Почему Россия хранит деньги в Америке? Потому что не хочет разориться

В марте 2017 года российские власти инвестировали в гособлигации США 13,5 млрд долларов и довели общую сумму вложений в этот актив примерно до 100 млрд. Четверть российских зарубежных вложений тем самым хранится в бумагах страны, с которой мы находимся в состоянии затяжного внешнеполитического конфликта. Конспирологи рассуждают о том, что финансируя «геополитического противника», мы тем самым мешаем развиваться собственной экономике: дескать, деньги лучше было бы оставить дома.

Экономист Андрей Мовчан рассказал «Новой» о том, почему российские финансовые власти предпочитают гособлигации США, могут ли американцы использовать их как инструмент политического давления, и на каких принципах построено управление золотовалютными резервами (ЗВР) России. По словам Мовчана, тут действует простая прагматика: в США вкладывают те, кто не хотят разориться.

— Многих удивляет, что Россия продолжает вкладываться в гособлигации США, несмотря на политическую напряженность. Почему так происходит?

— Экономика — вещь циничная.

«Не циничных игроков на финансовом рынке не бывает — они быстро разоряются. Вне зависимости оттого, как мы относимся к санкциям и Трампу, мы знаем, что 45% мировых расчетов идет в долларах, а американская экономика сегодня самая мощная в мире».

И ее рост самый быстрый — не в процентах (они часто вводят в заблуждение), а в реальных долларах на душу населения, которые экономика прибавляет каждый год. Плюс американская экономика самая стабильная: ее колебания легче всего предсказывать. Она и самая диверсифицированная с точки зрения отраслевой структуры. США обеспечены природными ресурсами, генерируют огромный объем инноваций, у них высокая добавленная стоимость, они обеспечены сбаланированными трудовыми ресурсами.

При этом США наращивают портфель внешнего долга, используя его для покрытия дефицита бюджета. В последние годы политика поддержания дефицита бюджета стала в США определяющей. Это для них — политика провокации роста: «за счет внешнего долга мы вернем вам больше, чем вы дали в виде налогов. Завтра вы произведете еще больше, мы вернем эти деньги, опять займем и так далее». Эта политика сегодня позволяет американскому обществу потреблять больше, чем оно производит, но она является и важнейшим фактором поддержания позитивной динамики в условиях предельно низкой инфляции и близкой к нулю ставки рефинансирования. Можно спорить о долгосрочных последствиях этой ситуации, но на сегодняшний день такая модель выглядит наиболее продуманной. Поэтому с точки зрения того, кому одолжить денег, США — это выбор номер один. Конечно, есть еще развивающиеся рынки с интересными темпами роста, но вспомним о том, что азиатский кризис 1998 года был всего 20 лет назад. Я бы не хотел, чтобы Россия инвестировала свои резервы в страны, которые его пережили и могут пережить снова.

— С конца 2016 года Россия непрерывно наращивала инвестиции в американский госдолг (US Treasuries) до максимума за 2,5 года ($108,7 млрд) в мае, но в июне снова сократила их почти на $6 млрд. С чем связаны эти колебания?

— ЗВР — это находящиеся в распоряжении Банка России средства (то есть средства, переданные в Банк России в обмен на рубли или просто на хранение), выраженные в валюте и золоте, которые Банк России может использовать только для поддержания платежного баланса страны и обеспечения устойчивости рубля. Фактически ЗВР используются для того, чтобы импортеры могли свободно приобретать товары, даже если приход валюты в страну ниже, чем их потребности (тогда ЦБ продает им валюту за рубли из ЗВР), и для того, чтобы в момент паники на валютном рынке начать скупать рубли за валюту, чтобы поддержать курс рубля.

Банк России инвестирует ЗВР в консервативные финансовые инструменты, выраженные в валюте, и балансирует портфель этих инструментов в соответствии с естественными принципами диверсификации и с целью снижения рисков потери их стоимости. То есть вкладывает в самые надежные и ликвидные бумаги, примерно сохраняя пропорцию между различными валютами.

Размеры инвестиций ЗВР в тот или иной актив, в частности в госдолг США, меняются по четырем причинам. Во-первых, меняется рыночная стоимость купленных бумаг, например, когда на рынках идет сокращение доходностей, стоимость бумаг растет (и наоборот). Во-вторых, меняется стоимость доллара относительно других валют (а мы только что видели ослабление доллара на 10% по отношению к евро), а когда это происходит, относительная доля бумаг в долларах падает, и чтобы сохранить пропорцию, ЦБ покупает бумаги в долларах. В-третьих, ЦБ может периодически принимать решение об изменении доли той или иной валюты в резервах. Если это происходит, то приходится покупать или продавать часть позиции, чтобы привести портфель резервов в соответствие с новыми правилами. Наконец, в-четвертых, по мере роста резервов (а они у нас растут) необходимо их вкладывать пропорционально во все инструменты, которые ЦБ считает пригодными для инвестирования.

В целом, изменение доли того или иного инструмента в портфеле резервов не должно вызывать вопросов: принципы управления ЦБ меняет редко и всегда публично озвучивает изменения, а остальное — технические реакции на изменения рыночных цен и объемов резервов.

— Почему нельзя инвестировать в более доходные индексные фонды и в иностранные акции, как это делает, например, Норвежский пенсионный фонд?

— ЗВР это не собственность ЦБ, которой он может рисковать, а всего лишь активы в распоряжении ЦБ, грубо говоря — средства во временном управлении. Поэтому ЦБ поддерживает в составе ЗВР валютные инструменты в нескольких наиболее ликвидных валютах, отдавая предпочтение государственным обязательствам, и в физическом золоте. И конечно большая доля «принадлежит» доллару как самой большой по объему эмиссии и доле в международных расчетах валюте, и казначейским облигациям США как самому ликвидному инструменту.

У Пенсионного же фонда совсем другие задачи и другая ответственность. Их деньги не обременены безусловными обязательствами: сколько они заработали, столько и выплачивают. Резервы же — это подушка безопасности, которая обеспечивает стабильность государства. Резервы косвенно принадлежат экономическим агентам внутри страны, они сформированы счетами субъектов экономики: правительства, экспортеров, населения. Что делать, если рынок, в который вы проинвестировали, упал на 15%? Как вы будете отвечать по обязательствам? Поэтому во всем мире резервы вкладываются в самые консервативные продукты. Даже китайцы, у которых золотовалютные резервы составляют $3 трлн, делают то же самое. Да и Норвежский пенсионный фонд инвестирует достаточно консервативно, с долгосрочной доходностью около 4% годовых, в то время как US Treausuries обычно приносят 2—3%.

— Нет ли риска, что при очередном ужесточении санкций США просто арестуют российские вложения?

— Теоретически такой риск есть, но арест резервов парализует внешнеэкономическую деятельность государства и невозможен в качестве изолированной меры — только в совокупности, в частности, с эмбарго на российский экспорт: если это произойдет, у импортера не получится расплатиться за первую же цистерну российской нефти, которая уйдет за границу. Для Европы это достаточно большой вопрос, поскольку российский экспорт занимает большую долю их рынка энергоносителей и ситуация не меняется и вряд ли изменится в скором времени.

С другой стороны, арест резервов — мера экстраординарная, которая в новейшей истории применялась пару раз против совсем уж каннибальских режимов. Россия пока не относится (в американском табеле о рангах) к числу самых ужасных стран, таких как Северная Корея, или просто ужасных стран, как Иран. Скорее ее воспринимают как страну беспокоящую, неправильную. Поэтому и санкции против России пока скорее декоративные, больше похожие на моральное давление и отчет перед своими избирателями.

Чтобы добиться эмбарго и ареста резервов нужно активно спонсировать международный терроризм и напрямую угрожать Америке, да еще и быть достаточно «маленьким», чтобы в случае если санкции вызовут серьезные проблемы, это не дестабилизировало бы регион или всю планету. Из-за территориального спора с другой, далекой от Америки, страной, не членом НАТО и не стратегическим партнером США, Штаты такие санкции никогда не вводили и вряд ли будут, тем более в адрес страны, чья дестабилизация угрожает мировой катастрофой.

— Популярная конспирологическая теория гласит, что мы спонсируем экономику США, покупая американский госдолг, хотя могли бы вложить эти деньги в собственную страну.

— Первый вопрос, который бы я задал: «А кто эти мы?» Резервами управляет Центральный Банк. У него есть мандат на управление, от которого он не может отступить. Так что к нему претензий быть не может. Соответственно речь идет о том, чтобы изменить мандат, а скорее — забрать у ЦБ часть или все резервы и передать их некоему органу, который будет производить эти вложения путем кредитования или покупки акций российских компаний.

И вот тут надо вспомнить, как формируются резервы. Резервы в основном растут за счет превышения сумм в валюте, вырученных за экспорт над суммами в валюте, потраченными на импорт. То есть некие экспортеры вывезли товаров на Х долларов, Х долларов пришло в страну, осело на счетах этих экспортеров в банках, некие импортеры решили купить товаров на Y долларов, купили у банков эти Y долларов (а банки купили их в свою очередь у экспортеров, чтобы не брать на себя риски открытой валютной позиции), Y долларов ушли за границу, осталось Х минус Y долларов на счетах у банков, банки держат эти доллары на своих счетах в ЦБ, ЦБ держит их, в частности, в американском госдолге. То есть резервы — это не средства ЦБ, это, грубо говоря, и не учитывая частности, средства каких-то экспортеров (ну и конечно тех, кто внутри страны просто купил себе валюту и держит в банках).

И сразу становятся понятны две причины, почему говорить об использовании резервов для вложения в своей стране бессмысленно. Во-первых, если бы такие вложения были бы нужны (то есть кому-то в России было бы нужно импортировать товары или услуги сверх того, что и так происходит — иначе зачем еще нужна валюта?), то те, кому эти вложения нужны, взяли бы средства в рублях, купили бы валюту, как и остальные импортеры, и ввезли бы импорт, даже не спрашивая ЦБ — ЗВР уменьшились бы без всякого решения об изменении правил оперирования с ними.

Если этого не происходит, значит, либо нет спроса, либо — средств, но средств не «из резервов», а нормальных, выраженных в рублях.

Отдельно можно обсудить, надо ли, скажем, давать льготные кредиты или затевать государственные экономические проекты в долг (то есть кредитовать правительство), но резервы тут ни при чем. Во-вторых, представьте себе, что будет, если экспортеры придут за своей валютой, а ЦБ вложил ее в российскую экономику, и вместо ликвидных американских облигаций она вложена, например, в строительство «Зенит-Арены», то есть ее фактически нет? ЦБ придется печатать рубли и покупать валюту на внешнем рынке — это вызовет всплеск инфляции, падение стоимости рубля и прочие прелести «Венесуэльского сценария». Вряд ли мы хотим проводить такие эксперименты.

— Что насчет покупки реальных товаров вместо ценных бумаг? Это помогло бы российской экономике?

— Я могу только повторить: если бы субъекту экономики было что-то нужно, он самостоятельно взял бы валютный кредит или купил бы доллары за свои рубли, пошел бы на рынок и купил этот товар. Это касается и правительства. В этом отношении ЦБ никак не влияет на поведение субъектов экономики и не может этого делать — у него нет такого мандата. ЦБ может только консервативно менять структуру резервов, но не перенаправлять их на покупку реального товара. Если же сами субъекты этого не делают, то, видимо, по каким-то причинам, не зависящим от ЦБ, им это не надо. И на кого тогда мы пеняем?

Есть, конечно, правительство, которое теоретически может взять «кредит на развитие экономики» у ЦБ — и есть много желающих толкнуть правительство на такое «вольное» использование средств. Тут возникает сакраментальный вопрос об эффективности государственных трат на развитие экономики. Мы видим инвестиции в «Роснано», ОАК, «Уралвагонзавод», ситуацию с ВЭБом, ВТБ, проекты типа «Сибирского Кремния», да хоть «Зенит-Арену», и так далее. Везде, где оказывается государство, как правило, возникают убытки, потому что у государственного чиновника нет мотивации развивать экономику: его мотивация отчитаться в срок и, если получится, заработать на потоке.

Если бы вложения, которые хочет сделать государство, были реально эффективными, бизнес бы сам занял эти ниши. Если же никто кроме государства не идет в тот или иной проект, — значит, проект не выгоден. Государство может помочь льготами и даже, в редких и исключительных случаях, дотациями, но точно не должно создавать бизнесы. И если в России мало кто готов инвестировать, потому что у нас очень плохие институты и плохое законодательство — заниматься бизнесом неудобно, дорого, страшно и так далее, то государственные инвестиции тем более не помогут. Вместо того чтобы тратить резервы, лучше задуматься над проблемами бизнеса.

— Рост золотовалютных резервов ЦБ, который происходит в этом году, отражает какие-то позитивные сдвиги в экономике?

— Динамика золотовалютных резервов связана с балансом потребления и получения валюты в России. Новые доллары в резервах появляются двумя основными путями: когда вы продали больше за валюту, а купили — меньше, и когда население и компании в стране уменьшают долю своих валютных сбережений и увеличивают долю рублевых.

Таким образом, рост резервов может отражать позитивные изменения в экономике (экспорт растет), увеличение доверия к рублю (инвесторы уходят из доллара и покупают рубли) или — ухудшение состояния внутреннего рынка (уменьшается импорт).

Сегодня рост резервов в большой степени обусловлен именно стагнацией экономики: падением потребительского спроса в сочетании с падением инфляции и потому — ростом доверия к рублю. Уровень жизни и потребление падают, внутренние инвестиции нулевые — мы не закупаем оборудование из-за рубежа. При более или менее стабильном уровне экспорта мы меньше импортируем. Все это вызывает уменьшение спроса на валюту. Назвать это улучшением экономики нельзя, разве что увеличением экономии.

В этом смысле стабильность государства и надежность финансового рынка мерить размером резервов можно, а экономическую успешность — нельзя. В нашем случае рост резервов — это скорее признак нездоровья экономики.

— Резервные фонды правительства, которые можно тратить на покрытие дефицита бюджета, кончатся через пару лет. После этого Минфин планирует практически полностью финансировать дефицит за счет внутреннего долга. Как вы относитесь к этой идее?

— Финансировать дефицит бюджета как-то надо; количество способов, известных человечеству, невелико, точнее их всего пять: можно печатать деньги, можно увеличивать внутренний долг, можно увеличивать внешний долг, можно увеличивать налоги, наконец — можно сокращать расходы бюджета. Последний способ мы уже используем: бюджет ужался значительно; при этом, поскольку в России от бюджета прямо или косвенно зависят более 80% населения, у страны огромные внешнеполитические амбиции, требующие громадных трат на военные расходы, а использование бюджетов очень неэффективно из-за высокого уровня коррупции, ресурс сокращения расходов крайне мал.

Увеличение налогов в России тоже не выглядит разумным: у нас и так налоговая нагрузка значительно выше, чем в среднем в Европе, более 70% населения платит больший подоходный налог, чем они платили бы, если бы жили в США, уровень налогов предприниматели называют среди основных факторов, мешающих экономическому росту.

Рост внешнего долга возможен (его уровень сегодня относительно невелик), но затруднен внешнеполитической позицией России, добровольно избравшей статус страны-изгоя; к тому же привлечение долга в валюте чревато рисками в обстоятельствах девальвации внутренней валюты. Печатание же денег всегда опасно: оно фактически является «налогом на всех», поскольку обесценивает деньги, поэтому оно сочетает все негативные свойства увеличения налогообложения с провокацией роста инфляции.

Так что увеличение внутреннего долга — самый разумный вариант, тем более что его размер сегодня невелик, ставки государственных заимствований низкие, а в экономике России благодаря стагнации есть значительный избыток денежных средств.

— Высказывается мнение, что России нужно наращивать совокупный долг, в том числе и внешний, чтобы заместить выпавшие нефтяные доходы и запустить экономический рост.

— Экономический рост, который мы наблюдали в 2009—2011 годах, носил компенсационный характер (мы возвращали объемы, потерянные в 2008 году) и в основном состоял в приросте добычи углеводородов и производства их производных. При этом после 2008 года неуглеводородного роста фактически не было. В 2013 году, когда нефть стоила очень дорого, ВВП уже не рос, а его неуглеводородная часть падала, инвестиции падали, объемы строительства падали, зато инфляция была высокой, зарплаты и тарифы монополий росли быстрее инфляции и росли объемы торговли.

Уже в 2013 году страна откровенно проедала нефтяные доходы, сокращая все остальные производительные сферы. Поэтому говорить о замещении нефтяных доходов не стоит: нельзя шиковать в долг, ничего не создавая. Создавать же мы начнем тогда, когда создадим в стране соответствующий инвестиционный климат, и поверьте, нам не потребуется брать средства в долг; они сами потекут в страну. При сегодняшних низких ставках в мире, как только кто-то в России решится развивать экономику, от инвесторов не будет отбоя; главное чтобы изменилась среда: остались в прошлом чудовищные бюрократические препоны, архаика законодательства, произвол властей, силовиков и бандитов, атрофированное или “позвоночное” правосудие, отношение к бизнесменам одновременно как к преступникам и дойным коровам. Из России за 21 век выведен триллион долларов. Как только среда позволит, эти деньги вернутся.

— Что стоит за последними данными Росстата о рекордном росте ВВП на 2,5% во втором квартале этого года? На основании этих цифр многие сделали вывод о том, что российская экономика, наконец, пошла на подъем.

— Квартальных результатов не бывает — это иллюзия. На такой короткой перспективе даже сдача нового километра Керченского моста меняет ВВП. Чтобы увидеть что-то реальное, надо смотреть скользящие средние за один-два года. Кроме того, выросло производство и цена углеводородов. Год назад средняя цена нефти на мировом рынке была на 7% ниже, чем во втором квартале 2017 года. Производство нефти выросло примерно на 1,6% (2-й квартал 2017-го ко 2-му кварталу 2016-го), производство газа в России за год выросло на 7,7%. Так что у этого роста ВВП вполне старые причины — мы как были нефтяной компанией, так и остались.

Наконец, на показатели 2017 года действует и еще один фактор. Когда в экономике возникает шок, как было в 2014—2015 годах, потребители резко откладывают покупки. Крупные потребители переносят планы по модернизации, мелкие откладывают покупки сковородок или автомобилей. Если вы раньше меняли автомобиль каждые 4 года, но из-за шока приняли решение подождать, вы все равно сделаете это — но потом. И когда волна замены автомобилей такими, как вы, наложится на волну регулярных покупок, возникнет пик отложенного спроса. Сейчас наступил именно такой момент, возник пик отложенного спроса: потребители несколько успокоились, их ожидания несколько улучшились, и они пошли покупать то, что отложили в прошлые периоды. Это, однако, не значит, что рост спроса устойчив. Пройдет волна, он продержится еще некоторое время, но потом мы вернемся к реальной кривой, а она медленно сползает вниз, вслед за падающими доходами.

Тем временем индекс промышленного производства без углеводородов в России падает на 2% уже несколько лет, реальные доходы домохозяйств по итогам года опустятся еще на 2-3%. Так что говорить о том, что мы вышли из рецессии, я бы не стал.