Языческое христианство древней Руси

На модерации Отложенный В современной богословской литературе обращение Руси в христианство толкуется как переход от заблуждения к истине, от языческой тьмы к
свету новой веры. Православные идеологи нередко говорят и о том, что христианство в своем византийском, первозданном виде восторжествовало
над язычеством и легло в основу мироощущения русского народа. Историческая действительность расходится с этими радужными представлениями.
Древнерусский летописец, автор «Повести временных лет», замечал, что русские люди лишь на словах называются христианами, а на деле живут,
точно «поганые». [ПВЛ. М.; Л., 1950. Ч.1. С.314.] Ревнители христианской веры Древней Руси обличали своих соотечественников в «двоеверии».
Они клеймили тех, кто, именуя себя христианами, поклонялся в то же время языческим богам. Концепция «двоеверия» из старинных полемических
сочинений проникла в дореволюционную историческую науку и прочно утвердилась в ней. Идея «двоеверия» вошла и в советскую историографию.
С ней вынуждены сейчас считаться и новейшие идеологи православия. Однако, «признавая существование язычества не только до начала
„крещения Руси“, но и после, современные богословы русской православной церкви характеризуют его как нечто принципиально отличное от
православия, никак не повлиявшее на православное вероучение и обрядность, существовавшее в качестве „суеверия“, которое якобы со
временем было окончательно вытеснено „истинной верой“» — так пишет профессор Н. С. Гордиенко. Справедливо возражая против подобных
построений, он считает, что в России «имело место длительное, многовековое сосуществование византийского христианства со славянским
язычеством: вначале в качестве параллельно функционировавших самостоятельных вероисповедных систем, а затем — вплоть до настоящего
времени — в виде двух компонентов единого христианского религиозно-церковного комплекса, именуемого русским православием. Византийское
христианство не устранило славянское язычество из сознания и повседневного обихода народов нашей страны, а ассимилировало его, включив
языческие верования и обряды в свой вероисповедно-культовый комплекс». [Гордиенко Н.С. «Крещение Руси»: факты против легенд и
мифов. Л., 1986. С. 95.]
Наряду с городскими и сельскими приходскими храмами на Руси XI-XII веков создавалось множество домовых церквей. На это исследователи
обратили внимание еще в прошлом столетии. С большой долей вероятности можно говорить о том, что моления свершались не только в домовых
церквах, но и в специальных комнатах, получивших название «крестовых». Распространенность домовых церквей вызвала необходимость
упорядочить их деятельность. «Аще церквяца будет у кого в дому, — гласит одна духовная инструкция, — достоить в ней литургисати, а детя не
крестити, но в соборной церкви». Как мы знаем, Е.Е. Голубинский в создании домовых церквей на Руси усматривал обычай, заимствованный у
греков. Знаменитый историк русской церкви тут был не прав. Для учреждения домовых церквей в Древней Руси была своя туземная почва, ибо
в древних обществах, исповедовавших языческую религию, у каждой отдельной семьи имелись «свои религиозные обряды, ей одной принадлежащие,
свои особенные гимны и молитвы… Обряды, слова, молитвы, гимны, составлявшие существенную часть домашней религии, — все это было
родовым наследием, священной собственностью семьи, и собственностью этой ни с кем нельзя было делиться, строго воспрещалось открывать
что-либо из этого посторонним». Вот почему у племен и народов, пребывающих в язычестве, жилища являлись своеобразными религиозными
центрами. «Всякий дом имел своих богов; всякий бог покровительствовал только одной семье и был богом только в одном доме». [Фюстельде
Куланж. Гражданская община древнего мира. СПб., 1906. С. 34,35.] Устройство домовых церквей на Руси XI-ХII веков — дань языческим
верованиям и представлениям, которые стойко держались в сознании древнерусского общества, сравнительно недавно принявшего крещение.
Домовые церкви превращались в своеобразные домашние святыни. Происходило слияние христианства с язычеством. Аналогичная картина
складывается в жизни гражданских городских общин Киевской Руси. Как показывает исторический опыт древних народов, гражданские общины,
подобно семьям, имели собственных богов, и потому каждая являла собой самостоятельную, а порой и замкнутую религиозную ассоциацию.
Именно этим объясняется та специфическая роль, которую усвоили кафедральные храмы, воздвигнутые в волостных центрах — средоточиях
различных древнерусских земель, или городов-государств. [См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. С. 242;
Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства в Древней Руси // Становление и развитие раннеклассовых обществ: Город и государство.
С. 227-311.] Они приобрели огромное значение, будучи оплотом благоденствия и мира, символом суверенитета волостных общин. Именно такими
являлись Софийский собор в Киеве, Софийский собор в Новгороде, Софийский собор в Полоцке, Спасский собор в Чернигове, собор св. Богородицы
в Смоленске, собор св. Богородицы во Владимире на Клязьме и т. п. Киевская София была превыше всего для киевлянина, новгородская
София — для новгородца, храм Богородицы — для владимирца.
То же самое можно сказать и относительно определенной части монастырей. В Древней Руси возникло немало мелких монастырей, основанных
князьями, боярами, купцами и прочими состоятельными людьми. Это были так называемые ктиторские монастыри, находившиеся на полном
довольствии своего основателя-хозяина — ктитора. Они, подобно домовым церквам, являлись семейными и родовыми святынями, поэтому
устройство их нельзя правильно понять, не учитывая языческих представлений, связанных с домашней религией. Дыхание язычества коснулось
не только ктиторских монастырей, но и крупных обителей. Так, по свидетельству митрополита Иоанна II (1080-1089), в монастырях то и дело
«пиры творять, созывать мужа вкупе и жены». Владыка замечает, что устроители тех пиров соревнуются друг с другом, кто лучше «створить пир».
Перед нами, бесспорно, языческие пиры, имеющие престижный характер. Монахи предавались пирам и вне монастырских стен. В 1195 году
киевский князь Давыд «позва манастыря все на обед и бысть с ними весел». Древнерусский автор Даниил Заточник едва ли сгущал краски,
когда говорил: «Иде же брацы и пирове, ту черньцы и черницы и беззаконие… святительский имея на себе сан, а обычаем похабен».
Языческими пирами сопровождалось освящение церкви. В 966 году Владимир Святославич построил в Василиве церковь Преображения.
В честь этого события князь, бояре, посадники, старейшины и множество всякого люда пировали восемь дней подряд. Под 1115 годом
летописец сообщает, что «русские князья, Владимир, зовомый Мономахом, сын Всеволодов, и Давыд Святославич и Олег, брат его, решили
перенести мощи Бориса и Глеба, ибо построили им церковь каменную, в похвалу и в честь и для погребения тел их». На торжество собрались
митрополит, епископы, бояре и большое количество народа. После освящения храма «все обедали у Олега и пили, и было угощение великое».
В 1184 году освящение церкви св. Василия в Киеве отмечалось пиром, на котором веселились митрополит Никифор, епископы, игумены и
миряне. Крещение людей так же выливалось в языческие пиршества. «Повесть о водворении христианства в Муроме» рассказывает, что
обращение муромцев в христианство сопровождалось грандиозным пиром, на который сошлись все от мала до велика, то есть от знатных
до простых. Три дня в городе продолжалось застолье.
Обращает на себя внимание распространенный в Древней Руси обычай разорения в межволостных войнах храмов и монастырей противника.
Весной 1169 года святой Андрей Боголюбский отправил большую союзную рать на Киев. Днепровская столица была повержена. Победители два
дня грабили и разоряли город, в том числе Софийский собор, Десятинную церковь, другие храмы и монастыри. Смольняне, суздальцы и
черниговцы, принимавшие участие в походе, «церкви обнажиша иконами и книгами, и ризами и колоколы». Страшно было видеть, как пылали,
охваченные огнем, церкви. «Матерь градов русских» Киев пережил еще один погром. В начале января 1203 года князь Рюрик вместе с другими
князьями и половцами взял Киев. «И створися велико зло в Русстеи земли, якого же зла не было от крещенья над Кыевом… митрополью
святую Софью разграбиша и Десятиньную святую Богородицу разграбиша, и монастыри все, и иконы одраша, а иные поимаша, и кресты
честныя, и сосуды священыя, и книги, и порты блаженых первых князей, еже бяху повешали в церквах святых на память собе». [ПСРЛ. Т.1. Стб.418.]
Грабежи сопровождались избиением попов, монахов и монашек. С христианской точки зрения подобное обращение с религиозными святынями —
вещь, безусловно, вопиющая и безмерно греховная. А по убеждению язычников, разрушить святилище врага — значит лишить его покрова
Божьего и тем самым победить. Язычники верили, что если они «воевали между собою, то не только люди, но и боги принимали участие в этой
борьбе. Военная история Древней Руси изобилует такими примерами. Владимир Мономах, князь, по мнению современников, богобоязненный и
христолюбивый, похвалялся тем, что вместе с черниговцами и половцами захватил Минск, разорил его дотла, не оставив в городе ни раба, ни
скотины. Образ действий Мономаха едва ли отвечал христианским заповедям, но вполне соответствовал языческим нравам, которые были
настолько живучи, что их рецидивы проявлялись столетия спустя. В 1468 году рать великого князя московского Ивана Васильевича «пустошила»
черемисскую землю, посекая людей, коней и «всякую животину». Уничтожение полей и посевов противника — заурядные явления в Киевской
Руси. В летописях часто говорится о сожжении враждующими князьями хлебных полей, сел противника, всего того, что называлось тогда «жизнью».