Полк слов Игоревых. Часть II.

На модерации Отложенный А у т о д а ф е   М а р к с а или п о х о ж д е н и я   п р и з р а к а

постсоветской демократии посвящается

«воистину еврейки молодой
мне дорого душевное спасенье »
А.С. Пушкин «Гавриилиада »

Наше общество с милой непосредственностью всё более явно уподобляется некой особе из одной песенки Беранже, которая, оказавшись в интересном положении и перебирая в уме своих кавалеров никак не могла взять в толк сей казус – с той, правда, разницей, что у нас круг подозреваемых, простираясь от монголо-татар до Антихриста, пожалуй, пошире будет, да и случай этот с нами, чего уж греха таить, не впервые происходит, но зато главный виновник, кажется, обнаружен в одиозной личности Карла Маркса, сумевшего охмурить неискушенное создание аж с того света!

Вообще, думается, занесение потенции этого коварного господина в анналы библейских чудес дело довольно щекотливое, но, учитывая, что опыт нашего общества в подобного рода коллизиях уходит корнями минимум в историю города Глупова, есть все основания полагать, что и на этот раз всё у нас получится – как всегда.

Недаром ведь Салтыков-Щедрин сказал: «Я люблю русского человека за то, что он не задумывается долго».
Классика - это вечно живое!

В нашей стране, семь десятилетий с большим пафосом величавшей себя «обществом строителей коммунизма», едва ли найдётся десяток–другой жителей на все сто сорок с лишним миллионов, способных хотя бы начётнически припомнить пять-шесть строк творцов научного мировоззрения. Даже без всякой внутренней связи - уж, как говорится, не до жиру - главное: не путая с перлами теоретической мысли типа «Слава КПСС!».

С таким идейным багажом трудно не поразить весь мир неслыханным прогрессом и без ложной скромности можно смело сказать, что нам сие удалось в высшей степени!

И смех здесь явно неуместен – согласно уверениям нынешней власти именно этот груз прошлого более всего мешает сегодня нашему обществу протиснуться в купейный вагон экспресса мировой цивилизации.

Однако, ничего страшного: точно так же на всю страну найдётся только десяток – другой человек неспособных с ходу, не задумываясь, изложить всё учение Маркса в пяти-шести словах.

Остальным – раз плюнуть!

Откровенно говоря, даже непонятно: и чего основоположник маялся, столько извёл бумаги с чернилами, целую жизнь потратил? «Капитал» аж 40 лет писал!
Но как бы то ни было, зато нет никаких сомнений, что уж в чём в чём, а в научном мировоззрении наше общество - дока.
Поголовно.
А-то! Как-никак на собственной шкуре его испытали – шутка ли?!

Речь не о том, что марксизм сложен для понимания, наоборот: он целиком доказывает, что всё гениальное на самом деле просто, а о том, что в нашем обществе вопрос о коммунизме это некий причудливый симбиоз официальной пропаганды, общественного мнения и собственной фантазии, т.е. чего угодно, но только не действительного знания.

Что, само собой разумеется, претензий нашего нынешнего общества к учению Маркса никоим образом ничуть не умаляет – не Шекспир главное, а примечания к нему!

Есть лишь одна небольшая загвоздка – да был ли мальчик-то?

Увы, все факты указывают на то, что историческая причастность нашего общества к научному мировоззрению пока только очередной плод богатого воображения, т.е. «нас возвышающий обман» и не более того.

Дело вовсе не в том, что Маркс явно не годится на роль Христа, распятого невежеством толпы; и не в том, что стоит поскрести его нынешних «ниспровергателей» и обязательно обнаружится либо бывший жрец КПСС, либо типичный адепт принципа «не читал, но знаю», либо записной «светильник разума», который «думает», что он думает; наконец, даже не в том, что надеждам нашего общества на вялотекущий антикоммунизм, как основание для обращения к миру и богу за социальным пособием по умственной инвалидности, совершенно очевидно сбыться не суждено.

Дело в том, что если не трудиться осмысливать сущность коммунизма в категориях булгаковского Шарикова, а попытаться понять в истории человечества тенденцию эволюции, то, при добросовестном отношении к работе, неизбежно получаются те же самые выводы, что были в свое время сделаны Марксом.

В сознании нашего общества всё давным-давно встало бы на свои законные места, если бы оно, прежде, чем по излюбленной манере искать виноватых во всех, кроме себя, вместо того, чтобы смехотворно подвергать имя Маркса абсолютно идиотскому остракизму, потрудилось наоборот оценить собственный исторический опыт на предмет соответствия практики теории.

Правда, для этого надо, как минимум, хотя бы немного позаниматься ею, используя главным образом не седалище, а голову.

Надо заметить, что в нашем обществе критика марксизма слаба до сострадания. Поневоле вспоминаются бессмертные строки русского классицизма: «Уме недозрелый, плод недолгой науки! Покойся, не понуждай к перу мои руки».

Если поверить нынешним «ниспровергателям», то получается, что Спартак поднял восстание, начитавшись «Капитала», а сам Маркс всю жизнь ломал голову над тем, как бы половчее отдать жену в общее пользование и сбыть с рук детей – ведь он изобрёл классовую борьбу и покушался на основы семьи!
Запад в критике марксизма тоже не силён, но искренен и потому выглядит гораздо приличнее.

Нападки нашего нынешнего общества на марксизм это не что иное, как бой с тенью собственного невежества.

Чтобы избавиться от творческого зуда по «ниспровержению» учения Маркса, достаточно его понять.

Наше общество, валя всё на вышеозначенного злодея, при этом умудряется до сих пор не замечать, что российские «ученики и последователи» основоположника научного коммунизма:

-в отличие от него назвались социал-демократами

-переломав целую кучу копий в теоретических битвах между собой, коммунизм никогда не обсуждали

-даже доспорившись до фракционного раскола, не превратились конкретно в коммунистов и эсдеков, как казалось бы следовало произойти, а размежевались на абстрактных большевиков и меньшевиков.

Налицо явное нежелание увязывать свою деятельность с понятием о коммунизме.

В отличие от Маркса.

Особенно это заметно на фоне достославной боевитости и пресловутой принципиальности лидера большевиков.
«Организатор российской коммунистической партии», по сути, впервые заговорил о коммунизме лишь в апреле 1917 года.
В чём дело? Неожиданно вспомнил или, наконец, осознал, что вообще-то учение Маркса о коммунизме – без всякой социал-демократии, а тем паче большевизма?!
Отнюдь.
Просто Временное правительство позиционировало себя как представительный орган демократических и социалистических сил российского общества, и понятно, что в таких условиях социал-демократу Ленину для дальнейшей борьбы за власть прежняя идеологическая платформа уже не годилась.
Поэтому он совершенно верно указал партии на то, что термин «социал-демократия» по смыслу весьма существенно некорректен, а большевизм вообще производное от случайного обстоятельства и предложил сменить название на единственно научно правильное.
Отказ соратников красноречиво говорит сам за себя – хороши «марксисты» не желающие вставать под идейное знамя коммунизма!
Между тем с их стороны это была вполне закономерная реакция и, причём, как раз на отношение к коммунизму самого вождя, поскольку ранее ни о чём таком он фактически даже не заикался, а тут на тебе – вывалил, как снег на голову!
Да и здесь исходил явно не из стратегической цели, а из тактических соображений – Каменев на Апрельской конференции, возглавляя оппозицию, критиковал Ленина именно за то, что он не предлагал ничего, кроме агитации.

Целых двадцать лет РСДРП обходила коммунизм стороной – не слишком ли странно для приверженцев марксизма? В чём причина?
Ответ даёт то простое обстоятельство, что Ленин, лишь весьма принципиально решив отречься от социал-демократии вкупе с большевизмом, и очень боевито вознамерившись переквалифицироваться в коммунисты, обратился к теме государства.
Это всё объясняет.

Маркс – основоположник научного коммунизма.

Его учение отрицает государство.

Как так – без государства?

Это же анархия!

Попробуй пойми сам да ещё растолкуй другим.

А социал-демократия таких проблем не создаёт.

Тем самым гораздо удобнее.

Что и обусловило «выбор».

Отсюда бесконечные споры российских эсдеков – марксистское учение не устраивало их постановкой вопроса о государстве и поэтому они говорили каждый о своём.

В результате имели идейную разноголосицу, партийную междоусобицу и историческую невнятицу.

При наличии научного мировоззрения.

Если учение не даёт ответы на вопросы, то совершенно очевидно, что отсутствует либо оно само, либо его понимание.

Истину установить несложно. Как могло быть иначе, если учение Маркса именно и только о коммунизме, а его «ученики и последователи» наоборот рассуждали обо всём, кроме коммунизма? т.е. Жомини, да Жомини, а об водке ни полслова!

Маркс, ещё при жизни столкнувшись с непониманием своего учения, сыронизировал в сократовском стиле: «Я знаю лишь то, что я не марксист».
История сделала эту фразу провидческой.

Его эпигоны назвались социал-демократами.

Не коммунистами.

В отличие от него.

Народная мудрость гласит: коготок увяз – всей птичке пропасть. Не нужно особое глубокомыслие, чтобы понять: отличие от марксизма способно сделать кем угодно, но только не марксистом.

Кем же?

Тоже не бином Ньютона.

Социал-демократия «выгодно отличается» от научного коммунизма тем, что, не отрицая государство, представляется значительно проще и соответственно удобнее.

Выгодный, удобный по-латински opportunus.

Отсюда термин «оппортунизм».

Таким образом, совершенно очевидно, что отличие от марксизма вполне закономерно делает оппортунистом – примерно так же как разница с человеком определяет примата.

Родина оппортунизма – «учёная Германия».
Немецкий ум это стремление к основательности.
Поэтому соотечественников Маркса в его учении насколько впечатлила экономическая сторона фундаментальностью анализа, настолько же и озадачила политическая часть радикальностью синтеза.
Вполне понятно: для нации, воплощающей стремление к основательности в «орднунге», упразднение государства синоним апокалипсиса.
Хотя не кто иной как Фихте, задолго до Парижской Коммуны, сформулировал принцип: «Задача государства – стать ненужным», его поддержал Шеллинг, а Штирнер изложил манифест правого анархизма.
Что же касается Маркса и Энгельса, то последний в письме к Бернштейну указывал: «… исчезновение государства мы провозгласили ещё тогда, когда никаких анархистов даже в помине не было». Он же и предрекал: «Самой большой помехой мне представляется мнимоучёное чванство наших так называемых образованных, которые тем больше надувают щёки, чем меньше смыслят в данном деле».
Для разрешения коллизии между научным мировоззрением и национальным сознанием поклонники Маркса из числа соотечественников препарировали его учение, отделив анализ от синтеза, и получили оппортунизм, т.е. германскую социал-демократию.

Однако Маркс отрицал государство отнюдь не из симпатии к «матери порядка», а потому, что оно является исторически обусловленной эксплуатацией классовой формой общества – наука твердит об этом с античных времён.

Нетрудно увидеть, что если научный коммунизм против государства, а социал-демократия наоборот за, то получается, что марксизм и оппортунизм идейно противоположны и следовательно: увязывать имя Маркса с социал-демократией означает не только открыто расписываться в явном непонимании его учения, но и заведомо обрекать всё дело на обратный результат, т.е. неизбежный провал.

История России тому пример.

Плеханов пропагандировал не научный коммунизм, а социал-демократию, т.е. в действительности был не «отцом российского марксизма», а - сыном германского оппортунизма.

Маркс указал: «Своеобразный характер социально-демократической партии выражается в том, что она требует демократическо-республиканских учреждений не для того, чтобы уничтожить обе крайности – капитал и наёмный труд, а для того, чтобы ослабить и превратить в гармонию существующий между ними антагонизм».

Это противоречие породило Ленина.

Ленин понял в учении Маркса всё, кроме сути.
Это означает, что по гамбургскому счёту он не понял ничего.
В чём несложно удостовериться даже по его словам, не говоря уже о делах.
В брошюре «Три источника и три составных части марксизма» Ленин написал: «Адам Смит и Давид Рикардо, исследуя экономический строй, положили начало трудовой теории стоимости. Маркс продолжал их дело. Он строго обосновал и последовательно развил эту теорию. Он показал, что стоимость всякого товара определяется количеством общественно-необходимого рабочего времени идущего на производство товара».
Данный ленинский пассаж до сих пор свободно гуляет по головам аж на академическом уровне, а между тем это полнейшая профанация марксизма – о чём Энгельс вполне доходчиво сказал ещё в «Анти-Дюринге».

На самом деле Маркс вовсе не был на подхвате в подмастерьях у Смита и Рикардо, а, наоборот, на основе анализа этой их теории вскрывал научную несостоятельность всей политэкономии вообще, абсолютно верно резюмируя, что «… труд не имеет и не может иметь никакой стоимости».

Там же Ленин умозаключил: «Гениальность Маркса состоит в том, что он сумел отсюда и провести последовательно тот вывод, которому учит всемирная история. Этот вывод есть учение о классовой борьбе».
Увы, «опять двойка». Вот слова самого Маркса: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов».
Подобным примерам несть числа.

Когда интеллект не в состоянии ухватить сущность, он цепляется за форму и вместо проникновения вглубь скользит по поверхности, принимая частное за общее, следствие за причину, средство за цель.
Такая «перемена мест» в сознании, называясь эклектицизмом, переворачивает восприятие бытия с ног на голову и соответственно приводит к превратным результатам.
Ленин ли не понял учение Маркса, поскольку был эклектиком по складу ума или он стал таковым по образу мышления потому, что не смог овладеть научным мировоззрением, значения не имеет – итог один.

При наличии учения Маркса, Ленин ратовал за теоретическое новаторство и идейную самостоятельность РСДРП под девизом «марксизм не догма».

Притом, что научный коммунизм и социал-демократия по смыслу противоположны.
Идея научного коммунизма начинается упразднением государства.
А сущность социал-демократии заканчивается идеалом бюрократии.

Постижению научного мировоззрения Ленин предпочитал достижения собственных умствований.
Его несложно понять – сие гораздо проще.
В результате он был не марксистом, а всего лишь ревизионистом оппортунизма.

Ленинизм это доктринёрская самодеятельность на основе эклектической отсебятины.

Оппортунистическая хлестаковщина под лозунгом «творческого подхода».
При отсутствии научного мировоззрения вождю большевизма ничего другого попросту и не оставалось.

Плеханов и Ленин это единство и борьба противоположностей.

Оба были оппортунистами.

Только Плеханов – правым, а Ленин - левым.

Плеханов стремился к марксизму, Ленин отталкивался от оного.

Плеханов видел свою цель в реализации учения Маркса. Ленин видел в учении Маркса средство реализации себя.

Плеханов не дорос до Маркса, что сам осознавал.

Ленин не дорос даже до Плеханова, но считал, что превзошёл обоих.

Эпигонство вовсе не означает взаимосвязь.Точно так же: революционная деятельность это всегда политическая борьба, но политическая борьба далеко не всегда революционная деятельность.

Ленинское кредо идейной самостоятельности РСДРП, прямо противореча его же собственным панегирикам марксизму, как всеобъемлющему учению – победоносному теоретическому оружию пролетариата, ни к чему, кроме фракционного раскола, не привело.

Ленинизм-большевизм это, по сути, помесь германской социал-демократии с русским народовольчеством, т.е. оппортунизм в квадрате – не просто невежество, а воинствующее.

Народовольцы звали крестьянскую Русь к топору.Ленин – рабочую Россию к винтовке.Фактически этим вся разница и исчерпывалась.Он не поднимал сознание пролетариата до марксизма, а опускал его до пугачёвщины.

Коллизия состояла не в том, что Ленин призывал народные массы на революцию, а в том, что он делал это, сам не понимая её смысла.

Суть разногласий между меньшевиками и большевиками заключалась не в том, что одни были склонны либеральничать, а другие жаждали диктаторствовать. А в том, что, выявленную в ходе бесконечных споров неясность пути социально-экономических преобразований жизни страны, меньшевики считали обстоятельством, лишающим российскую социал-демократию исторического права на власть до тех пор, пока необходимые ответы на вопросы не принесёт время, т.е. развитие пролетариата ростом капитализма. А лидер большевиков полагал, что нечего «ждать у моря погоды» и надо брать власть, а там «война план покажет», т.е. что делать подскажет сама жизнь.
Несложно заметить, что всё это явно не согласуется с постулатом о вооруженности пролетариата передовой теорией – что абсолютно естественно, поскольку ленинизм это не развитие марксизма, а ревизия оппортунизма.

Как далеко лидера большевиков завело его кредо теоретического новаторства, показывает ленинский лозунг: «Грабь награбленное!», который он искренне считал переводом с латинского языка на русский марксистского тезиса экспроприации экспроприаторов.
Истина на поверхности.
Экспроприация экспроприаторов - это о частной собственности.
«Грабь награбленное!» - о личном имуществе.
Возврат средств производства из частной собственности в общественное достояние способен содействовать устранению эксплуатации.
Отъём личного имущества никоим образом служить достижению данной цели не может и как агитационный призыв годен лишь на разжигание низменных страстей толпы, для привлечения её на свою сторону в борьбе за власть. Правое дело в подобных услугах не нуждается.
Энгельс по данному поводу высказался однозначно: «Всякий пролетарский вождь пользующийся люмпенами как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения».
Ленин своей деятельностью полностью подтвердил данные слова.
Помимо сознания и воли.

(продолжение следует)