Ответ Чембер…, нет, ответ Чехо…, нет, Ираклии Ходжашвили… :-)

Ответ Чембер…, нет, ответ Чехо…, нет, Ираклии Ходжашвили… :-)

Попробую отредактировать под принятые правила…

     Помню, в те далёкие времена, когда  я Иракли собирал всё, что попадало под руку: марки, конфетные обёртки-фантики и пр., была у меня него старая спичечная коробка с надписью на этикетке «Наш ответ Чемберлену!»

     Нет, к Антону Павловичу я он отношусь относился с огромным пиететом, особенно, после того, как он я  и школа получили грамоту за спектакль, поставленный по Чеховскому рассказу «Предложение», где я Иракли играл жениха, но больно фраза хороша!   Да и разговор касается, в какой-то степени, Чехова, потому что именно Чехов, если судить по где-то вычитанному мной Иракли, заявил еще в те времена, когда зарабатывал на жизнь юмористическими рассказами, что может написать за несколько минут рассказ на любую тему, хоть про вот эту пепельницу! И  Иракли так мне   эта «пепельница» запомнилась, что я   подумалось: «А не принять ли нам вызов нашего, понимаете, любимого классика!».

     Вот тогда и вспомнился лозунг из далёких лет, тем более, что есть как раз подходящая по сюжету история моего его друга, который уже (царство ему небесное!), не обидится, что я он ее вам расскажет.

      А теперь, когда я даны соответствующие пояснения, можно уже перейти от Чемберлена и Чехова (какое парадоксальное соседство!) к теме моего  самого повествования. Итак,

            Мой   первый рассказ про пепельницу.

     Был у Иракли меня друг, который влюбился так, что вздумал жениться. И пошел, естественно, соответствующим образом экипированный, в семью своей дамы сердца. (Ну, чисто по А.П.Ч.!)

     «Дама» же была весьма и весьма юной девушкой, а семья — очень-очень строгих, старых, даже я бы сказал, можно сказать «старорежимных» нравов (впрочем, на то имелись основания).

     Итак, мой его друг, начитавшись и насмотревшись до этого разных фильмов, в изысканнейших выражениях признался в любви, попросил руки и сердца и, окончательно потеряв голову, сделал попытку поцеловать возлюбленную.

     Когда он пришел в себя, то увидел (правым глазом, потому что на всей левой половине лица лежало что-то холодное), что вокруг него застыли в тревожном ожидании все члены семьи и сосед-врач, что пиджак и галстук, одолженный по такому поводу  у Ираклии у меня, залиты кровью, а испуганная девушка рыдает в изголовье, причитая (по- грузински, естественно): «Почему у меня не отсохла рука!.. Почему...»

     Из доносившихся перешептываний он понял, что сам во всём виноват: «Ведь он хотел поцеловать ее до свадьбы!»

     И все говорили, что раз он спасся, то ему предстоит долгая жизнь… Происшедшее вошло в анналы семейной хроники и передавалось сперва детям, потом внукам... Когда друг, бывало, сердился на что-то, или просто ворчал по поводу, или без, верная «Красавица», ласково называя его (естественно, по-грузински), «мой стукнутый», успокаивающе гладила шрам над левой бровью, а иногда, когда друг сильно «расходился», — и целовала в него.

     (Мне Кажется, что друг иногда просто делал вид, что «заводится»! А может, и она это понимала? Кто их, любящих, разберет!)

       Так они и прожили в согласии, пока, царство ему небесное, она не поцеловала его в этот шрам в последний раз…

************************

        О.С. А причём тут Чехов с пепельницей? Чехов, конечно, нет, но та мраморная пепельница, которой девушка когда-то стукнула моего друга по голове, и которую кто-то в сердцах выкинул в ведро, а потом кто-то вытащил оттуда и отмыл от крови, до сих пор стоит в витринке (подальше от греха!) и с нее осторожно стирают пыль во время уборки, хотя откуда взяться в этом доме пыли в трельяже?

Вместо Ираклии можно поставить любое Имя :-)