Гибридный суд

Выборы гибридными не назовешь. Не хватает у них сходства с нормальными выборами для гордого звания – "гибридные". Слишком ничего не значащим должно быть то место, куда можно выбирать нормально. Какой-нибудь сельсовет, где все кандидаты из едра...

А вот суд у нас куда гибридней. Суд же разбирает десятки тысяч дел. Или сотни. Тут есть некая свобода. Конечно, есть ведомственные инструкции: дела против государства выигрывать не давать, в частности – не оправдывать, диссидентов сажать, сильным против слабых подсуживать, ну и так далее... Но после всего этого остается еще некое пространство, где судья может судить по своему разумению. Правда, что у него за разумение? Мудрый он (она, оно, они) человек или не очень? Добрый или как все? Честный? Смелый? Что у нас за люди – судьи? Какие люди становятся судьями? От нас требуют их уважать, "ваша честь" говорить. А есть она там, у них – их честь? Или всю отдали?.. Вопросы, вопросы... И тем не менее, какая-то свобода у судей сохраняется...

Вот сегодня апелляция по делу Стомахина. По перевода его из очень жестокой тюрьмы в беспредельно жестокую. Стомахин – фигура значимая. Для власти – просто кость, которой она подавилась. Другого такого обличителя у нее не было. Стомахин первый заорал во всю глотку "Подлецы!!! Убийцы!!!". И естественно – получил.

Есть у Бабеля такой рассказ – "История моей голубятни". Это о том, как вооружившиеся хоругвями и портретами святого царя-мученика (мучеником тогда еще не ставшего) одесские патриоты шли крестным ходом. Громить евреев. Как патриот-инвалид по фамилии Макаренко вытащил из мешка у девятилетнего лирического героя заветную мечту – голубя и о голову мальчика голубя убил. "Я лежал на земле, и внутренности раздавленной птицы стекали с моего виска. Они текли вдоль щек, извиваясь, брызгая и ослепляя меня. Голубиная нежная кишка ползла по моему лбу, и я закрывал последний незалепленный глаз, чтобы не видеть мира, расстилавшегося передо мной". И вот, на пути этого крестного хода встает восьмидесятилетний, почти сумасшедший дед лирического героя и начинает патриотов материть. И крестный ход его убивает.  Но не просто убивает. "Их было два судака всунуты в деда: один в прореху штанов, другой в рот, и хоть дед был мертв, но один судак жил еще и содрогался".

Вот так же погромщики от власти расправились с матерящим их Борисом Стомахиным. Пять лет. Потом еще семь. В сумме двенадцать. Под сочувственные вздохи правозащитников: "Нехорошо материться".

Прошли, наверное, десятки судов. Большая часть – попытки защиты элементарных прав, вроде права на получение психологической помощи, или обжалование "взысканий" (Стомахин и в тюрьме не прогибается), или защита против перевода в беспредельную тюрьму... И что интересно – в части этих судов суд убийц Стомахина не поддержал: только с пятого раза утвердил перевод в "крытку", психолога разрешил... То есть создается как бы иллюзия правосудия, не сплошной беспредел...

Как сегодня поведет себя областной суд на апелляции? Догадаться нетрудно. А вдруг? А вдруг? Он же у нас все же гибридный? Вот и психолога пустили...

Этой гибридностью власть решает многие задачи. В частности, потому что правозащитники пытаются пользоваться гибридностью как могут. Чтобы хоть как-то облегчить участь своих подопечных. И это, конечно, и понятно, и правильно вроде бы... Но при этом происходит то же, что происходит с любыми разводками власти: создается иллюзия существования правосудия.

И ценой улучшения одной жизни становится ухудшение жизни общества в целом.

Вот часто ругают Хаматову: она спасает десятки или даже сотни детских жизней, но при этом укрепляет режим, который губит десятки тысяч других (а может и миллионы – если посмотреть не только на военные операции режима, но и на состояние образования). И, в общем, правильно ругают: даже если Чулпан решила действовать именно так, необходимо было бы об этом громко объявить. Иначе – обман. Но, с другой-то стороны, именно этот обман здесь и является ценой спасения.

В точно таком же положении находятся все, кто пытается в условиях этого режима делать хоть что-то. Плата за любое дело – лояльность. То есть укрепление режима.

Режим гибриден по своей природе: по форме – демократия, по сути – даже не диктатура, а абсолютизм, все демократические институты на лицо, но все – в форме бирюлек.

Суть режима проста – высасывание из страны соков небольшой группой бенефициаров. Необходимое условие для этого (или следствие из этого) – растление народа, нравственное и культурное разложение. Это не их блажь – это необходимость. Иначе у них ничего не получится. Точно такая же необходимость – периодические кровопускания. Обыватель должен жить в страхе – так с ним легче управляться. Все теракты работают на это. Как и весь государственный терроризм – от московский взрывов до бомбежек Сирии.

Разоблачать эту сущность режима необходимо. Как и бутафорство и беспомощность "гражданских институтов". Но разоблачать их – значит лишить себя права на профессиональную дейтельность. Да и вообще – на любую социальную продуктивность. Во всяком случае – почти на любую: нигде ничего разоблачитель и враг власти добиться не сможет. Так устроена гибридная демократия.

Ну, и что делать? Что выбирать из этой дьявольской дилеммы? Безумную атаку на режим с кучей неприятностей, из которых социальная беспомощность – самая безобидная? Или совершение ангельских дел ценой укрепления дьявольского режима?

Как и всегда в таких случаях, диллема эта ложная. Ложная и в отношении беспомощности. Ложная и в отношении обязательности для ангела службы дьяволу.

Вот тот же Борис Стомахин. Один в поле воин. Это он начинал один. А за годы в тюрьме его голос усилился еще не до громового, но уже до гораздо более громкого по сравнению с тем, как он звучал вначале. Тысячи людей сегодня понимают стомахинскую проповедь. Недавно таких были единицы. А если, не дай бог, власть решит Стомахина просто убить, руки-то у нее давно чешутся, вот тогда голос его в самом деле станет громом. Так что не такая уж беспомощность. Особенно с учетом того, что режим хоть и коварен, но глуп: не понимает, что, гноя Стомахина в тюрьме, он работает для него микрофоном.     

Что же касается обязательности службы дьяволу, то это только сам дьявол хочет, чтобы мы думали – другого выхода нет. Реально, он, конечно, есть.

И это очень простой выход – объединяться и отсоединяться от государства. Конечно, каждый из нас бессилен в одиночку. Но, когда мы вместе, когда мы сознательно делаем одно, общее дело, наша сила увеличивается даже не просто пропорционально нашей численности – она увеличивается экспоненциально.

Объединение – залог всего. Без него ничего быть не может.

Как объединиться? Это вопрос очень трудный. Но как нам НАЧАТЬ объединяться – очень простой вопрос.

Нужно просто захотеть.