Синева (продолжение)... и подлость.

На модерации Отложенный Но вот и июль подходит к концу. Андрюша говорит, что 31-го заедет в Ригу, и мы пойдём в кино. Мама уже знает о некоем Андрее. Я часто упоминаю его имя, рассказывая братику о море, моряках, учу его азбуке Морзе, которую сама только что выучила. Мама хочет видеть этого моряка. С нетерпением жду телефонного звонка. Наконец-то!..
- Андрюша?! - кричу я радостно в трубку.
- Выходи, малыш! Через пять минут я буду у твоего дома.
- Андрюша! Пожалуйста, зайди ко мне домой. Иначе мама меня не отпустит. Она хочет знать, с кем я пойду в кино.
- Мама? - помолчав немного, добавил, - хорошо, малыш... Тогда через полчаса буду у тебя.
Ровно через полчаса раздаётся звонок, я бегу открывать дверь. В коридоре он мне вручает подарок - книгу Рокуэла Кента «Это я, господи!» и красивый букетик душистого горошка. Подарок - чудо!
Дело в том, что ещё до практики мы успели побывать на выставке картин этого художника. Нам Кент очень понравился. Суровый, казалось бы, мёртвый в своей белизне Север, оживал в цветных гранях айсбергов. А то тёмное, мрачное, то ярко синее море, летящие чайки в бело-синем пространстве, корабли на горизонте рассказывали об особом континенте, в котором есть радость, но и опасность, как в книгах Джека Лондона. Андрей уже прочитал Кента и теперь дарит эту книгу мне.
Довольная подарком, я ввожу его в комнату, знакомлю с мамой и ухожу ставить цветы в вазочку, чтобы не мешать маминому допросу. По доброжелательному взгляду мамы вижу, что Андрюша ей понравился.
Цветы – в вазочке, я – в красивом платье... Вхожу в комнату готовая идти в кино, и слышу...
- ...сегодня последний день наших каникул, - говорит Андрей, - завтра уходим в море на практику на три месяца.
Радостная улыбка сползает с моего лица... Какое море?.. Какая практика?.. Я ничего не знаю!.. Мама видит мой ужас от услышанного и быстро заканчивает разговор:
- Идите, погуляйте последний раз, но в 9 часов Ната должна быть дома. Удачного вам плавания, Андрей...
- Надо говорить «семь футов под килем», - улыбаясь, уточняет Андрей.
- Хорошо! - смеясь, исправляется мама. - Семь футов под килем вам, Андрей!
Выходим из дома...
- Это правда? Ты завтра уходишь в море? - спрашиваю я дрожащим голосом. - Почему ты...
- Так, малыш, - перебивает все мои отчаянные вопросы Андрей, - если ты собираешься реветь, я сейчас уйду. А не говорил раньше, потому что хотел радоваться встречам с тобой, а не грустить из-за предстоящей разлуки.
Нет, нет! Реветь я не буду. Когда случается беда, я вообще реветь не умею - я каменею. А сейчас... В кино идти не хочу. Лучше молча побродить по взморью.
Электричка везёт нас не в Юрмалу, а в другую сторону, на Видземское побережье. Там мы с ним ещё не были. Вот и море... Оно штормит, сильный ветер норовит сбить с ног... Холодно. Нас догоняет грозовая туча, и проливной дождь заставляет укрыться в кафе. Андрюша пьёт пиво, а мой кофе стынет нетронутым. Я разглядываю Андрея, как будто вижу первый и последний раз. Какая огромная у него лапища! Пол-литровая кружка в ней запросто скрывается...
- Малыш, - начинает злиться Андрей, - что ты смотришь на меня, как на покойника?! Знаешь примету моряков? Если девушка с печалью провожает моряка в море, то он обязательно погибнет. Ты хочешь, чтобы морское чудище меня проглотило?
- Нет! - пугаюсь я от одной мысли об этом.
Дождь кончился. Мы выходим из кафе и с высоты дюн смотрим на море. Андрей собой прикрывает меня от ветра. Я почти укрыта его руками и согрета теплом, идущим от его могучего торса. А на небе идёт настоящая битва. Грозовые тучи огрызаются громом, шлют ветру, морю и пробивающимся лучам солнца свои проклятья-молнии... Но видно, что солнце скоро победит и всех успокоит.
- Через час шторм утихнет, - предсказывает Андрей. - Ветер с суши отгоняет волну...
Становится теплее вокруг и душа смиряется с разлукой.

- Знаешь, - прерывает молчание Андрей, - я решил бросить курить. Вот тебе мой портсигар... Если в походе мне удастся выдержать без курева, мы с тобой приедем на это же место и выбросим портсигар в море... Смотри! Смотри!! - вдруг воскликнул он. - Над морем двойная радуга! Такое редко бывает. А радуга над морем - хорошая примета. Значит, плавание будет удачным, и мы с тобой скоро опять встретимся...

Август. У меня каникулы. Месяц тянется бесконечно. Уже прочитала книгу Кента, с радостью обнаружив в ней фотографию Андрея. Когда никого дома нет, слушаю, подаренную Андреем, пластинку. Бернес поёт военные песни. Любимая песня Андрея - «Тёмная ночь». Слушаю, смотрю на фотографию и реву от тоски. Мама пристаёт с вопросами об Андрее. Кажется, она догадывается, что я влюбилась.- Ну, будущий механик на корабле, - раздражённо отвечаю я на мамино любопытство. - Кто родители?.. Не знаю. Сколько лет? Какое это имеет значение?!
Отстала, наконец! Я вновь со своим дневником. Только ему могу рассказать о своей любви. Никому, даже Андрею, никогда не открою эту тайну. Любит ли он меня? Не знаю... Разве это важно? Главное для меня - видеть его, быть с ним рядом...
Наконец приходит сентябрь. На весь месяц училище отправляется в колхоз, на сбор картошки. Красивая осень и тяжёлый труд облегчают ожидание. Октябрь... Начались занятия. Учебный режим, практика отвлекают от грустных мыслей. Его фотография из дневника перекочевала в портфель с учебниками. Иногда, даже на занятиях, я быстро на него посмотрю, поглажу и кажется, что встретились...
Однажды в училище Зоя, мимоходом так, спросила:
- Ты летом встречалась с Андреем?
- Да, - отвечаю, не понимая, почему это её интересует.
- Илга говорит, что видела, как вы в лесу целовались...
- Ты что-то путаешь, - кипя от негодования, почти грубо её обрываю. - Илга не обо мне, а о себе рассказывала! Директор детсада ей выговор сделала за гуляние с парнями у забора детсада, а классная за это снизила оценку по практике. Об этом даже на собрании говорили...
- Что ты злишься?! Я только хотела сказать, что пора совместные вечера готовить, ноябрьские праздники скоро, потом Новый год...
- К ноябрьским ребята не успеют подготовиться. Ты знаешь - они в походе. А Новый год ещё не скоро. - Заканчиваю разговор и отхожу от Зои.
Бегу из училища домой, к своему дневнику, чтобы поделиться тревогой после разговора с Зойкой. Дома только Лёва. Я ставлю пластинку Бернеса и собираюсь описать очередной день...
Где дневник?.. Вчера я его положила под тетрадки... Где он?!..

- Ты что-нибудь брал из моего секретера? Взял мою тетрадку? - спрашиваю у братишки.

- Нет, - удивлённо отвечает он, - я вообще твои книжки и тетрадки не трогаю.Я перерываю всё... Но дневника нет!.. Скоро приходит домой мама. У неё торжественно строгий вид, а в руках... - мой дневник!
- Мама!! Как ты могла?! - шепчу я, понимая, что она всё прочла, и теперь нет больше моей, сокровенной тайны! - Зачем, зачем ты выкрала мой дневник?! - уже в истерике кричу на неё.
- Не кричи! - строго говорит мама. - Я - мама! И ничего в своём доме не краду! Подумаешь, прочитала дневник!.. Я должна всё знать о своих детях!.. И ничего особенного в нём нет. Евдокия Дмитриевна даже сказала, что очень талантливо написано...
- Ты школьной директрисе его показала?! Это же мой личный дневник! Понимаешь, личный!!! А ты его в школу потащила?!
- А с кем я ещё могу посоветоваться, что с тобой делать? Ты же с лета на себя не похожа! Евдокия Дмитриевна - педагог, тебя хорошо знает, она молодых лучше понимает!
Я от стыда, ужаса, обиды реву... Лёвчик гладит меня и тоже кричит на маму:
- Ты зачем Наткины тетради берёшь?! Мне не разрешаешь, а сама берёшь!
Приходит папа. Скандал прекращается, но только внешне. Я с мамой не разговариваю... Беру дневник и навсегда забрасываю его среди старых тетрадей. Больше нет у меня друга, с которым можно говорить обо всём.
Мама со мной очень ласкова. От этого ещё больнее. На ласку грубостью не ответишь, а острая обида на неё не проходит. Через пару дней, вечером, мы с мамой штопаем и чиним бельё.
- Донечка, если Андрей такой, каким ты его описываешь, то он очень хороший парень... - ласково говорит мама. - Только мне показалось, что он не по годам суровый, даже злой немного... Тебе не трудно с ним общаться?
- Нет, - отвечаю я, сжимаясь от предстоящих распросов.
- А что значат твои слова: «Мы теперь совсем близки друг другу...»?
- Ничего не значат... Близки и всё.
- У тебя с ним что-то было?
- Ничего не было! - швыряя свою работу, огрызаюсь я. - Душами близки! Или такие отношения тебе не понятны? Ты всё с грязью смешиваешь?!
- Детонька, не сердись... Я же мама... Я за тебя волнуюсь... Влюбилась? Так это хорошо... Только у тебя чувства через край переливаются. Так и голову потерять можно. Ошибок наделать...
«Ну, зачем, зачем она лезет мне в душу?!» - я уже плачу от бессилия что-либо изменить и с тоской думаю - «Как мне всё это надоело!»
- Не плачь, Тулик! Не хочешь говорить, не надо... А что слышно в училище о распределении на работу?
- Ничего не слышно! - вновь грублю я. - Рано ещё... Я спать пойду.
Как долго тянутся дни октября! Всё чаще я открываю учебник на заветной странице, где лежит фотография Андрея, смотрю на него, но легче от нетерпеливой тоски не становится.
Где-то в конце октября, после урока физкультуры возвращаюсь в класс со всей группой. Переодеваемся... Моя одежда почему-то лежит неаккуратно, а под ней - учебник, в котором хранится фотография... Странно... Я обычно на столе ничего не оставляю и всё складываю в портфель, тем более сегодня: физкультура - последний урок. Я что, в этот раз забыла положить книгу в портфель? Открываю заветную страницу - фотографии нет! Перетряхиваю весь портфель, все учебники, все тетради... Фотографии нет!.. Может быть она выпала? Я обшариваю пол всего класса, роюсь в мусорке... Но фотографии нигде нет!.. Иду домой в тягчайшей тоске...
- Донечка! Что случилось? На тебе лица нет! - волнуется мама.
Я устало отмахиваюсь рукой. Отвечать нет сил. Плакать тоже... Валюсь на диван и зарываюсь в подушку... Наклонившись надо мной, опасливо, почти шёпотом, мама спрашивает:
- Что-нибудь случилось с Андреем?.. Господи! Да что же случилось?! - в ужасе восклицает мама. - Донечка, не молчи, скажи!..
- Я потеряла его фотографию...
- Фу ты!.. Слава Богу! - облегчённо вздыхает мама. - Я уже решила, что он погиб... Тьфу, тьфу, типун мне на язык! Слава Богу, сам живой. Натик, грешно так убиваться из-за фотографии. Человек-то важнее. Скоро он приедет... Сколько дней осталось?
- Пять...
- Вот видишь! Личная встреча лучше фотографии. Ну, прекрати расстраиваться! Фу, как ты меня напугала! Вставай, идём обедать.
Последние дни проходят в нервном, взбудораженном состоянии. Нервничают и девочки в группе. Оказывается, многие из них ждут прибытия своих ребят. Спрашивают у меня, будет ли опять вечер с ними?
2-го ноября, вечером, звонит телефон:
- Малыш, привет! Мы благополучно прибыли! Спасибо за письмо. Его мне родители прямо на пирсе передали, как я хотел... Очень соскучился по тебе, но из училища никого пока не выпускают. Приезжай к нам 7-го ноября к 18.00 на вечер танцев и скажи девчонкам. Комитетчики решили на вечер пригласить всех вас.
- Андрюша! Но у нас нет никаких номеров! Мы не готовились...
- Ничего не надо! Мы просто будем танцевать. Ребята уже на стенку лезут после похода. Все хотят просто расслабиться! Так я жду? Приедешь?
- Конечно, приеду! Все приедем!
- Целую, Натик... Говорить больше с этого телефона нельзя. До встречи!
На следующий день хочу сообщить радостную весть, но о вечере в Болдерае знает уже всё училище, даже педагоги.
7-го ноября мы, как горох из стручка, высыпаем из автобуса. Вижу Андрюшку, он машет мне рукой. Хочу помчаться к нему, кинуться на шею, но нельзя - вокруг девчонки. Сдерживая эмоции, идём навстречу друг другу. Мимо проходит в стайке девочек Зоя:
- Привет, Андрей! Как дела? Почему не заходишь к нам домой? Мама про тебя спрашивает...
- Привет, Зойка! Зайду, обязательно зайду, - отвечает Андрей и, беря меня за руку, уводит от стайки.
В зале играет настоящий духовой оркестр. Вот это сюрприз! Неужели оркестр будет играть весь вечер?!
- Нет, - смеётся Андрей, - но весь вечер не будет ни одного перерыва между танцами. Пока оркестр отдыхает, будет играть радиола. Если она перекалится, начнёт опять оркестр.
Казалось бы, чудесный вечер! Андрюша от меня не отходит, во время танца меня незаметно поцеловал, но на душе муторно. Андрей чувствует моё настроение и спрашивает:
- Малыш, что у тебя в душонке творится? Почему грустная?
Я молчу... Как ему рассказать, что потеряла его фотографию? Что мама всё о нас знает и «советуется» с чужими людьми, что со мной делать? Что в училище уже о нас сплетничают? Что сегодня, куда ни посмотрю, натыкаюсь на Зойкины глаза?..
- Голова заболела от грохота, - придумываю я. - Ты можешь выйти со мной из училища? Хочу погулять немного.
- Попробуем... Пошли...
На КПП Андрей о чём-то договаривается с дежурными, и мы выходим на улицу, а вслед нам с КПП ребята кричат:
- Механик! Через час мы меняемся, не опоздай!..
Как хорошо и тихо на улице... Дождя нет. От лёгкого ветерка чёрные ветви деревьев зябко вздрагивают и роняют жёлтые последние листья. Все дорожки парка ими усыпаны. Они тихо шуршат под ногами, смиряют мою тревогу. Андрюша раскрывает бушлат и прячет меня от мира. Как уютно и тепло так стоять под деревом... Сейчас, сейчас соберусь с духом и всё ему расскажу. Но жаркие поцелуи запечатывают мне уста.
- Взыскание за грустные глаза, - шепчет Андрей, - ещё одно за то, что опоздала сегодня на целых десять минут, а вот тебе ещё за то, что молчишь...
Я уже смеюсь и отбиваюсь от его натиска:
- Приехали!.. Раньше ты наказывал меня за разговоры, а сегодня за молчание?! Это не честно! Лучше скажи, где ты бровь разбил? Вон, какой шрам появился.
- Это? Ерунда... Моя бровь - наглядное пособие, как не надо открывать люк снизу. А ты как? Почему бледненькая, осунулась? Ждала меня?
- Потому и осунулась, что ждала... Твоя пластинка стала хрипеть. Я её совсем заиграла...
- Ах, ты, мой котёнок! - рассмеялся Андрей. - Пластинку новую подарю, а тебя за порчу имущества зацелую...
- Э, нет!.. - я присела и юркнула под бушлатом на свободу. - Хватит с меня сумасшедших поцелуев! - кричу я, убегая к училищу.
Андрюшка не ожидал от меня такой прыти и догнал только у КПП.
- Давай ещё погуляем! Ведь час не прошел...
- Механик! - кричат дежурные. - Веди девушку в зал! Боцман сейчас проверять всех будет!
Я так и не рассказала ему о фотографии. Договорились встретиться дней через десять, когда начнут давать увольнительные.
А через три дня неожиданно звонит Андрей.
- Говорит Андрей. Завтра можешь подъехать к 17.00 к училищу?
- Да... Могу. Вас уже выпускают?
- Нет. Разговор есть. Портсигар с собой захвати..., - и повесил трубку.
Что случилось? Таким тоном он со мной никогда не разговаривал... На следующий день срываюсь с практики и со страхом еду в Болдерае. Ровно в 17.00 оказываюсь у КПП. Андрей, бросив дежурным: «Через 15 минут вернусь», - выходит и ведёт меня к парку.
- Что ты наболтала обо мне девчонкам в группе? - не глядя на меня, сухо спрашивает он.
- Ничего, никому не болтала... А...
- Не ври! - грубо обрывая меня, зло продолжает. - Зачем всем показывала мою фотографию? Зачем хвасталась?
- Я не показывала... Я её за пять дней до твоего приезда потеряла, - лепечу я, замирая от надвигающейся катастрофы.
- Опять врёшь! - всё больше злится Андрей. - Ты её на чужом столе оставила после демонстрации девчонкам. Так увлеклась, что забыла её! Хорошо Зойка нашла, передала мне. А то гулять бы мне по бабьим рукам!
Зойка!.. Вдруг всё начинаю понимать: и её вопросы, и поведение на последней неделе, и в отчаянии почти кричу:
- Зойка врёт! Наверное, она у меня...
- Заткнись немедленно! Врушка! Я Зойку знаю с первого класса. Мы в одном доме живём, дружим уже десять лет семьями! Она никогда, запомни, никогда не врёт! Отдай портсигар.
- Возьми...
- Прощай.
Он уходит к училищу... Чужой человек, чужая фигура скрывается в проходной... Я стою оглушённая бедой, оскорблённая неверием мне, моим словам, поражённая, безжалостно хлеставшей меня, его злобой, и страшным превращением родного, любимого человека, в абсолютно чужого, грубого незнакомца.
Еду домой. Голову обручем всё больше сжимают гневные слова: «Врёшь! Заткнись! Врушка! Зойка - друг! Зойка 10 лет друг!»
«Андрей! Ты дурак? Твоя Зойка - подлая дрянь, воровка, а ты говоришь - друг» - несутся в голове мысли. В автобусе на меня оборачиваются... Ах, я, кажется, говорю вслух...
Вот и Рига. Брожу по улицам, пытаюсь успокоиться, смириться с чудовищной несправедливостью... В груди колом, как рвота, стоит унизительный конец моей любви.
Ровно в 9 вечера возвращаюсь домой. Все мои на месте. «Спокойно... Веселее... Никто не должен заметить твой позор» - приказываю я себе.
- Где ты была? - тревожно всматриваясь в меня, спрашивает мама. - Звонили из детского сада. Почему ты не была на практике?
- Я ездила в Болдерае... Надо было...
- Что-нибудь с Андреем?
- Да... Андрюша умер, - улыбаясь, отвечаю я.
- Что ты болтаешь?! Что с тобой? - ещё больше волнуясь, строго спрашивает мама.
- Со мной? Ничего... - смеюсь я. - Просто Андрюши, которого ты знаешь, больше нет. Он умер!
Наконец-то рвота подступает к горлу!.. Я бегу в туалет... Мама за мной с криком: «Доченька!»... Но я успеваю запереться, и меня рвёт...
- Открой, доченька! - плачет мама, колотя в дверь. - Родная моя! Открой дверь! Девонька моя!..
Обессиленная рвотой, открываю дверь, выхожу... Меня почему-то страшно знобит. Папа и брат суетятся вокруг меня...
- Уходите! - приказывает им мама. - Она вся горит... Наверное, высокая температура...
Я заболеваю на целых десять дней. Высокая температура сняла приступ ярости. Теперь у меня полная апатия. Мама, папа, братик кружат вокруг меня, но мне кажется, что все они далеко и не настоящие.
Диагноз - ОРЗ, вегето-сосудистая дистония... Нужны покой, режим, прогулки на свежем воздухе, витамины... Ещё неделю не хожу на занятия, отдыхаю… Скорей бы уж училище кончилось!.. Уехать! Далеко уехать от всех - единственное желание...
В первый же день моего прихода в училище узнаю приятную новость. Из-за моей болезни меня освободили от обязанности готовить новогодний вечер. Я этому очень рада: придумывать веселье и пляски нет ни сил, ни вдохновения. Первые два урока показали, что упущено не много, нагоню быстро. Третий урок - педагогика... Достаю учебник... На «заветной странице», где когда-то хранилась фотография, лежит, в несколько раз сложенный, тетрадный лист. Разворачиваю... Почерк Андрея... «Скажи своей матери, чтобы она больше не приходила к моим родителям. Хватит и одного раза. Между нами всё кончено! Неужели это надо ещё раз объяснять? А.Т.»
Бедная моя мамочка! Значит, во время моей болезни она ходила к нему! Из-за меня унижалась! Кошмар... А как она узнала адрес? Ах, да!.. В дневнике лежало его письмо с обратным адресом. Он его отправил в день своего отплытия, просил написать ответ, чтобы, возвратившись из похода, сразу его прочитать и как бы встретиться со мной.
Весь урок я тщательно рву записку на мелкие кусочки. На учебнике уже приличная горка обрывков. Всё мучаюсь над вопросом, как Зойка узнала о фотографии? Обернулась и наткнулась на её настороженный взгляд. Ах!.. Она же сидит прямо за мной, только наискосок в другом ряду!.. Вот в чём дело! Она же видит всё, что я делаю! И, конечно, видела, как я разглядывала фотографию на занятиях! Значит она, точно она, украла её!..
Звонок на перемену. Я подхожу с учебником к её месту и вытряхиваю все обрывки на её стол. Они красиво, как снежинки осыпают стол и пол.
- Ты что делаешь?! - кричат, увидевшие это, девочки. - Не знаешь, где урна?! Смотри, сколько насорила! Убирай теперь!
- Подлость свою грязь сама подберёт, - отвечаю я, глядя на побелевшую Зойку. - Подлость любит чистенькой казаться.
- Кто это тут подлый?! - задиристо выкрикнула Илга.
Ответ дала Зойка. Бледная и испуганная она молча сгребла ошмётки записки на лист бумаги, выбросила всё в урну и даже подмела пол.