такое постмодерн - переходный период или самостоятельная эпоха. Видим только что не работают привычные вещи - концепции, категории, систематика, классификация. Сохранилась разве что методология, да и то, в сильно искаженном (гибридном) понимании этого слова.
===
А понятие "политическая экономия" тоже бессмысленное? Тут уже лингвистика начинается, слово "культурная" ассоциировано с двумя разными понятиями - "культура" и "культурность". Слова "политичность" не существует в языке, а понятие "культурность" имеет хождение, как поверхностный, карикатурный, формальный вариант культуры человека. Поэтому и прилагательное "культурная" имеет резко бытовой, обывательский оттенок и воспринимается не как указатель на предмет, а в качестве характеристики самой философии. Сама философия как бы наделяется культурностью.
А слово "футбол" ничем не перегружено и выражение "футбольная философия" воспринимается нормально, хотя и понятно что речь, конечно, не о философах идет, а о футболистах.
Если существование понятия «футбольная философия» Вы обосновываете философствующими футболистами, то это не так. Они призваны играть и философия не входит в их профессионализм.
Не все в мире основано на логике, скажем, социологам и психологам приходится иметь дело с очень странными явлениями, фундаментально абсурдными, так сказать. Скажем, человек точно знает, что ему врут, и продолжает искренне верить. Или, 80% населения недовольны властью, и те же 80% голосуют за нее на выборах. И это иррациональное поведение необходимо изучить, но в классической науке нет подходящих методов, поэтому философия работает над созданием новой методологии, иррационально-шизофренической.
Конечно, вы правы, футболисты должны играть в футбол, а не философствовать. Но они не только футболисты, а еще и люди, вот в чем беда. И так в любой профессии, везде и повсюду. И от этого фундаментального нарушения формализма никуда не деться.
===
PS: Про фундаментальность - это шутка, пост-философы - не фундаменталисты.
===
Вы частную иллюстрацию, к тому же приведенную в скобках, восприняли как идею. Почему? Идея заключена в том, что в природе существует эффект, позволяющий словам, оторванным от реальности, нести в себе смысл.
Здесь важно дать правильное название, ибо с названия начинается понятие, а с него начинается понимание.
===
Вы предлагаете вернуться к Платону, к его концепции оригинала и копии. Особенность оригинала в том, что он множественен и един, в том смысле, что из оригинала можно извлечь множество различных концепций, но его нельзя разделить на несколько оригиналов "помельче".
То, что вы назвали "иллюзией", это и есть копия, концепция. Ее мы можем назвать, сопоставить со словом. Поскольку слово - это концепт. И коль копий может быть много разных, то и названий нам потребуется много, и все они, вообще говоря, будут правильными. Поэтому пост-философия не уделяет никакого внимания ни концепциям ни названиям. Она вообще устроена иначе чем традиционная философия, в ней нет философских теорий, ее не занимает вопрос "что это?". Она, скорее, демонстрирует как можно мыслить.
С учетом этого скрытого положения, тезис Маркса выглядит так: "Общественное бытие определяет общественное сознание индивида". И это отлично работает в традиционном обществе. Но просвещение и прогресс меняют положение вещей, индивидуальность уже не абстракция, ее необходимо учитывать. Но как? "Индивидуальное бытие определяет общественное сознание" - не работает. "Индивидуальное бытие определяет индивидуальное сознание" - тоже не работает. Вот тут то собака и порылась. Общество не деградирует, оно эволюционирует. Но эволюция эта не завершена, и традиционная философия, способная осмысливать вещи лишь постфактум, еще не может ничего сказать и поэтому выжидает. А пост-философы пытаются увидеть закономерности уже сейчас.
Философия не занимается проблемами социологии, это философы могут, "по совместительству" и тогда про них пишут "философ, социолог" через запятую.
Законы диалектики не позволяют эволюции идти плавно, периодически происходят качественные изменения, их я и имел ввиду.
Не стоит задача научить граждан правильно голосовать, это был просто пример несуразности. Речь не только о выборах идет, человеку вообще свойственно иррациональное поведение, люди могут поступать кому-то на зло, в том числе себе. И чем больше в них индивидуального и меньше общественного, тем сложнее и противоречивее их мотивация.
Я понятия не имею почему идет процесс познания, зачем ученые и философы изучают все что можно изучить. Есть много мнений на этот счет, вы их наверняка знаете, поэтому не буду вдаваться. И вот сейчас пришло время, когда есть некие туманные перспективы освоить изучение вещей иррациональных. Но не в рамках шаманизма и прочего мракобесия, а в обычном университетском дискурсе. Вот про это я вам и пытался сказать.
Вот эта одновременная "искренность-неискренность" любого нашего высказывания, мысли или чувства и проявляется в виде иррациональных намерений. Как справедливо заметил поэт - обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад.
И самое смешное, что искренность нельзя отделять от неискренности. Если мы сие сотворим, то получим не человека, а пародию, в которой простофиля и мудрец сидят в одном теле. Это принципиальный момент, поскольку человеческая природа едина. А все разговоры о ее двойственности (или тройственности, неважно) есть продукт эпохи просвещения, когда потребовалось природу изложить на бумаге. Вот такой параллакс получается.
Машина времени - Два белых снега
Ломилась в окна звездная сирень, висела ночь на тонкой нитке звука.
Мне выпало две песни в этот день - в одной свидание, а в другой разлука.
Венок луны, надетый набекрень, и млечный путь, наброшенный на плечи.
Мне выпало два ветра в этот день - один попутный, а другой на встречу.
И ночь ушла, и канула, как тень, горел рассвет, неповторимо летний.
И выпало два снега в этот день, два белых снега - первый и последний.
Невнимательное прочтение привело к непониманию смысла. В результате появился не то новый логический закон, действующий вопреки закону противоречия, не то свойство психики, согласно которым любому высказыванию, мысли или чувству присущи «искренность-неискренность», которая проявляется в виде иррациональных намерений.
В одном человеке может уживаться не только мудрец и простофиля, но и еще ряд других особ: «я царь, я раб, я червь». И это сосуществование отнюдь не нарушает принципов, по которым человек существует. Ведь понятия «мудрец», «простофиля» и пр. ситуативные: в одном деянии он мудрец, в другом – он простофиля.
В этом стихотворении есть ощущение ночи, затем летнего утра , которые сочетаются с выражением «в этот день». Если день все же был, то песен может быть две (как написано в стихотворении. А вот ветер может быть только один, независимо от его направления. Так же и снег один, если возможно его наличие летом. Но в поэзии для передачи настроения и чувства допустимо и два ветра, и два снега. Кстати, в этом стихотворении просматривается Ваша мысль одновременного существования «искренности-неискренности». Присутствие этого иррационализма генерирует тревогу разума и таким образом создается лирическое переживание.
И это отчуждение перевешивает все прочие соображения, поскольку в отсутствии диалоги они теряют смысл. Отсюда ваша мысль о невнимательном прочтении, поскольку в ситуации фундаментального непонимания мелочам значения не придают. Ведь о чем речь в статье? О том, что традиционная философия уже не может вести за собой процесс познания, назревает слом самой методологии смыслообразования. Это не философия сектантства, и не сектантская философия, а просто "не философия", в традиционном понимании этого слова.
===
Это свойство психики, вы правы. Если бы я вам возразил корректно, то скорее всего на том наше общение и завершилось бы. Но не подумайте что я специально втянул вас в дискуссию, это именно свойство подсознания.
===
Эта формула хоть и накладывает запрет, но определяет абсурд вполне конкретно - как категорию, дополнительную к смыслу. Тут надо понимать механику смыслообразования. В нейронных структурах мозга имеется заросли специальных волокон, своего рода рельсы, по которым ходит наша мысль в поисках смысла увиденного, услышанного, прочитанного. Если фраза типовая, то метод ее разбора уже имеется и схватывание происходит мгновенно. Но если извлечь смысл не получается, то мозг может построить новые структуры. Но на это требуются затраты времени и энергии, и если они слишком велики, но сообщение признается абсурдным и попытки понять его смысл прекращаются.
Например, фраза: "Человек тянется к знаниям" воспринимается легко, а ее превращенная форма: "Животное избегает невежества" вызывает определенные сложности, и мозг не станет ее анализировать. Ибо затратно, а бонусов никаких.
Именно так наш мозг и работает, он оставляет "смысловые полости", в будущем они могут быть заполнены опытом, который в настоящий момент еще не приобретен.
Формирование структур в нашем мозге напоминает протаптывание тропинок по траве газона. Там где люди ходят редко, трава успевает подняться и тропинка не образуется, а там где много людей прошли и вытоптали траву до земли, кладут асфальт. И в мозге, если что-то осмысливается редко, то структура не образуется, если чаще, то строится временная, еще чаще - постоянная.
Это не философия, а нейрология, тут понимание опирается на практику и научный опыт. А интерпретация абсурда - это философия + естествознание
===
Попробую пояснить. Наличие абсурда (бессмыслицы) говорит о том, что мозг наполняет смыслом не любую языковую конструкцию. Некоторые фразы так и остаются "набором слов". Чтобы "осмысленный набор слов" превратить в "бессмысленный набор слов", необходимо и достаточно каждое слово этого набора заменить его превращенной (комплементарной) формой.
Человек - животное, стремится - избегает, знание - невежество. Формально, "невежество" не совсем подходит, но по сути правильно, поскольку знание мы воспринимаем не как объект, а через социальный статус его носителя - просвещенного человека.
И когда мы все слова превратили (обратили), то получился бессмысленный набор слов. Потому что смысл - это вектор, и если его развернуть, то указывать он будет в сумеречную область темной материи - неизученную, неосвоенную нашим разумом.
А вообще, этот тезис выглядит как-то по-пижонски - причину стремления философ уточняем, а что такое "знания" - не говорит. Что именно имелось в виду, к чему стремится человек - в библиотеку, в общество образованных людей или себе старается напихать в голову побольше знаний?
А еще напрягает выражение "все люди". Оно настолько "нефилософское", что начинаешь сомневаться в авторстве Аристотеля. Скорее всего это черновая рабочая фраза, а выудили ее чтобы подкрепить ленинское "учиться, учиться, учиться".
Если уж говорить о природной мотивации человека, то стремится он не к знаниям, а к опыту. Стремление к знаниям в человеке воспитывается социальной средой, то есть, формируется под влиянием обстоятельств.
А еще полезно помнить, что в античные времена не все человеки считались людьми, папуасов тогда точно за людей не считали. И мода в Древней Греции была совсем другая, математика только зарождалась и числительные просто могли быть в ходу, как сегодня на каждом шагу встречается слово "смысл"
===
Совершенно согласен с вами. И это ваше утверждение само себя иллюстрирует. "Мы не можем определить абсурд, но можем определить что это абсурд". Тезис сам по себе абсурден, но тем не менее он имеет смысл, хотя и несовпадающий с направлением мысли. "Слово сказанное есть ложь" - вот какой тут смысл. И это не вектор уже, а телепорт, перемещающий нашу мысль в иное измерение, туда, где обитают глубокие философские идеи. Поэтому творческие люди нередко применяют психоделические препараты, чтобы вызвать абсурдные видения и выйти за грань возможного.
Видения создает мозг. А философы, как мне кажется, забывают о существовании этого прибора, и думают что разворот вектора смысловой направленности как-то связан с отражением действительности. Нет, это не так, речь идет о тайных возможностях подсознания. Но поняв как работает мозг, мы поймем как устроен мир.
===
Боюсь что таким представлением о человеке располагают разве что врачи, да и то лишь в рабочее время. Вы пропустили важный момент, речь не идет о замене понятия его противоположностью, а именно о превращении. Животное - это превращенное состояние человека. Как царевна и лягушка. "Лягушка" - это ведь не антоним слову "царевна", тут иная связь. Животные обитают в тварном мире и сами они твари, а человек - творение, он появился не здесь, а где-то там, вне зоны досягаемости.
И я не о религии говорю, а про наше мышление, которое формировалось миллионы лет и никак не могло перестроиться за 3 века эпохи Просвещения. Человеку трудно мыслить так, как учат в школе, научное мировосприятие напрягает мозг, поскольку мыслительные процессы идут не свободно, а под надзором невидимого ментора. И когда человек становится известным ученым, либо иным способом получает социальную свободу, то он не интегралы кидается считать, а пишет книги по философии, рисует, с людьми общается интересными.
Вообще это сложный вопрос, с одной стороны цивилизация есть благо, но с другой, излишний рационализм плохо влияет на людей.