Михаил Делягин: Россия не смирилась с воровством

Главный итог последних десятилетий — раскол общества на ограбленных и ограбивших

Михаил Делягин

<source srcset="/p/18/180/180848/m-180848.jpg" media="(min-width: 428px) and (max-width: 671px)"/><source srcset="/p/18/180/180848/l-180848.jpg" media="(min-width: 672px)"/>

На фото: участники митинга против приватизации (Фото: Артур Лебедев/ТАСС)

Минувшим летом вице-премьер Козак призвал не абсолютизировать права собственности. Насколько можно судить, он имел в виду исключительно права граждан на личное имущество, в первую очередь на квартиры, которые были де-факто отменены московскими властями в связи со спешно объявленной до какого бы то ни было продумывания реновацией.

Однако сам по себе этот подход представляется рациональным и близким к подходу, закрепленному в Конституции такой безукоризненно рыночной и демократической (с точки зрения российских либералов) страны, как Германия. В соответствии с этим подходом священна и неприкосновенна лишь та частная собственность, которая служит интересам общества. Использовать же частную собственность в антиобщественных целях недопустимо, и в этом случае ни о каких гарантиях этой собственности со стороны общества речи уже быть не может.

Поскольку в России с начала либеральных реформ всей мощью государства реализуется строго противоположный подход, естественным представилось провести опрос об отношении людей к наиболее острой форме его реализации — к приватизации.

Несмотря на его проведение в августовское затишье, в нем за короткое время приняли участие более 2,5 тыс.чел. И хотя интернет-опросы, разумеется, не являются репрезентативными (помимо специфики аудитории, на вопрос отвечают только желающие), они свидетельствуют о настроениях наиболее активной части общества, — которая в кризисных обстоятельствах просто в силу своей активности может повести за собой все общество, захватив его своей энергией и своей повесткой дня.

Результаты опроса шокируют: оказалось, что Россия ни в малейшей степени не примирилась с приватизацией, которую власть искренне считает своим наиболее выдающимся достижением.

Поражает и шокирует, что официальную точку зрения — «никакой пересмотр итогов приватизации недопустим» — поддерживает даже не ничтожное, а исчезающе малое, микроскопическое меньшинство: менее 2,5% участников опроса!

В то же время более половины — 57,4% - придерживаются предельно радикального подхода: «все, что приватизировано, надо вернуть в общенародную собственность, как в СССР». Это большинство не испугало даже предельная размытость требования, позволяющая обратить его и на объекты малого бизнеса, и даже на единственную выгоду большинства граждан от реформ — приватизированное жилье! Судя по комментариям, уточнение формулировки еще более повысило бы популярность требования «возврата в социализм».

Вторым по популярности, хотя и с большим отставанием, оказалось требование «отменить только те приватизационные акты, которые носили антизаконный характер, то есть были уголовными преступлениями». Этот узко-юридический, «правовой» подход поддержали 22,6% участников опроса: для них экономическая эффективность и социальные последствия приватизации оказались второстепенными, однако они не сомневаются в ее криминальном характер!

Реформистский, социал-демократический подход — «надо вернуть в общенародную собственность только „командные высоты“ экономики» — оказался третьим по популярности, но с колоссальным отрывом: его поддержали лишь 8,7%. Это свидетельствует о том, что жгучая несправедливость, тотальная разрушительность и откровенная криминальность приватизации затмевают в общественном сознании вопросы экономической целесообразности.

А наиболее мягкий, наиболее щадящий правящий класс и экономику вариант — «ограничиться „компенсационным налогом“, как в Великобритании после Тэтчер(и можно платить его акциями, а не деньгами)» — получил наименьшую поддержку: пренебрежимо малые 5,7%. Вероятно, слишком сложно, — но и слишком корректно по отношению к тем, кто вот уже четверть века нагло и цинично глумится и над чувствами, и над коренными интересами нашего народа.

И, наконец, незначительность затруднившихся с ответом (2,4%) свидетельствует о колоссальной актуальности вопроса о пересмотре приватизации.

Надо сказать, что, вопреки распространенным опасениям, даже самая жесткая национализация сама по себе (как показал пересмотр итогов приватизации в отношении «Башнефти») отнюдь не обязательно ведет к дестабилизации производства и, напротив, может даже повысить его эффективность.

Либеральная пропагандистская истерия о заведомой эффективности частного бизнеса оказалась обычной гайдаро-чубайсовской ложью: среди наиболее эффективных корпораций сегодняшней России огромная часть — государственные.

Специально проведенное в 1997 году самими либералами исследование показало фактическое отсутствие разницы в эффективности тогдашних государственных и частных компаний России, — при том, что в то время были приватизированы наиболее лакомые куски, а оставшиеся у государства лежали в руинах.

Опрос еще раз подтверждает: великая ложь приватизации, как и других либеральных реформ, — тяжелейшего преступления против России — должна быть разоблачена и исправлена.

Приватизация 1990-х была не просто грабительской, но кровавой. На наших кладбищах вопиют к небу целые кварталы могил погибшей тогда молодежи. Криминальный беспредел был во многом связан с массовым захватом общенародной собственности, устроенным для прикрытия передачи ее лучшей части в руки «нужных» людей.

Сейчас уже практически всем известны «признательные показания» инициаторов приватизации о том, что главной целью введения ваучеров была передача предприятий России в руки их директоров, — и создание тем самым богатого и влиятельного класса, всецело поддерживающего реформаторов, что бы те ни творили. Это признание подтверждает, в частности, что вся официальная риторика либеральных реформаторов о приватизации, направленной на благо народа, была и остается наглой и циничной ложью.

Лишь через 20 лет после начала либеральных реформ, в феврале 2012 года, президент Путин признал несправедливость приватизации и, пусть и в общей форме, указал на необходимость урегулирования ее последствий, — и его слова остались без внимания.

Приватизация была нужна либералам, чтобы обогатиться самим и выкормить свою опору — класс спекулянтов, ставший «офшорной аристократией». На это пошли не «ничьи», как нам лгут уже 30 лет национального предательства, а наши деньги: в Советском Союзе прибыль эффективных госпредприятий шла на финансирование «общественных фондов потребления» — бесплатного образования, бесплатного здравоохранения, бесплатного жилья, почти бесплатного отдыха, — о принципиальной невозможности которых без зазрения совести твердят бесстыжие либеральные пропагандисты.

Да, если рассовать прибыль лучших предприятий по карманам олигархов, народу не останется ничего. Но крупная общенародная собственность позволяет создавать общественные, а не только частные блага. Недаром падение уровня жизни, начавшееся в 1990—1991 годах, стало необратимым именно в ходе приватизации, — и выезжающие в «замкадье» знают: большинство россиян даже сегодня живут хуже, чем при «проклятых коммуняках».

Помимо массового бессовестного обмана, до сих пор остающегося безнаказанным, помимо ограбления народа и гибели многих предприятий (новые владельцы которых часто просто не справились с управлением в условиях кризиса), приватизация надежно и надолго подорвала мотивы к инвестированию в Россию и ее модернизации.

В самом деле: дешевая раздача предприятий привела к тому, что новому собственнику не нужно было их развивать, чтобы вернуть свои деньги. Достаточно было просто высосать из приватизированного завода все соки, а потом бросить его, как труп. Когда цена приватизации ниже остаточной стоимости, это вполне рационально, особенно в условиях нестабильности!

При этом приватизатор, «высасывая» завод и перекладывая в карман плоды титанического, а порой и каторжного труда советского народа, делает невозможным создание новых производств «с нуля»: ведь инвестор должен, чтобы окупить инвестиции, закладывать соответствующие средства в цену продукции — и проигрывать конкуренцию приватизатору, который может и не восстанавливать нещадно эксплуатируемое им предприятие!

Приватизация, как точно ощутило более пятой части участников опроса, шла отнюдь не «по закону», — и «правовой нигилизм», на который любят сетовать либеральные реформаторы, вызван их собственными действиями.

Ее главный итог — раскол общества на ограбленных и ограбивших.

Эта пропасть разрывает живую ткань нашей страны. Единство России должно быть восстановлено, ибо разорванным телом нельзя сделать ни одного шага: такова жизненная потребность нашего народа.

Проведенный опрос показывает: принципиальный отказ государства даже не от рассмотрения, но и от простого признания этой проблемы не смягчает, но, напротив, обостряет ее и может сделать неизбежным более болезненные, но зато и более понятные и гарантированные методы ее разрешения.